Спасатель (СИ)

У папы появилась работа, он больше не мог нас провожать. Мне купили мобильный телефон - предмет зависти всего класса, и мы с Михой стали ездить в бассейн сами. Я сильно расстраивался изо всего происходящего, да и Мишаня приуныл, я ж ему тоже высказал.

-- Ты, -- говорю, - кончай уже матюгаться. Это тебе не наша Заречная улица. Видишь, что получилось.

-- Я-то не буду, -- ответил он. - Но ведь Стёпа всё видел, он же наврал, чтоб тебе отомстить. И Ростик поддакнул. И Демьян.

-- У Дёмы голова болит.

-- Давай. Защищай его, -- пихнул меня в бок Мишаня.

-- За что они нас так, а Михайло Иваныч? - в сотый раз спросил я друга. Обыкновенно он объяснял мне всё просто - сволота она и в Африке сволота, гниль поганая. А тут вдруг оглянулся в раздевалке: переодевались на сеанс двое старичков, наши все ушли. И Мих сказал.

-- За то, что ты его побеждаешь. Про новогодние соревнования-то забыл?

10 Бойкот

Я не забыл про соревнования. Неприятности неприятностями, но главное - я мог плавать. Если вдруг меня пинали на дорожке, я даже не останавливался. Ростика избегал. Ростик мне за американцев отомстил, это так Михайло Иваныч утверждал. Так как мы теперь заходили вводу последними, нам приходилось обгонять медляков. Это очень неудобно: я подныривал, держал дыхание, иногда выныривал прям под чьим-то пузом, иногда мне попадали ногой по голове. Я не обращал внимания: у меня была цель: обогнать всех. Иногда было и пятнадцать человек на дорожке, целая толпа - ведь, у Максима Владимировича была всего одна дорожка. Тренировки могли смотреть родители. Но это занятие им быстро надоело. Родители любят поболтать, а в бассейне нельзя было разговаривать, Анна Владимировна, если слышала родительский трёп, доносившийся с трибун, истерично свистела в свисток. И родители на второй год "переселились" в кафе напротив столика администратора. Обычно после тренировки я долго приходил в себя, долго отмокал под душем. Да и Михайло тоже. Ему было ещё тяжелее, чем мне: он вообще надрывался, чтобы не отстать от меня, и тогда начинал вилять червём похлеще Стёпы. Зачем? Я уж его просил не надрываться за мной, но он ни в какую. У нас в Семенном все такие упёртые, кто потомок зэков. До войны в нашем посёлке селили отсидевших, от этого маленькая деревенька Семена и стала разрастаться, разрослась в Семенной.

В душевой за нами следили. Максим Владимирович стал заходить после тренировки в душ и в раздевалку и прогонять нас:

-- Десять минут, и чтоб духу вашего не было, -- высказывал он мне и Мишане.

Я обозлился на тренера. "Тварь, -- думал я. Сволота. Гниль. Погань!" Я не мог после тренировки придти в себя за десять мин! А Михайло Иваныч вообще без мытья не может! А бывает, что в души очередь. Но пришлось смириться и с этим. Мы с Мишаней выходили из раздевалки и проходили мимо кафе с опаской: родительский трёп прекращался, все пристально провожали нас взглядом. Однажды кто-то сказал: "Вот он!" И ко мне подошёл седой толстый мужик, дыхнул на меня приторным запахом кофе с молоком:

-- Ты не мешай моему сыну плавать! И матом ругаешься, и обгоняешь не по правилам. Зэковское отродье.

-- Зачем вообще поселковых, семенных, в приличное место пустили? - взвизгнула между глотками кофе-чая женщина в чёрной водолазке.

-- Да мальчик! - сказала сухонькая бабушка. - Ты не хулигань! - И стала трясти крючковатым пальцем.

А какой-то важный дедушка захлопнул громко ноутбук и вылупился на меня через увеличительные стёкла очков огромными жабьими зенками.

Я так удивился. Мишаня тоже. Всю обратную дорогу Михайло возмущался как обычно: как это?! Что это?! Если мы быстрее плаваем, мы не виноваты! Мы же не виноваты, что нам тренер бойкот объявил, а так мы всегда были первые.

Так мы мучились неделю. Да что там неделю! Этот декабрь ноль третьего года я запомнил на всю жизнь. Но самыми жуткими были четыре последние тренировки. Мы -- без мамы, без папы. Это были и самые страшные возвращения домой. В снег, в метель, в темноте...

