Мои были (СИ)

Ты не сумел раньше сработаться с этим бригадиром, а теперь думаешь, что сработаешься? Не верю. Она меня знала и безошибочно определила то, что долго тут мне работать не придётся, что впоследствии и случилось.

Поскольку я дал согласие, то пошёл работать помощником бригадира. Заработок тут был не больше и даже меньше того, когда я зарабатывал с помощью своего коня. Опыт, хоть небольшой у меня был, поэтому я работать стал увереннее. Снова я ходил по домам ранним утром, выдавал устные задания на выполнение работ, следил за процессом производства работ, затем проверял исполнение заданий, измерял площади обработанных полей и лугов, количество перевезённых грузов, проверял качество выполненных работ, вёл учёт всех выполненных количественно измеряемых и неизменяемых работ, рассчитывал и начислял трудодни. В конце каждой недели отчитывался о своей работе перед колхозниками и информировал их о том, что, кто и сколько сделал и сколько начислено каждому трудодней. Тут приходилось иногда вести неприятные разговоры о том. Что не всем нравилась та работа, на которую посылали, и которую надо было выполнять, потому что она необходима, и не все соглашались с результатами измерений. Приходилось в таких случаях делать повторные измерения в присутствии самого истца и доказывать свою правоту. Ошибок в измерениях не было, и люди отставали от незаконных своих требований и домогательств. Проработав какое-то время, я всё-таки во второй половине лета столкнулся с бригадиром. Он усомнился в правильности измерения участка поля, вспаханного его женой. На что я ответил, что этот участок поля никуда не убежал, и его можно измерить мне вместе с ним или ему самому лично это сделать. Он не стал это делать, не пошёл измерять участок, а в трудовой книжке жены исправил мою запись, и одним росчерком пера увеличил выработку своей жены. Это была настоящая наглость на глазах у всех людей, которые его не поняли. Зачем он это делал? Он был либо тупой, либо беспутный, либо бестолковый, так как не мог не понимать, что при такой наглости работать тут ему долго не дадут, а ненависть от людей он получит. Это он понял через полгода, когда его убрали.

Я перешёл работать на другое место. За мной был закреплён конь ещё в 1942 году, с которым я проработал вплоть до моего ухода из колхоза в 1948 году, и с ним мы делили и радости и горести. Мать только сетовала, что я непутёвый человек и трудно мне будет в дальнейшей жизни. Трудность в жизни пришла, но совсем с другой, неожиданной стороны. А пока я занимался разными необходимыми работами вместе с колхозниками. Я не чувствовал себя карманным человеком, которого бы принуждали совершать противоправные дела и исполнять какие-то прихоти зарвавшегося руководителя. С этим бывшим бригадиром нам пришлось работать вместе и мне казалось, что он стал другим. Не поднимал грубо голоса, хотя возрастом был много старше и чувствовал свою вину передо мной и мою неприязнь к нему, а в случае проявления какого-то его превосходства надо мной я мог воткнуть топор в его тело вместо бревна. Он мог обижаться. А разве несправедливости, какие он делал сам по отношению к другим людям, не вели к вспышкам гнева и ярости по отношению к нему самому? Об этом почему-то забывают. В таких условиях наша совместная работа не ладилась, страдало дело, и нас разлучили. Такие люди, как этот бригадир, чуть приподнявшиеся во власть могут использовать и используют служебное положение в личных, корыстных целях.

Бригадир этот сумел откосить от войны в 1941 году, тогда, когда все мужчины поголовно ушли на фронт за исключением хромоногого и кривоглазого - ущербных людей. Он не был ущербным. Говорили, что он перед призывом насыпал в глаза себе табачную пыль, и в таком виде предстал перед медицинской комиссией, которая признала его непригодным к ведению боевых действий из-за зрения, и его отправили на трудовой фронт работать на металлургическом заводе. Правдива эта версия или нет, нам неизвестно. Но он никогда не носил очков, да ведь он работал топором, при работе с которым надо иметь хорошее зрение. Об этом говорили люди, когда он вернулся с трудового фронта. А с боевого фронта очень многие не вернулись, так как не пытались откосить от войны.

