Тайна Бутлегера, или Операция «Ноктюрн»

Гаккет посмотрел на него с сомнением:

– Картошку любишь, Танкреди? [3]

В час ночи конференц-зал фирмы «Шаффер amp; Сыновья» выглядел еще более убого, чем днем. Танкреди был на пределе нервного напряжения. Он охотно отомстил бы Уэйну, откровенно насмехавшемуся над ним, если б только знал, как это сделать.

– Картошку, чтобы удовлетворить любопытство вашего друга Гаккета, я очень даже люблю. Но не вынутую из кипятка и не обжигающую руки.

– Повар не приготовил другого блюда, Танкреди. Повторяю вам, что мое правительство решило передать Рудинского вам. Избавляйтесь от него сами, согласно вашим законам. Мы не можем вмешиваться, поскольку преступление совершено на итальянской территории.

– Но это несуществующее преступление, потому что оно не может стать достоянием общественности и потому что труп улетел!

– Вот это вы верно заметили. Хаген улетел два часа назад на нашем самолете.

Танкреди принялся ходить взад и вперед по большому залу, усыпанному окурками и обертками. Он поразмышлял немного и снова заговорил о том же:

– Вы уверены, что вам нужен открытый судебный процесс в Риме против Рудинского?

– Это была бы катастрофа, – ответил Уэйн. – Управление и я… и вы – мы все будем осмеяны!

– Тогда уберите к черту… эту горячую картошку.

Уэйн покачал головой:

– Процесс в Америке был бы еще хуже. У Гаккета мурашки бегут по коже при одной только мысли об этом.

– Выходит, теперь мурашки должны бежать у меня, так, что ли?

– Я бы сказал, именно так, – льстиво заметил Уэйн. – Конечно, процесс раскроет некоторые таинственные и кровавые деяния иностранных разведслужб в Италии, а также незаконное вмешательство итальянской службы безопасности в операции, касающиеся других стран. Нетрудно себе представить, какой шум поднимет пресса?

– Что за игру вы затеяли, Уэйн?

– Посоветуйтесь со своими руководителями. Вот увидите, они найдут какое-нибудь решение.

– Они преисполнятся жалости, думаю я, – сказал Танкреди, поразмыслив немного. – И откажутся судить беднягу… превратившегося в невинное орудие смерти… И к тому же его так жестоко пытали…

– Допрашивали, к вашему сведению.

– Пардон. Именно это я и хотел сказать – допрашивали, – с сарказмом поправился Танкреди. – И теперь, когда он оказался выпотрошенным и ненужным свидетелем, мы должны прятать его ради вас в шкаф.

– В шкафах прячут трупы. Но я ни на кого не хочу влиять. Поступайте как знаете, я вам доверяю.

Они обменялись жесткими взглядами. Танкреди вновь принялся ходить задумавшись, потом стал рассматривать свое изображение на мониторе внутренней службы слежения.

– У нас есть законы, много законов. Думаю, найду какой-нибудь, подходящий для графа Рудинского. – Он повернулся и посмотрел на Уэйна. – Вас устраивает такое решение? Не будете возражать, если мы спровадим горячую картошку кому-нибудь другому?

– Мы с графом уже не имеем никакого отношения друг у другу. Теперь он ваш. Делайте с ним что хотите, – сказал Уэйн. – В любом случае посоветуйте ему в его же интересах забыть все, что произошло в этот короткий промежуток времени между его выстрелом и моим уколом шприца.

Танкреди посмотрел на часы и решил сразу же позвонить.

Четверг, 16 ноября

В кабинете Юрека капитан Коссини чувствовал себя неловко. Он оглядывал комнату, в которой заметны были следы переезда: там и тут выдвинуты пустые ящики, на стене – светлые пятна от снятых картин, не видно ценных безделушек, украшавших прежде мебель.

Этой ночью Юрек спал всего несколько часов, и на лице его были еще весьма заметны следы усталости. В восемь утра он уже готов был отправиться в путь.

– Непредвиденный финал, но по сути удачный, – сказал поляк, решившись нарушить затянувшееся молчание. – Ты ведь так думаешь?

– Что я думаю, не имеет значения. Я должен повиноваться, и все. – Коссини посмотрел на Юрека, и в его взгляде чувствовалось искреннее волнение. – Мы тут не в дикой стране, Юрек.

