Поймать лаптем удачу

Впрочем, меня охватила тоска по деревне и по родителям. Я решила, как отдам Высоковскому документы, то поеду и навещу родителей и навещу бабушкину могилу и её домик. Не хочу, чтобы он так же зарос, как дом на фото. Так я, рассматривая фотографии, дошла до выхода, услышала знакомый голос и обернулась. На крыльце стоял Миша. А с ним стояла девушка лет четырнадцати-пятнадцати во всем чёрном, похожая на рокершу. Причёска у нее была негритянская, вся в косичках. Она заметила, что я на неё смотрю и на меня показала. Миша обернулся и открыл мне дверь, приглашая меня на крыльцо. Делать нечего. Я вышла.

— Это она? — спросила его девушка, смачно жуя жвачку. Миша утвердительно кивнул головой. Девчонка оценивающе разглядывала:

— Я её другой представляла. Ну, сойдет. — толкнула она его с силой по плечу. — Я Зая. — наконец представилась она. — Соседка его.

— Вика. Секретарша его отца.

— Владимира Львовича. — дополнил Высоковский.

— А я и думаю, как?! Когда успела?! — засмеялась девчонка. — Ну, я погнала. А то Лондон меня заждался. Девушка хлопнула по руке Михаила и побежала за угол. Я не понимала, зачем меня Михаил познакомил с ней?! Показать что его Зае пятнадцать лет?!

— Это Зина. Младшая дочь друга моего отца. Она байкерша. Мы вместе участвуем в парадах и гонках. А так же она выручает меня. Вчера забрала мой хаммер, брошенный у ресторана. Сейчас пригнала его к ресторану.

— Только в вечернем платье вряд ли я на нём поеду. — подумала я вслух и осеклась, но поздно. Он опять беззвучно захохотал:

— А ты хочешь со мной поехать. — он уже утверждал, а не спрашивал меня.

— Ты сам сказал, что пока не найдут убийцу, ты будешь со мной! — я уже отчаивалась выкрутиться. Ну, правда, с чего я взяла, что он хотел меня провожать домой?

— Я могу отправить тебя с охраной. — он открыл дверь ресторана. Там я почувствовала, что замерзла. Что же это такое? Я не хочу ехать с охраной. Ещё дня три назад, мне было бы всё равно с кем ехать, да лучше бы и одной. А сейчас я не хочу ехать ни с кем, кроме него. Впрочем, я могу ему сказать, что не доверяю я его охране. Да и куда он на байке собрался? Какую жизнь он ведет?

— Миша, у тебя такая красотка! А у неё есть работа? — кто же это за спиной?

Высоковский опять засмеялся:

— Есть. Она уже у нас работает.

— Где? Я хочу, чтобы ты её ко мне перевел.

Я не могла вспомнить, кому этот голос принадлежал, и обернулась, чтобы поздороваться.

— Виктория? Это она?! Что за… — это был Владимир Львович. Он уже грозил нам пальцем, пока Миша громко смеялся:

— Ты видишь, эта девушка уже у тебя. И даже в твоём вкусе.

Вот сейчас мне было впервые приятно. Это был самый честный комплимент. Мы с Мишей ещё над ним посмеялись. Я даже почувствовала себя его старой подругой со школьных времен. Потом все пошли к столам брать закуски, и Рубинова читала свой подростковый стих:

Читала она это таким проникновенным, бархатным, нежным голосом, что многие пустили слезу, и я тоже чуть не расплакалась. Впервые, когда я слышала стихи про безответную любовь, то не вспомнила об однокласснике, который уже женился и дочку растил, так и не ответил мне ни на одно письмо или записку. В этот раз я умирала от ревности, думая, куда же намылился этот белобрысый байкер? Что у него может быть такое срочное, что он мою жизнь поручил охранникам? Или теперь он меня боится? Боится, что я его опять заставлю с собой спать? Но я же к нему не приставала! Ничего ведь не было… Блин! Что я наделала?! Что он теперь обо мне думает? Что я ненормальная и истеричка. И будет прав. Съев два салатика в розеточках и рулетик, я поняла, что мне душно в их компании и поэтому пошла снова смотреть фотографии. В зале я была одна, было чуть прохладно. На крыльце стояла Светлана с дамой бальзаковского возраста, они говорили о Высоковских. У меня же сложилось мнение, что на фуршетах есть две темы: курс валют и Высоковские.

