Жара в Архангельске

Салтыков обогнул дом со стороны двора и побежал к среднему подъезду, около которого стояли трое. Оливу, естественно, он узнал сразу, ведь она была единственной девушкой из присутствующих. Он сразу выцепил её короткую дублёнку и непокрытые длинные волосы, ибо она стояла к нему спиной.

– Привееет! – радостно воскликнул он, обращаясь ко всем сразу, – С Новым годом!

Ребята обернулись в его сторону. Салтыкову были знакомы их лица ещё с того памятного Урбана, в который они играли летом. Обернулась и Олива. Салтыков жадно вперился в её лицо, которое было плохо видно при вечернем освещении. Тем не менее, её полуазиатская внешность сразу бросилась ему в глаза.

"Вот так чукча!" – промелькнуло у него в голове. Вслух он, естественно, этого не произнёс.

– А, Сорокдвантеллер, здорово! – Салтыков с чувством пожал руку Даниилу, – Извини, забыл как тебя зовут… Помню, что Фортунетеллер или Сорокдвантеллер – короче, неважно, но всё равно здорово!

– Меня Даниил зовут, – напомнил 42.

– Хорошо, постараюсь не забыть! Хотя, знаешь, это весьма проблематично – я очень плохо всё запоминаю, особенно наутро с большого бодуна… – и обернулся к Оливе – Ну чё, погнали в "Модерн"!

– Погнали! – радостно подхватила Олива, да не тут-то было: физиономии её спутников резко стали кислыми.

– Мы, вообще-то, за болванкой, – напомнил Даниил.

– Ах да, болванка… Я её на работе оставил. Пойдёмте к Негодяеву, он нам скинет.

С Димой Негодяевым Олива ещё не была знакома лично – как-то не довелось. Но она знала понаслышке, что их два брата – Дима старший, Саня младший, и живут они в роскошном особняке, а их папа – генерал-майор ФСБ. Также она слышала, что братья Негодяевы оба отличаются какой-то неслыханной ангельской красотой, и по ним сохнут все девчонки в округе. Оливе было любопытно познакомиться с ними, и она с удовольствием согласилась пойти к ним домой.

Олива и её друзья еле-еле поспевали за Салтыковым, который бежал впереди всех.

Девушка смотрела сзади на его чёрную куртку-аляску с жёлтым мехом на капюшоне, которая в то время была очень модной среди парней, на его прыткую походку, манеру куда-то торопиться и делать тысячу дел одновременно, свойственную очень энергичным и предприимчивым людям, и думала, что такому парню с шилом в заднице самое место в Москве, где как раз на вес золота ценятся эти качества. Олива имела способность видеть будущее некоторых людей – и она при первом же взгляде на Салтыкова определила, что этот далеко пойдёт.

Между тем, ребята остановились у красивого большого здания перед Площадью Дружбы.

Это был дом Негодяевых.

– Здравствуйте. Вы к кому? – осведомился на входе строгий швейцар.

– Здравствуйте, с Новым годом Вас! – Салтыков надел на себя дежурную улыбку и аж засуетился от чрезмерной любезности, – Мы к Диме Негодяеву… Я его друг, Вы, наверно, помните меня… А вот эти ребята – со мной…

– Ну, проходите.

Салтыков, ещё раз фамильярно поздравив швейцара с Новым годом, просочился в дом, ведя за собой Оливу и её друзей.

Дверь открыл очень высокий, красивый юноша, с копной тёмных курчавых волос и правильным, но флегматичным и сонным лицом. Олива, кинув на него быстрый взгляд, отметила, что джинсы и водолазка на нём, вероятно, были куплены в дорогом бутике и стоили куда больше, чем весь её гардероб.

Дима Негодяев (ибо это был он), ничуть не удивился, увидев у себя дома незнакомую девушку в обществе трёх ребят. Было такое ощущение, будто он только что проснулся. Сонно хлопая ресницами, он вяло и равнодушно смотрел на пришедших и так же равнодушно спросил Салтыкова, принёс ли он то, о чём договаривались.

– Ой, Димас, ну забыл я… Завтра принесу, – зачастил Салтыков, разматывая шарф,

– Павля с Немезидой ещё не приходили?

– Нет ещё, – ответил Дима, пропуская гостей в дверь.

Олива вошла в дом вслед за Салтыковым, и очутилась в большом красивом холле, из которого на второй этаж вела ярко освещённая лестница. Такой роскоши Олива ещё не видела нигде, разве что в мексиканских сериалах, где частенько мелькали гостиные богатых домов всяких там Линаресов и Вильярреалей.

– Ой, Димас, пойдём покурим, я тебе чё расскажу! – Салтыков уже успел раздеться и достать сигареты. Олива догадалась, что Салтыкову не терпелось рассказать Димасу о её появлении в Архангельске и о том, какое впечатление она на него произвела, встретившись с ним в реале. Салтыков и Димас ушли наверх, а Олива и её друзья остались стоять в холле, с любопытством озираясь вокруг себя.

Всё происходящее с Оливой в Архангельске носило для неё характер некоего сказочного приключения. В детстве она обожала сказку "Волшебник Изумрудного города", и мечтала когда-нибудь, так же как девочка Элли из Канзаса, совершить путешествие в свой "изумрудный город". Некоторые мечты, как правило, имеют обыкновение сбываться, и когда о чём-то думаешь, мысли материализуются – и вот, случилось так, что настоящая девочка попала в настоящий, а не вымышленный, сказочный город, обрела там настоящих друзей, настоящие приключения, настоящую любовь…

"А настоящее ли это? – подумала вдруг Олива, – Не вымысел ли, не сказка ли, не сон? Может, мне это всё снится, а щас проснусь у себя дома в Москве – а никакого Архангельска, никакого Даниила, никакого Негодяева и в помине нет… Может, все они существуют лишь в моём воображении".

Олива вспомнила, что в Москве у неё осталась подруга Аня – красивая, но несчастливая девушка. Аня с детства мечтала о мальчике-принце в роскошном дворце, но, увы, жизнь не дарила её такими встречами. А тут – как в сказке: и дворец, и принц, даже не один, а целых два принца. Вот бы Аню сюда, подумала Олива…

Из-под лестницы вальяжно вышел огромный пушистый кот и лениво потёрся спиной о резную ножку дивана.

– Какой роскошный! – вырвалось у Оливы, – Можно я его на руки возьму? Он не царапается?

– Нет, он не царапается, – ответил брат Димы Негодяева, Саня, который тоже присутствовал в холле.

Олива посмотрела на Саню. Он был тоже довольно-таки симпатичный, но внешне не был похож на своего брата – Дима был тёмненький, а у Сани были светлые волосы и светлые глаза. Но выражение его лица было такое же вялое, сонное и флегматичное, как у брата. Оливе почему-то подумалось, что роскошный дом и оба брата будто сошли со страниц старинного английского романа. И Саня, и Дима были красивы, аристократичны, безупречно вежливы и воспитанны, но в них не было жизни, они были вялы, как тепличные овощи. Даже красота их была какой-то несовременной – тонкие, бледные черты их лиц, сонный, безжизненный взгляд их глаз без малейшей искорки – всё выдавало хандру, меланхолию, видно было, что мальчики грустят, и богатство их отца не делает их счастливыми.