– Это я заметил. Именно тебе, моему близкому другу, поручили сообщить мне приказ о выдворении меня с территории страны за… как там сказано?

– За нарушение общественного порядка.

– Ах да, я нарушаю общественный порядок, – с усмешкой произнес Юрек. – И вы еще великодушны: сорок восемь часов, чтобы пересечь границу.

– Без сопровождения. Это я постарался.

Юрек жестом поблагодарил его.

– В таком случае буду великодушен и я. Хочу сделать тебе подарок.

Коссини невольно перевел взгляд на ящики виски, стоявшие в углу, и улыбнулся:

– Не могу принять. Это выглядело бы как подкуп.

– Нет-нет, – возразил Юрек, указывая на бутылки. – За них заплатишь, друг мой, по обычной цене, как за контрабанду.

– Согласен. Хотя это ведь тоже преступление.

– И ты замечаешь это только сегодня, когда я стал… нежелательным элементом?

Коссини решил пошутить:

– Если донесу на тебя, останешься в Италии. В тюрьме, но в Италии. Лишь бы избежать такого риска, можешь не сомневаться, командование отправит мой донос в архив. Поэтому тем более стоит купить твое виски, которое так обжигает.

– Восхищен твоей логикой, но есть еще и подарок.

– Иными словами, вынуждаешь меня совершить не одно, а два преступления!

Юрек указал на ружья. Отлично начищенные, они оставались на пирамиде.

– Это тебе.

Глаза Коссини загорелись, и он подошел к великолепным ружьям.

– Я тронут, Юрек. Не знаю, как…

– Думаю, надо дать хорошее ружье хорошему стрелку.

Коссини с волнением посмотрел на него:

– Не хочешь ведь ты подарить мне их все!

– Не хочешь ведь ты, чтобы я оказался на границе с приказом о выдворении и с ружьями в багажнике!

В дверь негромко постучали, и жена Юрека сказала:

– Мы готовы.

– Хорошо, Магдалена, иду.

Юрек направился к двери, Коссини последовал за ним и негромко спросил:

– Как она отнеслась к этому?

– Разволновалась, но подчиняется законам твоей страны, – ответил поляк, остановившись. – В общем-то она не так уж и недовольна, что может переехать в Вену, поближе к родителям.

– А что ты ей рассказал?

– Ничего. Соню похитили по ошибке и вернули. Что же касается выдворения, то, я думаю, она была готова к этому, понимая, что рано или поздно именно таков будет финал моей незаконной деятельности.

Они вышли в коридор, где Станислав надевал пальто.

– Станислав, шарф, – напомнил Юрек.

– Да, папа.

Из своей комнаты вышла Магдалена, неся тяжелый чемодан. Коссини поспешил помочь ей. В свою очередь Юрек перенес в прихожую два других чемодана. Появилась и Ева с тяжелой ношей. Из кухни выбежала Соня и принялась помогать, толкая чемоданы поближе к выходу. Отец сделал укоряющий жест, потом составил все вещи у двери и обернулся к жене и детям.

Все молчали. Они в последний раз оглядывали свою квартиру, в которой прожили столько лет. У Евы стояли слезы в глазах, Магдалена медленно провела рукой по старинной мебели, Соня смотрела на отца, Станислав нервно теребил шарф.

Совсем растерявшись, Коссини не знал, куда деться. Юрек протянул ему связку ключей:

– Держи.

– Не беспокойся, я обо всем позабочусь, – ответил Коссини и обратился к Магдалене: – Синьора, как только сообщите новый адрес, я сразу же отправлю вам мебель.

– Спасибо, капитан, – с улыбкой поблагодарила Магдалена.

– Прошу вас не забывать, что я еще и ваш друг. Прежде всего друг.

Машина Юрека была нагружена до предела. В ней разместились Магдалена, трое детей, а также багаж. Юрек подошел к Коссини, оставшемуся у подъезда, и пожал ему руку.

– Напишешь? – спросил Коссини.

Юрек кивнул:

– Конечно, – а потом, улыбаясь, указал на машину. – Можно подумать, будто обычная семья переезжает на время в деревню. Теперь ведь так принято в Риме. Муж, жена, дети, банальные слова, «осторожнее на дороге…».