Поймать лаптем удачу

— Присаживайся! — вид у нее был вполне доброжелательный, и подумала, что в моем положении это и есть выход. Я села в машину и посмотрела на неё. Она улыбалась, но не смеялась:

— Сбежала от принца? Ты Зайцеву не слушай, она специально портит личную жизнь Мише. И надо сказать с самой школы!

— Неразделенная любовь?

— Это не любовь, а дурь. — дама хитро улыбнулась и спросила. — Выпить хочешь?

Я утвердительно махнула головой.

— Тогда поехали!

— А Вас как зовут? — все же спросила я.

— Любовь Петровна, к вашим услугам! А ты Виктория, новая невеста Михаила Высоковского.

— С выражением лица как у тухлого огурца. И что меня заставило связаться с педофилом? — зачем то сказала я.

— Прости старуху, я не знала, что ты всё слышала.

— А в чём разница, слышала я или нет? Разве в обществе принято высмеивать только заочно, как в церкви отпевать отдельных покойников?

Дама засмеялась:

— Ты такая юморная! Ты понравилась мне. Я с тобой согласна, мы поступили очень некрасиво. Но в какой-то степени в обществе сложились обычаи: первое, в глаза льстить и шире улыбаться, чтобы никто не заметил, что ты завидуешь. Второе, за глаза поливать всем, что скопилось на сердце, а обычно это то, из чего состоит человек. Ну, понимаешь меня.

— Мужчины в этом отношении лучше. Если они и подсмеиваются, то по доброму.

— Скажем, не все мужчины такие. Но в основном это так.

Мы подъехали к ночному клубу. Когда вошли, я поняла, что эта сатанинская душиловка. В помещении орали клубные, стоял едкий запах дыма сигарет и кальяна. Я не знаю, то ли это моя сердечная недостаточность, то ли в помещении действительно не курящему человеку очень тяжело. Но выпить мне хотелось. Даже, если я начну куролесить, то мне абсолютно плевать. Убьют меня, то документы он не найдёт. Под «он», я имею в виду Высоковского. Найдёт их садовник весной, когда его обкрадут до ниточки. А в спальне, даже если и Маша найдёт, то через года полтора, когда решит что Инночка взрослая, чтобы в этот кухонный набор играть. Вообще, пьяной умирать легче, ведь пьяным море по колено! Влюбленным море по колено. Исправила себя я. Влюбленным. Ой, от чего же мне так плохо?

— Сюда садись. Здесь тише.

Любовь Петровна подвела меня к столику за ширмой. В этом помещении было, правда, тише и не так накурено. Скоро она вернулась с официантом, у которого был полный поднос с выпивкой и закуской. Когда официант разлил мартини и оставил нас одних, то Любовь Петровна сказала:

— За приятное знакомство!

Я сразу всё выпила, что было в рюмке, надеясь, что мне станет легче. Но легче не стало, мне не хватало воздуха, пока Любовь Петровна не предложила мне бокал с водой:

— Не пила, что ли, ты никогда?

— Не… — Махала я головой, допивая до дна воду.

— Вот тебя как приспичило! Тогда закусывай, а то быстро упадешь, с кем я пить буду?

Мы закусили и ещё налили мартини. Любовь Петровна сказала:

— Я надеюсь, ты не поверила Светке? Во всю эту чушь, что она несла…

— Нет. — успокоилась я её. — Я ничему и никому не верю. Я даже себе не верю. Потому, что оно меня не слушается. — постучала я по сердцу. — И живёт по своим законам. — О-о! Меня понесло, но я уже не могла остановиться. — Я не понимаю его, то он меня целует, то не хочет со мной спать! То меня спасает, то в меня стреляет. Да что ему надо?! Я же сказала, что всё ему отдам! Я не подозреваю его. Или как сказать? Не подозревала вчера. А … Сейчас не знаю… — я опять выпила и жареный сыр целиком засунула себе в рот. Любовь Петровна повторила всё, что сделала я, и показала указательным пальцем» продолжай».

— Я была готова ему отдаться, а он… Он гей! — я заревела.

— Не гей он! Маринка увидела, что сын мой к нему переехал после ссоры с женой, и выгнала. Ей, типа Светочки Зайцевой, сказали, что за Алёшенькой охотится киллер. Маринка задурила и себя довела до больницы. А Светочка пустила слух, что Алёша и Миша — геи. Что мол, Маринке из-за этого плохо стало. Зайцева не знает, что Марина сестра мне, а Алёша сын, то бишь, Миша племянник любимый. А я ей и не говорю. Зато знать буду, что она ещё придумает. Интересно ведь, правда? — подмигнула она мне и налила ещё мартини в фужер.

— Вы и есть мама майора Петрова? — даже странно, что мой мозг еще работал.

— Подполковника Петрова! Вот за сынишку и выпьем!

— Хорошая вы мама!

— А то!

* * *

Я не помню, что я ей ещё рассказала, и как очутилась в такси, но опомнилась, когда стояла, как в старые добрые времена, у дверей коммуналки и думала, куда я дела ключи и где моя сумка? Дверь передо мной сама открылась, и я уставилась на двух красивых девушек, которые были похожи на модели.

— Простите… Я тут ключи забыла… Да и не помню где…

— Вика, ты?!

— Сереж, а откуда у неё ключи от твоей квартиры?

— Сережа! — крикнула радостно я, когда его увидела. — А кто они?

— Э… э… Девочки, вы идите, я вам завтра всё расскажу. А ты где так наклюкалась? — похоже, это он спрашивал у меня. Он буквально затащил меня в свою комнатушку, в которой я ни разу до этого момента не была.

— Я в свою комнату пойду! — хотела вырваться я.

— Ви-ка, ты здесь давно не живёшь! Ты живёшь у Маши! Забыла?

Я смутно помнила, что да, знаю Машу. Но вот после этих воспоминаний моя память даёт сбой. Я помню, что обиделась на Гущина до слёз. Хотела уйти от него, а он не пускал. Поил насильно чаем. И всё, яма. Точнее сон.

Глава 8

Признаться честно, все случившееся за последнюю неделю мне казалось страшным сном. Я видела произошедшие моменты из своей жизни в смешанном порядке. Видела того, чего не было. Например, как я танцевала на столе, а потом прыгала в толпу ребят из параллельной группы в ПТУ. Потом, что я раздевалась при Гущине, к нему приставала, пока он не скрутил меня одеялом… Полный бред! Дальше мне снилась пустыня, которая была больше похожа на заброшенную помойку. Лето, знойное солнце. Мне очень жарко. Я иду в майке и в шортах. В руках моих пистолет и я знаю, что за мной гонятся. А я не вижу, где на этой пустынной помойке можно спрятаться. Хоть в песок с загнивающим мусором зарывайся! Тут я слышу, как кто-то ко мне бежит, но от зноя и распылённого в воздухе песка, я не вижу, кто это, направляю на него пистолет и хочу выстрелить, но не решаюсь, пока не пойму, в кого я хочу выстрелить. Мне страшно, но и решиться убить неизвестного я не могу. Наконец фигура парня проясняется, и я понимаю, что это Михаил Высоковский. Он улыбается и я, радуясь, обнимаю его. Потом мы с ним слышим шаги повсюду и понимаем, что нас окружили. Появляются фигуры мужчин, и я начинаю одного за другим валить их. У меня заканчиваются патроны, из нападавших остаются ещё трое, один из них стреляет в меня, но Миша успевает меня загородить своим телом и падает. Я понимаю, что его убили, и хочу руками придушить, того, кто это посмел сделать, но ребята рассыпаются в разные стороны, и я остаюсь над трупом Михаила одна. Понимаю, что для него сделать уже ничего не могу. Меня охватывает такое отчаяние, что я просыпаюсь от того, что реву в голос.

— Вика, да что с тобой? Когда же ты проспишься? — я услышала сонный голос Гущина. Я привстала и не могла поверить, что это был сон, но ответила:

— Его убили, а я поделать ничего не смогла. — да, голос точно принадлежал не мне. Я таким сиплым басом не говорю. Гущин отвернулся от ноутбука и спросил:

— Кого его?

— Выс… Высоковского. — прошептала я. И стала вспоминать, где я и почему?

— Так мы его уже давно похоронили. И хватит о нём убиваться. Пить хочешь?

— Да. Но я про Мишу…

— А! — Гущин хитро засмеялся и кинул мне бутылку минералки. — Это не справедливо, право! Ты же сама его хотела прикончить, а тут тебя опередили.

Убить? Я немного стала припоминать фуршет. Да, я его сама поцеловала, а он мне сказал, что он целовался со мной назло Зайцевой. А потом в меня стреляли, и я увидела Михаила, как он направлял на меня пистолет. Потом… Потом. Людмила или Лидия? Нет. Любовь Петровна, мать подполковника Петрова. Я с ней напилась.