Д.Гонцово. Кировской обл. 1946г.

49. ВЫБОРЫ.

Приближался день выборов в Верховный Совет Союза ССР, 10 февраля 1946 года. В наш колхоз приезжали пропагандисты и агитировали выбирать и голосовать за достойных кандидатов в депутаты во власть. Они много говорили о том, как трудно пришлось всему нашему народу защитить свою страну от врагов и победить их во всё уничтожающей и убийственной войне. Теперь настало мирное время и надо восстанавливать разрушенное дотла хозяйство промышленных и сельскохозяйственных предприятий и всей инфраструктуры, особенно в местах, в которых прошла война и, по возможности, побыстрее.

А для этого надо в первую очередь избрать достойных людей в Верховный Совет СССР - высшую власть страны, и которые бы неустанно работали, принимали правильные и необходимые решения, направленные на скорейшее восстановление всего народного хозяйства, как уничтоженного, так и вконец изношенного и малоработоспособного. А затем перейти от тяжёлой, безрадостной, полуголодной жизни к сносному и даже к счастливому светлому будущему и к зажиточной жизни. А при этом все пропагандисты и агитаторы не забывали напоминать нам о том, что для достижения нормальной жизни надо бесконечно много трудиться, не покладая рук, не разгибая спины, не выпрямляя колен всем без исключения. И постоянно повторяли слова тогдашнего правителя страны И.В. Сталина о производстве достаточного количества хлеба, металла, угля, нефти и, что тогда страна будет защищена от всяких случайностей, и для этого надо интенсивно работать и производить много продукции. Мы со вниманием выслушивали их, верили им, думали и надеялись, что тяжёлые времена быстро уйдут в тартарары, недоедания не будет, можно будет жить полегче и получше, можно будет восстановить изношенное наше оборудование, удобрить поля, поля и получать более хороший урожай после долгих лет войны, когда мы не могли толком содержать наши поля и хозяйство. И вопросов, требующих ответа будет меньше. Мы не надеялись сразу получить манну небесную, ибо безо всякой пропаганды знали обо всех наших трудностях в работе в сельском хозяйстве и в выращивании зерна, овощей, кормов, в содержании колхозного и личного скота.

Настал день выборов. С утра наши матери, бабушки и дедушки приоделись в свои давно неношеные наряды, хранившиеся в сундуках, прифуфырились и приготовились идти на выборы, как на праздник, тем более, что этот день был объявлен нерабочим днём. А нам, не избирателям, выдали в этот день почётное поручение запрячь коней в сани и возить избирателей на избирательный участок, а после проведения голосования отвозить их домой и, по возможности, с ветерком. Делать за день пришлось много рейсов, но с работой мы достойно справлялись, и такое почётное задание мы выполняли с усердием.

Выборы эти нельзя было назвать точным словом "Выборы", так как выбора не было, а было голосование за предложенных Партией и Правительством единственных кандидатов в депутаты в Верховный Совет. В Совет Союза был предложен кандидатом писатель Панфёров Ф. И., а в Совет Национальностей - Генеральный прокурор Горшенин К.П.

Избирательный участок был подготовлен так, как это было возможно в условиях деревни в помещениях начальной школы. Зал был празднично оформлен с помощью плакатов, лозунгов, призывающих отдать свои голоса за достойных кандидатов блока коммунистов и беспартийных. Были ли достойны предложенные кандидаты в депутаты, мы толком не знали. На определённых местах у стены были установлены урны для бюллетеней, отдельные кабины для голосования и столы для размещения членов избирательной комиссии. Нашим избирателям выдавали бюллетени, члены комиссии делали отметки в журналах о выдаче бюллетеней, документов не спрашивали, так как их у колхозников не было. Избиратели с полученными бюллетенями для показухи заходили в полотняные кабины, не ставили никаких знаков в бюллетенях, выходили к урнам и опускали туда свои проголосовавшие бюллетени.