Невеста

— Ничего не вижу. Что из этого следует?

— А то следует, что Димка домой ехал! В Колтыши. Хотел напротив поворота свернуть. Наперерез шоссе. Резко повернул, а сзади ГАЗ-51. Ну и наезд.

— Что же здесь нового? — с тревогой спросил Пивоваров. Чутье подсказывало, что этот чертежик не сулит ему ничего хорошего.

— А то, товарищ следователь, — степенно произнес Толкунов, — что водитель-то вроде и не виноват. Не мог он в этом случае обеспечить безопасность движения.

— Что вы мне пинкертоновщину разводите! — чувствуя, как кровь приливает к лицу, выкрикнул Пивоваров. — Откуда появилась эта Лукина?

— К Саврасовой, Димкиной матери, девушка приходила от Харламова. Невеста его. Она у Лукиной дождь в избе пережидала. Лукина ей и рассказала, какой случай на шоссе видела…

— Это все?

— Нет, товарищ следователь, не все. Я как от Лукиной вернулся, опять к Саврасовой зашел. «У тебя, спрашиваю, велосипед где?» — «В сарае, говорит, как ты его принес, так и лежит». Я велосипед ей доставил, как вы тогда с шоссе уехали. Стал я велосипед еще раз осматривать, вижу: переднее колесо погнуто.

— Ну и что из того?

— А то, что права Лукина! Димка попытался левый поворот внезапно сделать, а назад не посмотрел. ГАЗ-51 его по переднему колесу и шибанул. Если бы сзади наехал, заднее колесо помял бы. Верно?

Толкунов с довольной улыбкой, даже торжествующе, посмотрел на следователя.

Но Пивоваров еле сдерживал ярость. Сговорились они все, что ли? Это в самом деле похоже на заговор против него! Девка, бегающая по всем адресам, въедливый старик Митрохин, а теперь еще этот Толкунов!

Пивоваров был уже готов накричать на него, поставить по команде «смирно», отчитать за то, что лезет не в свое дело, и выгнать из кабинета. Но, как и в недавнем разговоре с Митрохиным, осторожность взяла верх над злобой и раздражением.

— Вы, старшина, конечно, поступили правильно, — снисходительно сказал Пивоваров, — хотя то, что вы не обнаружили свидетельницу своевременно, выглядит несколько… — он сделал паузу, — странно. Все это может навести на некоторые размышления…

— Не было ее на шоссе, когда я приехал, второй раз докладываю, — удивляясь, что следователь не понимает такой простой вещи, напомнил Толкунов.

— Когда вы приехали, Лукиной на шоссе не было, — задумчиво повторил Пивоваров. — А может быть, ее вообще не было?

— То есть как? — недоуменно переспросил Толкунов.

— Очень просто. Она выползла на свет божий много позже. После того, как у нее побывала эта… невеста. Зачем невеста пожаловала к Саврасовой? Очевидно, чтобы предложить ей сделку…

— Что вы, товарищ следователь, — поспешно сказал Толкунов. — Ничего она не предлагала. Только прощения просила. За Харламова.

— «Ничего не предлагала»… Только намекнула в присутствии милиционера, что есть одна свидетельница… у которой она к тому же только что была…

Толкунову все стало ясно. Следователь подозревал Валю Кудрявцеву и старуху Лукину в предварительном сговоре.

— Нет, товарищ следователь, — уважительно, но твердо сказал Толкунов, — я ту девушку лично видел. Вы бы на нее только посмотрели! Ей такое и в голову прийти не могло!

— На то есть адвокаты, — сухо заметил Пивоваров. — Им могло прийти.

— Но ведь все совпадает! — воскликнул Толкунов. — Вы представьте себе: вечер, дождь, дорога скользкая, за рулем Харламов… Кабина в ГАЗ-51 высокая, водитель сидит слева, велосипедиста ему не видно… А Димка Саврасов вдруг лево руля дает. Чуть колесо переднее повернулось, его грузовик и шибанул. Димку на обочину отбросило. Что-то о крыло ударилось. Харламов спрашивает Васина: слыхал?

— Откуда вам известно, что он спрашивал Васина? — с плохо скрытой угрозой спросил Пивоваров.

— Как откуда?! Харламов сразу мне об этом сказал. И Васин подтвердил. «То ли, говорит, к столбу прижались, то ли камень о крыло шмякнул». Он и вам, когда его на месте опрашивали, то же самое говорил. Разве не помните?

— Он мне этого не говорил!