В пятницу Максим Владимирович сказал мне не приходить в субботу вообще, о дополнительной тренировке и речи не могло идти. Обиженный тренер приказал являться нам сразу на новогодние соревнования, в понедельник в пятнадцать-ноль-ноль.

11 Заговор

В субботу вечером в ворота позвонили. Мама так удивилась: что это с папой? Нет ключа от ворот?

-- И мотора не слышно!

Мама накинула тулуп и вышла.

Я раздвинул жалюзи. В окно я увидел, что пришла Белла Эдуардовна. Снега стало немного, он таял всю последнюю ночь. Мама и Белла долго ходили по участку, мама показывала ей кусты и яблони.

Потом Белла Эдуардовна вошла в дом. У нас тогда терраса была ещё летняя, и мама пригласила Беллу Эдуардовну в комнаты, к печке.

-- Ой! А у вас до сих пор нет колонки? - удивилась Белла Эдуардовна, имея ввиду, что почему мы не используем газовое отопление.

-- Да есть, -- недовольно сказала мама. - Толик только обещает батареи поставить, но всё руки не доходят.

-- Сапожник без сапог, известное дело, -- сказала Белла Эдуардовна. - Я вот тоже - медик, а диету не соблюдаю.

Я видел, что маме не нравится, что пришла Белла Эдуардовна, но мама терпела.

-- Сапожник без сапог, мой вообще гвоздь вбить не мог, поэтому и прогнала, -- тянула Белла Эдуардовна и неожиданно, очень как-то трагически, брякнулась в папино кресло.

-- Белл! Ты извини. У мальчишки соревнования послезавтра, ему бы поспать раньше лечь... -- начала мама.

-- Ириш! Я поэтому и пришла. Садись и ты, Василёк.

Я бесился, когда меня называли Васильком. Мама это знала. И я видел, что она еле сдерживается.

-- Разговор касается тебя, Василь, - вздохнула Белла Эдуардовна.

"Василь" - мама успокоилась.

Белла Эдуардовна ещё минут пять говорила о том, что как быстро летит время, что, вот, недавно на свадьбе гуляла, а уже я такой большой.

-- Сколько тебе лет-то?

-- Девять скоро, -- сказал я.

Как будто она не знает.

-- Помню, помню, ты январский козерожка, -- сказала Белла Эдуардовна и перекрестилась на икону на стене рядом с фотографиями наших предков. -- Я вас не задержу. Я бы и не пришла. Но ты, Ириш, в школе мне помогала.

Мама рассказала мне потом, что Белла в школе была двоечницей, то есть натурально двойки в четвертях. А мама моя со Беллой дружила и всегда домашку давала ей списывать. И на контрольной по алгебре, решала и свой, и её вариант и "шпору передавала". И на экзаменах по алгебре после восьмого класса, мама тоже за тётю Беллу всё решила, и передала решение, "потому что под конец экзамена никто уже не следил". И Белла получила четвёрку на экзамене.

-- Я в благодарность, Ириш, за то время. Так бы не пришла. Вот, Василёк, бери пример с мамы, выручай всегда своих из беды.

-- Да уж. Он выручает, - грустно улыбнулась мама.

-- Да ты всё правильно сделала, Ир. Я поэтому и пришла. Они там в бассейне совсем уже обнаглели. А дети калечатся. То нога, то рука. Иногда дома только травму обнаружат, а родители ко мне в кабинет ругаться бегут: почему я не слежу. А я медсестра, я -- не тренер. Я вообще не должна поведения детей касаться. У меня другие обязанности. Травма - я фиксирую. И инспектору по охране труда раз в год отчитываюсь. Это только тётя Рая, уборщица наша, во всякую ерунду ввязывается. А когда надо, её никогда нет. Ты что думаешь: это единственный случай с вами? Да у нас и не такое случалось. Я уж сплетничать не буду. И жалобы были, и милиция была. Но всё на тормоза спускают, сама понимаешь. В бассейне - весь горком, то есть вся администрация -- в сауне отдыхает. А этот, с кем Василь подрался, внучок галерейщика. Да что там галерейщик. Сама дочка начальника УВД к нам плавать приходит. В общем так, ребя. Носа не вешать, эх жалко курить нельзя!