— Не думаю, что он справится с такой компанией. С Ефимовым и с Гордеевым ему никогда не поладить. Не восстановит он её и придется Высоковскому компанию нам продать. — говорила Света о компании, как я поняла. А потом, завидев меня, перевела тему. — Ты видела, какую он дешёвку сегодня привёл?! Еще хлеще, чем прошлый раз!

— Это ты про Мишу? — не поняла дама.

— А про кого же? Алинка всем трезвонит про свадьбу. — Света дико засмеялась. Я прекрасно понимала, что и смех был адресован в мой адрес. — Какая свадьба. Он свою молокососку даже сюда притащил! Педофилия не лечится! Сколько лет этой тощей вешалке?

— Лет двадцать. — ответила дама, которая не видела, что я стою в холе замерла у картины.

— Да ну! Пластика, подтяжки, грим… итого лет тридцать пять, сорок! Уверена, что даже не целуются! У него от этой старухи не встанет!

Я сглотнула. Нет пластики, нет подтяжек… Ну не сорок же! Я повернулась к Свете и смотрела на неё. Пусть говорит мне в глаза, уже точно зная, что я всё слышу.

— Миша ни с кем не встречается. Потому что так хочет…

— Вот я и говорю, не встречается он с ней! Ты видела её выражение лица? Тухлые огурцы смотрят и то приятнее! — закатывалась от смеха Света.

Мое терпение подходило к концу, и я тихо отчеканила:

— У огурцов нет лица. Они не могут смотреть. — я хотела еще добавить «Биологию учить надо!», но почувствовала на своем плече теплую руку. И обернулась. Миша стоял и, чуть улыбаясь, смотрел на меня. Он не успел мне ничего сказать. Я сама повисла на нём и жарко поцеловала. Света уже ничего не говорила. Думаю, она выронила сигарету изо рта. Сколько мы стояли и целовались, я не знаю. Только потом я услышала знакомую английскую мелодию семидесятых годов и теперь все повалили в этот холл танцевать. И я с Высоковским, конечно, стала танцевать. Я покраснела, когда вспомнила, что набросилась на него. Он вероятно, даже не знал, что про нас говорили такое. Да ему, как всегда, плевать, что про него говорят. Но мою внешность сравнить с тухлым огурцом — это уж слишком! Сердце колотилось в четыре раза быстрее ритма музыки.

— Извини, — сказала я очень тихо.

— Ты о чём?

Самодовольная улыбка, напомнила мне Павла. Неужели ему понравилось, что я его поцеловала? Нет не так. Что я с ним долго целовалась. Если бы не понравилось, то не целовался бы. Логично. Не педофил он и не гей.

— Я набросилась на тебя. — еле выдавила я.

— У меня со Светой свои счёты. Ты ей не понравилась, я правильно понял?

Я остановилась. Так, значит, он всё слышал и целовался со мной ей назло! Я его отшвырнула и пошла на улицу. Мне хотелось его прямо при всех убить, заорать. Но я не могла доставить такого удовольствия Светлане. Только из-за неё я его не ударила, а просто оттолкнула. На улице я вспомнила, что сумка с деньгами осталась в машине Высоковского. Я подошла к ней и дернула за ручку. Закрыта. В машине сработала сигнализация. Может, догадается выйти и отпустить меня? Я отошла к стенке и услышала шлепок, на уровне моей головы отскочила штукатурка. Опять стреляли? Я отошла от стены и осмотрелась. Миша шёл с пистолетом в руках? Он поднял руку, направляя на меня. Теперь точно убьёт меня! — промелькнуло у меня в голове. Я сняла туфли и побежала в метро, благо оно было рядом. Там в переходе я забилась между палатками. Я увидела, как Высоковский сначала пробежал мимо, потом обратно прошел с задумчивым видом. У меня же слёзы полились градом. После того, как мой одноклассник женился, я себе не позволяла плакать ни из-за одного парня, а тут меня пробило. Я понимала, что у меня с ним никогда ничего не будет, да и не может быть. Мы из очень разных социальных кругов. Как такое могло случиться, что бы женщина пылала страстью к своему убийце? Я утёрла слезы, твердо решив, что я сама убью в себе свою страсть. Только вот загвоздка: мой травматический пистолет остался лежать на кровати Высоковского между нашими подушками. Сумка с барсеткой и банковскими картами и моим телефоном в машине. А я одна в вечернем платье без денег среди Москвы. Подумав, я решила выйти из другого выхода, так как в метро я не могла пройти, а обратно боялась. Я хотела поймать такси и вышла на дорогу. Передо мной сразу остановилась машина. Я открыла дверь и чуть не упала. Это была дама с банкета. Та, с кем разговаривала Светлана: