Песок из калифорнии (СИ)

Сначала все было прекрасно. Если говорится такое, то подразумевается, что в дальнейшем будет наоборот. Но не всегда. Джон наслаждался счастьем, свалившимся на его волосатую башку. Жилье в прекрасном городе Дюссельдорфе, с памятниками средневековья и современными супермаркетами, жилье размером с одну комнату, но с полным набором коммунальных услуг, совершенно новые джинсы и ну совершенно ни кем еще не ношенные шузы, деньги на жизнь, получаемые раз в месяц по чеку в банке, так что даже если ты и хипарь с четко установившимися асоциальными установками на жизнь, то все равно невольно зауважаешь себя - ну Джон, ну ты даешь, ну ни хера себе! За этот халявный год Джон повидал многое. В кислотно-травянной Амстердам, и вольный город Копенгаген, и оттяжные города южной Испании, и богемный Париж...Летом стопом, зимой на автобусах «Евролайн» исколесил он почти всю Европу. Но вот как-то получил и совершенно незаметно для себя истратил последний чек от того гранта, на последние пфенниги позвонил в «Общество...», там вежливо поинтересовались в очередной раз его творческими планами, его творческой жизнью, бюрократы факовы! и не услышав ни чего положительного в деле написания гениальнейших произведений, развели руками. Прямо по телефону... А через два дня пришел хер управдом с хером полисом и оказался Джон на улице, в качестве того, кем и был на самом деле. А какого-такого в чужие сани лез? Не туда садился.?! Да, сначала все было прекрасно...

На город Аликанте мягко опустилась летняя средиземноморская ночь...Украл, но думаю простится. Крепость на горе, возвышающаяся над городом, скрылась в темноте, ярко горевшие огни на набережной ресторанов и кафе подчеркивали отчужденность пляжа, песок был еще теплый и как всегда с вечера, мягкий, где-то вдали бродили тени искателей приключений на свою жопу и влюбленные. Джон лежал под дранным тонким одеялом, устремив свой взгляд в не проглядываемую морскую даль...

Над головой разгоралось ночное небо звездной пылью, где-то за тучкой одноглазо светила луна, ленивые мысли вперемешку с выпитым вином бродили в голове. От чего ушел Джон, к тому и пришел, какой из тебя к черту писатель, одно дело наковырял говна на тусовке, другое дело настоящая книга, грант проел-пропил-протусовал, а что сотворил? Ни хера...

Какие-то тени подошли поближе к неудавшемуся писателю, но видимо удовлетворив свое не праздное любопытство - бомж, не турист, даже рюкзака нет, отвалили дальше, по своим темным ночным делам. Глаза уже закрывались под тяжестью дневных впечатлений, голова грозила вот-вот оторваться и улететь в страну снов, как снова какие-то тени решили нарушить его, Джона, уединение и покой, и усевшись чуть ли не на ноги, прикрытые уже упомянутым одеялом, на совершенно русском языке завели какой-то разговор.

-...Понимаешь, Василий, найти новое имя не так-то просто. Если б читатель знал, из какого говна приходится извлекать жемчужину гения! У меня в издательстве две девушки свою юную красоту губят на прочитывание графоманских опусов. Ты не поверишь - по сорок-пятьдесят рукописей присылают в неделю...

-Да все я понимаю, Николай, все. Но вдруг эти самые твои юные дивы пропустят нового Аксенова или к примеру, Соколова? И что тогда? Ну ладно - человечество потеряет, но переживет, ему не привыкать, человечеству сранному, сколько оно уже потеряло за свою историю, шут с ним. А как вот с самим писателем? Ему какого? Я ведь хоть и старый, и поживший, но отчетливо помню, как посылал свой «Звездный» в «Юность» и трясся, считая дни и не досыпая ночей...

-Ну а как быть, как, научи, Василий, научи, век благодарен буду!..

-Я не знаю... Может быть не юных див посадить на эту работу, а кого-нибудь с искуствоведческо-фиологическим образованием?..

-Так он же сука, с филологическим, зарежет-выкинет любой авангард, ведь он гад, на Шолохове с Авдеевым воспитан...Он же...

Раздалось бульканье, отчетливо говорящее Джону, что взволнованный неизвестный, но тем не менее издатель, запивает свое волнение чем-то. Затем раздалось смачное кряканье, но не утиное, а такое, знаете, после вкусно выпитого и жеванье. Затем все тот же голос продолжил:

-Вот смотри, Вася, я нашел этого, Калинкина, рассказы он писал клевые, из жизни работников крематория. Я его напечатал, а он гад! с другой книгой, с романом «Дым над трубой» ушел к этой суке, к «СеверНорд корпорэйшен» мать их за ногу... Ну есть ли совесть у этого сжигателя трупов, ну скажи мне, Вася, есть или нет?!

-Конечно, Коля, нет, но ты в следующий раз, как найдешь талантишко, так ты его в кабалу, договор, мол так и так, в течении десяти лет преимущественное право на рукописи принадлежит издательству и так далее...

-Вася, друг, дай я тебя поцелую, френд ты закадычный, юристом ко мне не хочешь пойти? А?! На полставки...Хе-хе-хе-хе-хе! Ну давай, давай выпьем Василий, за новые таланты, может лежат они рядом, а мы и не знаем об этом! Давай! За таланты!

И снова бульканье, выведшее Джона из себя. Откинув одеяло, валявшийся рядом талант подсел к импровизированному столу, состоящему из какой-то местной газеты, густо засыпанной дарами - оливки в банке приличных размеров, увесистые, но тонкие ломти сыра и ветчины, наломанный белый хлеб и несколько бутылок с местным, испанским продуктом.

-Здравствуйте, я слышал вы здесь передачу вздумали открыть - «Алло, мы ищем таланты!», так вот разрешите представится - Евгений Самохин, автор «Ассенизатор на небе», не слышали случайно?..

Одна из теней, материализовавшись в лунном свете в довольно толстого, с усами и потрепанной мордой, дядьку лет шестидесяти, отдаленно похожего на писателя Аксенова, громко поперхнулась и далеко выплюнула чем-то не дожеванным в сторону набегающих волн прилива, другая тень, оказавшаяся тонким и лысым чуваком лет сорока, широко открыла рот и уставилась на Джона. По общей композиции сцена напоминала сцену из «Ревизора», заключительную, сокращенный вариант, из-за многочисленных отпусков в театре.

Хлопанье по рукам, плечам и лбу, себя и друг друга, знакомство и разливание местного продукта по пластиковым стаканчикам, разглагольствования об путях отечественной и космополитической литературы, обсуждение будущего договора и книги, рассказ об задумках и проектах, похваливание все же оказавшегося мэтра, а не неизвестного дядьки с мордой, все это слилось в единую сонату-сюиту и первые утренние лучи осветили вовсе не святую троицу. Вдоль отступающего перед наступающим утром, отлива по жесткому песку бегал какой-то любитель бега трусцой, какие-то толстые тетки в ярких купальниках с визгом трогали воду в волнах жирными ногами, красивая девушка разминалась явно после бурной ночи, даже не сняв своего помятого вечернего платья, какими-то йоговскими упражнениями, одним словом утренняя пляжная жизнь города Аликанте. Для полноты картины добавим - местные бомжи под ободранной пальмой еще не проснулись, полиция еще не доехала до пляжа.

-Ну что, Евгений, двинем пожалуй в сторону отеля. Для начало примем душ, затем континентальный завтрак, ну а уж потом подпишем договор. Ты адвоката имеешь?

-Да я, Николай, рюкзака не имею, все мое имущество вот эта торба, дранное одеяло и флейта, кормилица-поилица, если б не она - с голоду сдох бы. Не хотите ли Василий и Николай, послушать пляжного фавна, так сказать утренняя соната напоследок?

-Давай, давай, посвисти и пойдем...

Нежные звуки японской пластиковой флейты далеко не последней фирмы на рынке музыкальных инструментов, раздались над медленно заполняемым пляжем. Они поведали об любви и нежности, об безгранично огромном мире, в котором так трудно найти свое место хипарю из далекой заснеженной России, прожившем большую часть своей жизни под гнетом идеологии, милиции и общественности...Звуки лились, разглаживая хмурые лица местных бомжей, проснувшихся под ободранной пальмой, просветляя лицо полицейского, излишне засмугленное было видом остатков пикника ночного, толстые женщины казалось потонь-утонь, словом потоньше стали под звуками флейты, зовущей в отличии от громогласной трубы не в поход за счастьем, а в страну земляничную, что притаилась где-то там, за синими холмами и зелеными озерами, есть, есть город золотой, а в городе том и звери невиданные, и в обще, сплошной ништяк и оттяг, только надо найти город-то тот, да и дойти до него, а уж там-то сплошной, ой мама! и лаф, и кайф, и все пучком...