Волшебная сказка Томми

В «мерсеровской» ванне легко помещаются трое. Я знаю, я пробовал. Там можно запросто лечь вдвоем, вытянувшись в полный рост, и при этом вы даже не будете касаться друг друга! Это действительно нечто волшебное. Символический дерзкий вызов лобби маньяков от гигиены, которых здесь подавляющее большинство.

Я подремал в самолете, так что спать не хотелось совсем. Хотелось подвигов и приключений, тем более что вечер еще только-только начинался. Я принял душ (когда ты в Риме, делай как римлянин) и вспомнил еще одну причину, почему наши американские друзья выбрали душ в качестве основного способа очистки тела водой. Все дело в напоре. Меня чуть не сбило с ног мощной струей. Да уж, в плане водопроводного дела Новый Свет явно выигрывает у Старого. Пришлось подождать, пока не восстановится нормальное сердцебиение и красная кожа не приобретет свой обычный цвет. После этого я оделся и, освежившийся и взбодрившийся, вышел на поиски приключений.

Я не собирался пускаться в загул на всю ночь. Завтра нам предстоял ранний подъем. Имя актрисы, которую мы будем снимать — первую из длинного списка молодых перспективных киношных красоток, восходящих звезд киноэкрана и потенциальных секс-символов (при наличии грамотного продюсера), — лично мне не говорило вообще ничего, но имя, видимо, было раскрученным, потому что мы перенесли начало съемок натри часа раньше назначенного по той причине, что наша модель возжелала пообедать с мамой. Приводи маму в студию, сказал бы я, но будучи скромным и незаметным помощником мэтра, человеком, невидимым в студии ни для кого, кроме наиболее эксцентричных знаменитостей с тягой «в народ», я не имел права голоса в столь деликатных вопросах. Так что сегодня мне не разгуляться при всем желании. Надо пораньше лечь спать, чтобы не умереть завтра на съемках. В общем, программа на вечер такая: выпить пару стаканчиков, присмотреться, разведать местность на предмет, что тут есть интересного на будущее — под интересным я понимаю не только клубы и бары, но и людей. Для меня это была своего рода миссия: мощно повеселиться и получить максимальное удовольствие от этой поездки.

Может быть, из-за недавней депрессии при полном душевном раздрае или из-за стремительно надвигающегося тридцатника — я не знаю, и мне, в сущности, все равно, — у меня было стойкое ощущение, что эти две недели в Америке станут в каком-то смысле последним искрящимся карнавалом, нью-йоркским прощанием с собой двадцатилетним и возвещением нового этапа в жизни, который наступит, когда я вернусь в Лондон: новый дом (будем надеяться), новый тип отношений с Чарли и Финном, новая непринужденность в общении с Индией, новое десятилетие, когда мысль о ребенке, может быть, будет уже не такой безысходной. Даже не знаю, с чего меня вдруг пробило на такой оптимизм. Может быть, потому что я был в Америке, где, как мне точно известно, нескольким одиноким мужчинам и гейским парам удалось усыновить ребенка и никто не считал их извращенцами, дегенератами и больными на голову фантазерами. И еще мне не надо было задумываться об этом прямо сейчас (и в ближайшие две недели), а когда можно не думать о чем-то таком, что тебя угнетает, это всегда радует.

Прогулка по улицам Нью-Йорка всегда напоминает прогулку по киностудии. Это странное ощущение возникает у меня каждый раз, когда я сюда приезжаю. Может быть, это все из-за того, что основное впечатление о Нью-Йорке мы, европейцы, составляем по фильмам, но, по моим ощущениям, здесь все какое-то сюрреалистичное. Словно ты попадаешь в другую реальность. Те, кто живет в этом городе постоянно, может быть, и привыкают к канализационным люкам, извергающим клубы белого пара, вездесущему реву сирен, торговцам солеными крендельками, желтым такси (для того, чтобы сесть в такси, иной раз приходится чуть ли не драться с другими желающими уехать с того же угла), ко всей атмосфере. Но для наивно-восторженных приезжих типа меня это город из ожившего фильма, город-фантазия — именно такой, каким он нам всегда и представлялся. Волшебная сказка Нью-Йорка... Мы приезжаем сюда и действительно попадаем в сказку. Я давно понял, что лучший способ смотреть на город — это смотреть вверх. Всегда — только вверх. Там столько сокровищ, которые легко не заметить. Там наверху — необъятные миры, архитектурные завороты, потускневшие древние рекламные щиты, фрагменты жизней в распахнутых окнах — жители вертикального города, втиснутого на крошечный островок, волей-неволей смирились с тем, что кто-то будет за ними подглядывать время от времени. В Нью-Йорке люди привыкли к тому, что за ними наблюдают. Для них это естественно и нормально. Так что в следующий раз, когда будете здесь, смотрите вверх. Вы откроете для себя много нового.

