Спасатель (СИ)

-- Позови дядю Костю - пусть воду закроет.

Ответа не последовало. Я вошёл в душепарилку, пацанов с шапочками не было. Я стал мыться подальше от пара, вдруг на голову мне обрушился ледяной поток. Я вздрогнул, обернулся - передо мной стоял большеглазый пацан:

-- Я же говорил. Мама не пустит в трусняке. - И он загоготал.

Тут в душепарилку вошли дядя Костя и трясущийся Михайло Иваныч.

Дядя Костя в огромных резиновых рукавицах -- такие у папы в бригаде надевают электрики -- выключил душ.

-- Эй! Василь! Ты видел бассейн? - спросил Михайло Иваныч.

Я кивнул:

А большеглазый пацан захихикал.

-- Бассейн не видели. Во дятлы!

-- Стё-оп?! - заглянула Анна Владимировна в душевую. - Передай второму мальчику плавки. На пол шлёпнулись плавки.

Пацан испуганно вздрогнул и вышел в бассейн.

-- Блатной? - спросил Мих.

-- Сын тренера, -- ответил я.

-- Я и говорю - блатной.

Я так и не уговорил Михайло Иваныча помыться - дружбан только побрызгался. Белле Эдуардовне он нагло сказал:

-- Я мылся.

И всё.

-- Прыгать с тумбочки умеете? - спросила Анна Владимировна.

-- Да ничего они не умеют. Они в бассейне первый раз! - хихикал Стёпа.

-- Мы с тарзанки прыгаем.

-- И с вышки, -- прошептал Михайло Иваныч.

-- Вставайте вот так, -- Максим Владимирович показал как. -- И прыгайте. Да не друг за другом. И не с бортика!

-- Тумбочки что ли не видите? -- хихикал пацан-Степан.

-- Ты -- на первой, ты -- на второй, -- командовала Анна Владимировна.

-- Чего? - не понял Михайло Иваныч.

-- На первой дорожке и на второй, пугало, -- заржал Стёпа.

Я испугался, что Михайло Иваныч его пошлет, крепенько так пришпилит словцом, но Михайло Иваныч был так напуган новой обстановкой, что не ответил. Раздался свисток. Мих прыгнул солдатом, я тоже прыгнул как умел, и мы поплыли. Проплыли туда-сюда. Вылезли. Меня шатало, я еле вылез из воды по лесенке. Было темно перед глазами, в ушах шумело: я же старался плыть как можно быстрее. Сел на лавку. У меня кружилась голова: от всей этой неразберихи, от пара в душевой, от этого большеглазого противного Стёпы, прилипчивого и вредного. Как бы врезали ему наши поселковые, захихикай он так у нас на улице. Ну и что, что мы в бассейне не были, мы на тарзанке каждый день с мая по октябрь.

Я услышал:

-- Анна Владимировна! Отдайте его мне!

-- Нет. Другого забирайте, а этот - мой.

-- Мам! Да отдай ты его. Он... -- дальше я не расслышал.

Меня хлопнули в спину - это был Михайло Иваныч, и я очнулся.

-- Ну, парни, -- сказал Максим Владимирович. - Отвоевал вас у Анны Владимировны. Зовут меня Максимом Владимирович. У нас вбассейне все тренеры Владимировичи. Пойду переговорю с мамой вашей.

-- Уходите, -- появилась Белла Эдуардовна. - Время сеансов.

-- Ну хоть дорожку-то оставьте! - стал просить наш тренер.

-- Да оставлю уж, -- сказала Белла Эдуардовна. - Так и будут тянуться до вечера. Это ж надо! Стоят в очереди за абонементами, а на бесплатные занятия не идут. Зажрались.

-- Занятия не прогуливать, -- сказала нам не наш тренер.

- Вещи и мочалки вернуть, -- крикнул сын тренера.

-- Я ему ещё задам за "пугало", -- прошептал Михайло Иваныч грозно, затравленно озираясь вокруг. Он боялся, наш заречный петух Михайло Иваныч, не освоился ещё в новом месте.

Я не нашёл своих трусов ни в раздевалке, ни в душевой. Михайло -- тоже.

-- Ну, гад. Убью, -- и Михайло Иваныч приправил выражение привычным лексиконом. Ему тут же сделал замечание какой-то мужчина, жилистый и с маленьким животиком - он шёл на сеанс. Михайло ничего не ответил, но хлопнул угрожающе дверцей шкафчика.