— Как не говорил? — изумленно переспросил Толкунов. — Я же рядом стоял, и уши мне не закладывало. Вы, наверное, просто забыли. Капитан Евстигнеев тогда на шоссе замеры делал, а вы задержанных опрашивали. Помните?

— Ничего я не помню! — не в силах больше сдерживать себя, яростно крикнул Пивоваров. Он прекрасно помнил: и Харламов и Васин действительно говорили тогда об ударе. Лишь позднее он дал понять Васину, что ему лучше отказаться от своих слов. — Следствие давно закончено, суд вынес приговор, а вы являетесь с идиотскими воспоминаниями! Почему раньше не явились?!

Толкунов поднялся. Он стоял перед Пивоваровым, держа обеими руками свою фуражку.

— Я, товарищ следователь, — сказал он, чувствуя, как фуражка тяжелеет в его руках, — по долгу службы явился. Идиотом меня еще никто не называл. Ни в армии, ни в милиции. Если я рассказать не сумел, тогда рапорт напишу. Вечер посижу и напишу. Разрешите идти?

Пивоваров понял, что совершил грубую ошибку, которая через несколько секунд может стать непоправимой. Нужно было сейчас же успокоиться и взять себя в руки.

— Садись, старшина, — сказал Пивоваров, указывая на стул, — и… прости меня. Погорячился. Чего вскочил? Садись.

Толкунов сел.

— Ты всего дела не знаешь, — мягко и доверительно заговорил Пивоваров, — а я на него десять дней убил. Так вот, насчет Харламова. Таким гаврикам, как он, ничего не стоит задавить человека. Это не только мое мнение. Знаешь, как о нем на производстве отзываются? Бузотер, склочник, давно хотели от него избавиться. Не было бы, как говорится, счастья, так несчастье помогло…

Пивоваров говорил и в то же время думал: «Это я идиот, а не он! Ну чего разорался? Кто он, этот Толкунов? Простой сельский милиционер. Надо было выслушать его, поблагодарить и отправить с глаз долой. Может быть, даже пообещать благодарность в приказе…»

— А за Васина на производстве — горой, — продолжал Пивоваров. — Общественного защитника ему выделили. Харламов два года получил. Напрасно ты расчувствовался. Эта невеста, если хочешь знать, и у меня была… Только я уже видел таких, закаленный! Да ладно. — Он взмахнул рукой. — За усердие — спасибо. Рапорт, если хочешь, напиши. Я твою Лукину вызову. Только что еще она на допросе покажет. А насчет Васина — учти: он и на следствии и на суде отрицал, что Харламов обращался к нему с вопросами. Решительно отрицал. Ясно?

Толкунов покачал головой.

— Нет, товарищ следователь, не ясно.

— Что ж тебе не ясно? — спросил Пивоваров, чувствуя, как в нем снова поднимается злоба.

— Сразу и не скажешь. А только не ясно, — упрямо повторил Толкунов. — Почему Васин на шоссе говорил одно, а на следствии — другое? И с Харламовым не ясно. Видел он наезд или нет? В общем, рапорт я все-таки напишу.

— Рапорт? — безразличным тоном повторил Пивоваров, но кулаки его непроизвольно сжались. — Если хочешь, пиши. Но, честно говоря, нет в этом смысла. Дело закончено, приговор вынесен…

— Не такие дела пересматривались, товарищ следователь.

— Не вижу никаких оснований для пересмотра, — резко сказал Пивоваров. Все его усилия, видимо, пропали даром. Этот сельский милиционер был вовсе не так прост, как ему показалось. — Впрочем, — добавил он уже мягче, — я поговорю с начальством. Доложу о твоих сомнениях. Тогда и насчет рапорта решим. Позвони мне на днях. Лады?

— Оторвать от дел опасаюсь. Лучше уж я вечерок-другой посижу над рапортом-то. А там уж как начальство… Ему виднее.

Толкунов надел фуражку, козырнул, сделал уставный поворот и вышел.

Пивоваров сидел, глядя на дверь, за которой только что скрылся Толкунов. «Опять ошибка, — думал он, — одна ошибка за другой. Не так говорил с Митрохиным, не так говорил с Толкуновым…»

Пивоваров не удивился бы, если бы интерес к делу Харламова возник из-за того, что у этого парня нашелся бы вдруг влиятельный защитник, лично заинтересованный в пересмотре приговора. Но такого защитника как будто не было. Наоборот. Единственный влиятельный человек, имевший косвенное отношение к этому делу, вовсе не был заинтересован в том, чтобы оно пересматривалось.