Всю дорогу в такси до Ист-Виллидж я смотрел вверх. Я ехал в один замечательный бар, куда часто захаживал раньше, в каждую из предыдущих поездок. Может быть, бармен даже меня запомнил. Может быть, он мне расскажет, что у них нового и интересного. Это тоже особенность Нью-Йорка: люди с тобой разговаривают. Еще не было случая, чтобы я вышел вечером в город и не познакомился с кем-нибудь. Америка — страна иммигрантов, а Нью-Йорк — город, куда люди едут за тем, чтобы осуществить свою мечту (иногда их мечта — это просто попасть сюда), и поэтому здешние обитатели придают очень большое значение общению с другими людьми, может быть, просто из любопытства — чтобы узнать, кто ты, откуда, какая у тебя мечта, — или, может быть, для того, чтобы предложить тебе поучаствовать в осуществлении их мечты.

Бар, куда я приехал, очень маленький и уютный. Когда он набивается под завязку, там помещается человек сорок. Но сейчас было еще слишком рано, и в зале сидели не больше дюжины посетителей. Все — типичные ист-виллиджцы. Все пьют пиво и курят. Мне очень нравится Ист-Виллидж. Есть места, которые однозначно твои, а есть которые не твои. Так вот Ист-Виллидж — это мое. Мне здесь гораздо комфортнее, чем, скажем, в Вест-Сайде. Здесь все менее приглаженно, но более раскованно и стильно. Мне импонирует здешний стиль: вызывающе сексапильный в манере «дрянных» мальчишек и девчонок. Народ из Ист-Виллиджа не заморачивается на модных лейблах и не изнуряет себя формированием идеальной фигуры. Тем не менее люди здесь в основном худощавые (как и я сам), так что я вполне схожу за своего. Разумеется, пока не открою рот. Акцент выдает меня сразу. Но это и хорошо. На меня обращают внимание, люди подходят знакомиться. И часто эти знакомства выливаются в нечто весьма интересное. Помню, однажды меня сняла совершенно шикарная девочка, вся такая изящная и утонченная, традиционно вест-сайдского типа, явно косившая под Дорис Дей, но в варианте двадцать первого века (это было неотразимо, поверьте мне на слово), так вот я обратился к бармену, и эта шикарная девочка, которая смотрелась явно не к месту в том сомнительном баре у заляпанной стойки, обернулась ко мне и сказала: «Ой, ты англичанин! Какая прелесть! Да еще и симпатичный! Обожаю симпатичных британских мальчиков! Давай, может быть, отойдем в туалет и потискаемся, симпатичный британский мальчик?» «Потискаться» — это любимое словечко у американцев. Я сказал «да», и мы очень даже неплохо провели время в женском сортире. Ее звали Дороти. Я сказал ей, что влюблен в нее с самого детства, но она не поняла прикола. Хотя ее можно понять. Если принять во внимание, что я в это время пытался заправить ей сзади.

Бармен меня вспомнил. Это очень приятно, когда ты заходишь в бар в трех тысячах миль от дома, и бармен тебя знает. В прошлый приезд я покупал у него колеса, а в позапрошлый — или в позапозапрошлый — мы с ним, кажется, затеяли небольшой frottage, уже под закрытие, когда в заведении почти никого не осталось. Хотя я не уверен. Как говорится, всего не упомнишь.

— Привет! — сказал он. — Чего нового?

Я всегда теряюсь, когда мне задают этот вопрос в плане приветствия. Самый простой ответ: «Ничего», — звучит все-таки грубовато. Люди могут напрячься, и никакого общения не получится. Разговор завершится, не успев толком начаться.