4 Хулиган

Михайло Иваныч слово своё сдержал и ближе к декабрю отомстил Стёпе за "пугало" - стырил по-тихому у него очки и шапочку. А выбросил их у нас в Семенном, на лесной помойке. Воровать нехорошо, я знаю. Но я был рад. Просто побить Стёпу было нельзя. Пытались и до Михайло другие, но их выгоняли. Анна Владимировна выставляла группу вдоль бортика и начинался допрос-разбирательство. Не все родители знали, что Стёпа - сын тренера, начинали спорить с Анной Владимировной в фойе, объяснять, что Стёпа первый начал и т.д. Но Анна Владимировна не терпела возражений, "драчунов и хулиганов" выгоняла без сожаления.

-- Мне травмы не нужны, -- говорила она. - И так на кафеле все поскальзываются, в душевых дерутся. Ударится ребёнок головой. Я в тюрьму не хочу.

Я слышал, как мама одного "хулигана" сказала Анне Владимировне:

-- Я на вас пожалуюсь. Секция бесплатная, а вы деньги берёте.

-- Жалуйтесь куда хотите. Это добровольное пожертвование спортшколе. У вас в квитанциях написано.

-- Добровольно-принудительное! - ругалась мама, вытирала слёзы и уводила сына, хлопнув дверью.

В нашей группе, то есть у Максима Владимировича, драк особых не было, а если были, он не выставлял всю группу на бортике. Но деньги собирал тоже.

Папа хорошо зарабатывает. Но ему всегда нужны деньги на инструмент, на "Газель", ещё он тогда менял на доллары -- мечтал купить квартиру где-нибудь в Подмосковье, поближе к Москве. Папа мне говорил:

-- Поступишь в Москве институт. Поселишься в квартире. В общаге-то наркота и выпивон.

Мама была очень недовольна, что собирают деньги: кроме добровольного пожертвования, вроде абонементной платы, родительский комитет собирал на подарки. Но мама успокаивала папу:

-- Нормально. Все вообще абонементы покупают. Сто тридцать рублей один сеанс. А у Василя три тренировки в неделю. В пересчёте на одно занятие - тридцатка всего.

Нам приходилось платить и за Михайло Иваныча, папа удерживал у дяди Вани из зарплаты. Дядя Ваня ругался:

-- Зачем платить? Вона: плавай себе на Тужиловом.

-- Ага, -- бубнил Михайло, потирая распухшую скулу, зимой поплаваешь.

-- Да всё равно пропьёшь, Вань, -- говорил папа и добавлял мамино любимое слово: -- Нормально.

Мне нравилось плавать в бассейне, я быстро привык. По субботам Максим Владимирович оставлял меня со средней группой, и получалось, что я плавал полтора часа. Но мне не нравилось, что в раздевалке и душевой я сталкивался с парнями из абонементных групп. Это всё были какие-то странные, непохожие на наших поселковых пацанят мальчишки. Я впервые видел столько толстяков. У нас в Семенном, да и в школе, все были подвижные, моторные, гоняли в футбол на поле. У школы была старинная площадка - там все лазали по немыслимым облупленным конструкциям, подтягивались на перекладине, "шагали" по брусьям. У нас западло считалось не подтянуться, не перемахнуть через скамейку в школьном дворе, пусть ты и разобьёшься попервоначалу в хлам - трусливый пацан уже не мог общаться, например, со мной или с Михайлой. У нас в посёлке сила ценилась выше всего. Я знал, что если бы поселковые ходили в бассейн, они бы не вели так себя в раздевалке и в душе. Один парень, класс шестой так, выпихнул меня из душа. После тренировки мы с Михайло тщательно мылись. Михайло поначалу плохо мылся, то есть вообще не мылся, даже не ополаскивался, и начал чесаться. Дома он, понятное дело, тоже не мылся. И на следующий день в школу приходил с шеей расчёсанной до крови. Запястья у него были все в цыпках от "чесотки" -- так называл своё состояние Михайло Иваныч. Белла Эдуардовна однажды не пустила его на сеанс, выписала мазь с антибиотиком и убедила нас мыться. Не отставала, пока у Михайло не зажила шея и запястья, бубнила и бубнила о кожных болезнях, вынося нам мозг. И вот я поставил в душе мыло и мочалку на полочку, снял шапочку и очки, и тут меня позвал Максим Владимирович. Я скорее выскочил из душевой. Тренер договорился со мной о субботе, чтобы я пришёл пораньше на 45 минут. Я кивнул и побежал в душ. Под моим душем плескался большой пацан, класс шестой так. Но это ладно. Мылся и мылся. Я же ушёл из душа. Но мои мыло и мочалка валялись на полу. Михайло крикнул мне: