ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ (роман, повести и рассказы)

- Какой я агент! – Мадам Заречная с откровенным недоумением оглядела тех, кто мог принять ее за агента. - Я догадалась, что там счета и деньги. Раз вы казначей… что еще вы можете прятать!

- Да, да, да, мы вынесли казну и архив! Вынесли и спрятали, чтобы сохранить и сберечь. Поймите, в такой обстановке…

- А я не понимаю… Не понимаю, при чем тут кладбище! – Софья Герардовна развела руками, выражая недоумение, смешанное с тревожившим ее неясным и неприятным подозрением.

- Тихо! Прошу вас! - раздался голос из затененного угла комнаты, где стояло вольтеровское кресло, в котором (сквозь портьеры проникал лучик света) различалась фигура неподвижно сидящего человека со сложенными на груди руками, слегка откинутой массивной головой, крупным носом, густой щетиной коротко стриженных, поседевших у корней волос и узлом галстука, туго стягивающего горло. – Кажется, дождь…

Все замолчали, прислушиваясь к редким и крупным каплям дождя, застучавшего по крыше нашего флигеля. Да, это был грибной дождь (пасмурные окна тронула легкая закатная позолота). И это был голос нашего Председателя.

Глава тридцать пятая, в которой умалчивается о достоинствах нашего Председателя, но зато он показывает нам чек и на наших глазах разоблачает Оле Анндерсона

Конечно, следовало бы прямо сейчас, не медля, рассказать о нашем Председателе, подробно перечислив достоинства и притягательные свойства этой замечательной личности, но события развиваются столь стремительно, что я вынужден отложить рассказ до более подходящих времен. Мне кажется, что важнее сосредоточить внимание на иных вопросах и сообщить о тех пожеланиях, советах и инструкциях, которые были нами получены. Инструкциях о том, как себя вести в обстановке все более грубой, неприкрытой травли, когда вам приходится считаться с опасностью быть схваченным на улице и подвергнутым оскорбительному допросу. Да, допросу с угрозами, заламыванием за спину рук и требованием разоблачающих вас признаний.

Прежде всего, наш Председатель призвал нас к спокойствию. Да, спокойствию и трезвому сознанию того, что благородный дух и возвышенный статус нашего общества не позволяют нам поддаваться панике, уподобляясь тем, кто даже в роли преследователей не способны избавиться от тайного панического страха, заставляющего их вздрагивать и озираться в ожидании неведомой опасности. Мы же в неведомом чувствуем защиту, в незримом – убежище. И поэтому пусть все они – зримые, - мелькают перед глазами, мельтешат, суетятся, пусть квохчут, улюлюкают, выкрикивают: «Ату! Ату!» – мы ответим презрительным молчанием на их глумливые ухмылки и не позволим себе унизиться до ответного выпада.

Не мы для них, а они - для нас. Да, они, осьминоги, обхватившие щупальцами нашу батисферу в стремлении сдавить, сплющить ее и утащить на самое дно, для нас объект хладнокровных и бесстрастных наблюдений. Пусть они в ярости сжимают свои щупальца – мы лишь крепко держим штурвал, спокойно смотрим в иллюминатор и следим за показаниями наших приборов…

Таким сравнением воспользовался наш Председатель, призывая нас, смешавшись с уличной толпой, пристально вглядываться в лица и прислушиваться к разговорам. На вопрос, следует ли прибегать к известным уловкам (грим, парик, наклеенная борода) с тем, чтобы изменить свою внешность и остаться неузнанным, он ответил сдержанно: возможно, и стоит, но не следует слишком усердствовать и относиться к этому чересчур серьезно. Толпа на то и толпа (напрашивается рифма: глупа, слепа), что достаточно надвинутой на глаза шляпы, чтобы вас не узнали. Вы же, прислушиваясь, должны выудить из разговоров, в хранении каких тайн нас подозревают и кто главный рассадник враждебных нам слухов.

