Без маски

Юн Свенсон лег на траву, закинув руки за голову. Но прежде он подложил под поясницу острый камень. Если он крепко уснет и захочет повернуться, боль в спине заставит его вскочить. Но если он будет лежать неподвижно, то сможет хоть немного забыться сном, который ему сейчас так необходим.

Юна Свенсона обвиняли в убийстве брата его друга Сигурда. Это убийство из-за угла было совершено так, что все улики были против Юна Свенсона. Никто не подозревал его друга; даже красавица Гунхильд, дочь Бунди, к которой они оба сватались. Чем больше Юн думал об этом деле, тем яснее ему становилось, что убийцей мог быть только Сигурд. Но доказать свою невиновность Юн не мог. Так Юн Свенсон сделался беглецом. Его врагом и судьей стал могущественный Огмюнд Ролвсон.

Юн крепко уснул, впервые за много дней. Камень выскользнул из-под его спины. Между тем невдалеке от кургана вдоль ручья двигались пятеро мужчин, таща за собой упиравшегося пса, яростно грызшего цепь. Люди шли всё быстрее и быстрее, пока наконец не увидели совсем свежие следы. И тогда они поняли, что Юн Свенсон должен быть где-то совсем близко. Они насторожились, держа наготове оружие. А на кургане спал человек, не зная о том, что преследователи с секирами и мечами находятся от него всего лишь на расстоянии полета стрелы.

Но вдруг тонко запела тетива, и пес, убитый наповал, рухнул на землю. Это был меткий выстрел! Люди поспешно укрылись под защиту нескольких искривленных сосен. Не успели они укрыться, как снова услышали звон натягиваемой тетивы. На этот раз стреляли из трех луков. Три стрелы одна за другой вонзились в ствол сосны. И прежде чем люди опомнились, еще три стрелы впились в дерево прямо над их головами. Это было последнее предупреждение о том, что следующие выстрелы настигнут их самих.

Не говоря ни слова, пятеро мужчин повернули обратно и бросились бежать вдоль ручья. С них было довольно этих смертоносных приветствий. Они передадут их Огмюнду Ролвсону, на которого это подействует хуже самой язвительной насмешки. Пусть-ка он сам ответит на них.

Вдруг Юн проснулся, рывком сел и сразу же схватился за оружие. Над ним стояли трое незнакомцев и холодно глядели на него.

— Вставай, Юн Свенсон, — произнес тихий голос, и Юн сразу же вскочил на ноги.

— Кто ты? — спросил беглец. — Мне кажется, я слышал уже когда-то твой голос.

Он увидел перед собою старого бородатого человека с гордой осанкой. Двое стоявших рядом со стариком по виду казались одних с Юном лет. Это были низкорослые, но широкоплечие юноши. По повадкам своим они походили на обитателей гор: были молчаливы, насторожены, странно неподвижны, даже ленивы на первый взгляд. Но чувствовалось, что каждый мускул у этих юношей напряжен.

— Я вижу, ты помнишь меня, — усмехнулся старик. — Нет, нет, тебе незачем оглядываться по сторонам. Сигурд и его люди со всех ног улепетывают в долину… У нас теперь с тобой одна судьба, — с горечью в голосе произнес старик. — Да, я Гюдред-кузнец, когда-то я был одним из самых уважаемых бондов в округе, но теперь вот уже много лет живу в горах изгнанником. И виною тому был твой отец!

Руки Юна еще крепче сжали топорище, и он поднял свое оружие, словно защищаясь.

Старик снова рассмеялся.

— Остановись, — сказал он. — Это я просто так помянул старое. Мы с тобой оба унижены. Мы оба претерпели несправедливость, но тебя ожидают еще большие унижения. Мы долгие годы живем здесь, в горах, и вам всем в долине это было известно. Мои враги поделили между собой мою усадьбу и землю. Теперь никто не собирается нам мстить, так как все знают, что мы невиновны. Так же, как и ты! Да, я знаю о тебе всё. Я не пощадил бы тебя, если бы не думал, что ты можешь мне помочь. Они ненавидят тебя еще сильнее, чем меня. Твоя голова принесет мне примирение с ними. Идем!

Старик, не оглядываясь, быстро пошел впереди Юна по горной тропе. Далеко позади поспевали оба его сына. Наконец они достигли убогой усадьбы. Несколько овец и коз паслись на склоне горы. Юн сразу смекнул, в чем тут дело, и потому нисколько не удивился, когда увидел во дворе свою корову. Прошлой осенью она бесследно исчезла.

— Добрая корова, — сказал Юн, поглаживая животное по спине и ощупывая его бока. И тут заговорил младший сын. Сухим, но вовсе не враждебным тоном он произнес:

— Ты не там ищешь, родич. Вот, смотри, это здесь.

Он взял руку Юна и провел ею по левой лопатке животного. Юн сразу же нашел там знакомую отметину. Корова встряхнула головой и стала чесать рогами бок. Гюдред захохотал во всё горло, но в глазах его затаилась горечь. Оба сына стояли по-прежнему невозмутимые, но Юн видел, что они прячут в уголках глаз веселую насмешку.

— Да, это твоя корова, — гневно сказал Гюдред. — Но она вскормлена на моих пастбищах, которые вы поделили между собою. Ну и довольно об этом.

В ту же минуту отворилась дверь и на пороге появилась худая, изможденная женщина.

— Чей это голос я слышу? — взволнованно спросила она, прикрывая ладонью глаза от солнца.

— Это Юн Свенсон, — громко сказал Гюдред.

— Так ты всё же помирился со своими родичами! — вырвалось у нее. Она прижала руки к лицу и закрыла глаза.

Гюдред ответил, делая предостерегающий знак Юну:

— Да, выходит так. Но приглашай его в дом. Пусть посмотрит, как мы живем.

Юн наклонился под притолокой и вошел в длинную горницу с низким потолком и хорошо утоптанным земляным полом. Здесь находилась молодая девушка.

На следующий день Гюдред повел Юна с собою в кузницу, которая стояла на берегу быстрого горного ручья. Повсюду были разбросаны угли и остатки золы.

От ручья была прорыта канава, и вода стекала в большой чан. Она была холодна как лед. Гюдред сильно раскалил почти готовый меч и быстро опустил его в чан с водой. Юн Свенсон с интересом наблюдал за старым кузнецом и с радостью увидел, как темнеет железо, приобретая синеватый блеск. Железо затвердевало у него на глазах. Старый Гюдред обернулся к Юну и принялся объяснять секрет своего мастерства.

Время шло. На охоте сыновья сдерживали свою прыть из-за отца, но если юноши и Юн Свенсон отправлялись одни, то угнаться за ними было нелегко. В сравнении с ними самый быстроногий парень в долине показался бы слабосильным подростком. Сыновья Гюдреда возвращались домой быстрым шагом, с огромной ношей на плечах и казались всегда бодрыми и неутомимыми. Оба они были прирожденными хёвдингами. И теперь Юн понял, ради кого старик так жаждет возвратиться в долину и вернуть себе былой почет.

С Хильдой Юн разговаривал мало. Когда он, сидя над шахматной доской, внезапно оборачивался к ней, она сразу же опускала глаза, губы ее раздвигались в улыбку. У Хильды была привычка глядеть на Юна в упор, и это смущало его. Она была очень красива, но сама не сознавала этого, так как других женщин здесь не было, и ей не с кем было себя сравнивать. Иногда случалось, что он помогал ей работать в хлеву.

Но чаще всего Юн беседовал с ее полуслепой матерью. Хильда всегда сидела тут же и что-нибудь делала. Иногда она обращалась к матери с несколькими словами. Так Юн и Хильда всё больше привыкали друг к другу.

Однажды вечером, когда все собрались во дворе, старик коротко сказал:

— Завтра мы отправимся в долину. Мы предложили им пеню за примирение, и этой пеней будешь ты. — Он ткнул пальцем в грудь Юна Свенсона. В голосе старика слышалась обычная насмешка. Сыновья усмехнулись вслед за ним. Но вдруг между братьями и отцом встала Хильда.

— Нет, нет! — крикнула она, задыхаясь. — Ты не сделаешь этого, отец! Никогда еще так недостойно не нарушались обычаи гостеприимства! Вы этого не сделаете! — Глаза ее сверкали, она подняла кверху крепко сжатый кулак, пальцы ее побелели от напряжения. — Я возненавижу вас всех, — шепнула она. — И я тоже умею кусаться!

Она убежала. Все оторопело глядели ей вслед. Старый Гюдред вопросительно посмотрел на Юна.

— Это для меня новость, — сказал он. — А я и не знал, что вы так часто беседовали между собою.

— Мы никогда не беседовали, — ответил Юн, — но… но…