После этого призыва Председатель испытующе посмотрел на нас, словно предоставляя нам право удовлетвориться сказанным и не ждать от него продолжения, и в то же время уклончиво поощряя к тому, чтобы ждать, и ждать с нетерпением, поскольку самого главного он еще не высказал. Некоторые из нас тем не менее удовлетворились предоставленным правом и уже готовы были подняться с мест, чтобы покинуть флигель, но некоторые – в том числе и я - не сводили глаз с Председателя.

И они не ошиблись.

Выдержав паузу, Председатель тихо, почти неслышно для задних рядов произнес:

- Я должен сообщить, что нами получен чек. Чек на немалую сумму денег, которые мы можем потратить по своему усмотрению.

Тут все заволновались, и это волнение перешло от передних рядов к задним, откуда раздались голоса:

- Что? Что вы сказали? Повторите громче. Мы не расслышали.

Однако – вместо того чтобы повторить – Председатель предпочел дождаться, пока до задних не донесется шепот с передних рядов:

- Чек, чек. Получен чек. Что вы, ей богу!

- Покажите! Вы можете показать?! – пытались докричаться до Председателя задние, - докричаться в надежде: раз уж не удалось услышать, то хотя бы издали, краешком глаза увидеть.

- Разумеется, но зачем? Вы мне не верите? – Казалось, что Председатель и допускал и не допускал возможность того, о чем спрашивал.

- Верим, верим, но все же… - загудели голоса.

- Такие вещи просто так не показывают, но раз вы просите…

Он достал чек и поднял над головой, а затем приблизил к глазам тех, кто наклонялся к нему с передних рядов.

- Да, чек… действительно… А можно подержать в руках? Вы позволите?

- Что ж, подержите… - Было заметно, что Председатель не слишком охотно выполняет эту просьбу. - Хотя, возможно, этого и не следовало делать.

Он передал по кругу чек, к которому со всех сторон тянулись руки. Особенно долго, пристально и жадно в него всматривался Оле Андерсон, на которого Председатель при этом намеренно не смотрел. Не смотрел, отвернувшись к окну, окрашенному солнцем, проникавшим сквозь листья дикого винограда.

Те, кому удалось дотянуться до чека, не могли удержаться от вопросов:

- Откуда нам прислали?..

- От кого?..

Председатель вздохнул и улыбнулся так, что все почувствовали: он предпочел бы, чтобы его ни о чем не спрашивали. Но все же снисходительно, мягко и терпеливо ответил:

- Наше общество, как вы знаете, ведет обширную переписку. У нас есть друзья во многих частях света. Собственно, чек и прислан одним из наших зарубежных корреспондентов. Хотя среди вас бытует мнение, что такому обществу, как наше деньги, вообще-то, не нужны, чек нам очень поможет.

И Председатель стал перечислять, как мы можем воспользоваться деньгами:

- Теперь мы арендуем, а возможно, и купим помещение, где будем чувствовать себя в безопасности. Наймем охрану для Николая Трофимовича Полицеймако и всех тех, кто особенно опасается за свою жизнь. Нам, по всей вероятности, не избежать суда, и чек поможет нам покрыть судебные издержки. К тому же каждый получит достаточную сумму для удовлетворения личных нужд. Гурген Багратович, я полагаю, построит себе новый дом вместо сгоревшего.

Все затихли и стали думать, какие у них личные нужды. Председатель воспользовался этим и сказал, придавая голосу такое звучание, чтобы его услышали те, кто хотел услышать:

- И еще одна новость. Нас посетил Гость.

На сказанное отозвались лишь те, кто старался не пропустить ни единого слова, произнесенного Председателем:

- Какой Гость?

- Откуда?

- Своего постоянного местопребывания он не открыл. Но он путешествует по разным странам, как на Западе, так и на Востоке. О, Восток! – воскликнул Председатель так, будто все то, что скрывалось за этим словом, вызывало у него одинаковое желание говорить о нем бесконечно долго и не говорить ничего.

- А зачем он прибыл к нам?

- В трудные минуты он приходит на помощь таким обществам, как наше. И нам он тоже помог… помог в разоблачении… - Председатель вглядывался в лица собравшихся для того, чтобы подобрать нужное слово.