Приключения стиральной машинки (СИ)

Артем держал за руку Изабеллу и они бежали все дальше и дальше от гостеприимной деревни, Зуула и Вамбе, понимая, что больше никогда не увидят ни мудрого вождя, ни отважного юношу. По щекам Изабеллы текли слезы, но Артем ни разу не услышал ни одного стона или жалобы. В ее жилах текла древняя кровь испанских грандов. А это кое-что значило!

Глава 12

Они плыли уже третью неделю. Их курс теперь лежал в Океанию — она и была основной целью экспедиции, так неожиданно прерванной штормом много дней назад. Из-за этой непредвиденной задержки путешествие чуть не закончилось для команды «Одеона» трагически.

Почти три недели назад небольшой отряд, сопровождаемый воинами Вамбе и столь спешно покинувший захваченную чужаками деревню, двигался сквозь лес в сторону моря, понимая, что оставаться бессмысленно. Боцман, хоть и ворчал себе под нос что-то про бесстрашие русских моряков и позорное бегство, но тоже не собирался надолго задерживаться в этих незнакомых и сразу ставших негостеприимными местах. Моряки беспорядочно палили из мушкетов, почти не целясь в противника. Все понимали, что вражеские стрелы гораздо опаснее в этих густых зарослях, чем пули их мушкетов, поскольку стрел было в десятки раз больше, чем пуль, и свист этих стрел раздавался теперь со всех сторон. Только по счастливой случайности были легко ранены всего четверо матросов, и больше никто серьезно не пострадал. Ссадины и царапины, неизбежные во время небрежного и быстрого передвижения по густым зарослям и джунглям не могли здесь учитываться как ранения, поскольку речь теперь шла о спасении самой жизни. И даже не в количестве мушкетов было дело — моряки не могли противостоять численно превосходящему их врагу, тем более, что враг намного лучше знал эти леса. Спасение было только в одном — как можно быстрее добраться до корабля и покинуть этот, теперь уже ставший враждебным, край. Воины Вамбе одну за другой отражали атаки неизвестного племени, и после нескольких часов упорной погони преследователи, наконец, отстали. Русские мореходы смогли перевести дух, и дальнейшее путешествие по лесу проходило немного спокойнее.

Они добрались до спасительного побережья без дополнительных неприятностей, и когда перед их глазами развернулась бескрайняя синяя гладь с искорками солнечного света и гребешками белой пены на волнах, все заметно оживились и повеселели. Темнокожие воины, который до последней минуты сопровождали русских моряков — таково было указание Зуула и Вамбе — тепло попрощались со своими новыми друзьями, с Изабеллой и Анной Матвеевной, помогли им погрузиться в шлюпки и долго еще стояли на берегу, глядя, как русский корвет «Одеон» ставит белоснежные паруса и разворачивается навстречу широкой, покрывающей все пространство до горизонта, глади океана.

«Одеон» уходил от этих берегов, увозя с собой бесценные трофеи. Порфирьич, добравшись, наконец, до своей каюты, заперся там на несколько дней и выходил только чтобы наскоро перекусить. Он часами — «на свежую память» — по его собственному выражению, записывал все то, что случилось с ними во время этого удивительного приключения. Особенно подробно Порфирьич описывал быт и житейский уклад маленькой деревни. В его выводах в пространном отчете об этой части путешествия особое место было уделено вопросу о том, что все люди одинаково равны и разумны, в какой бы части света они не проживали. Порфирьич красочно описал священные обряды, свидетелем которых он был лично. Такого дивного смешения христианской и почти доисторической культуры он не встречал еще ни у одного народа. Единственным, о чем он сильно сокрушался было то, что после нападения на деревню Зуула неизвестного свирепого племени этот замечательный маленький островок причудливого смешения культур мог бесследно исчезнуть с лица земли.

— И ведь, подумайте, как нам невероятно повезло, — рассуждал Порфирьич в кают-компании за чашкой горячего грога несколько дней спустя, — мы удостоились великой чести видеть своими глазами такое чудо — черная раса в дальнем уголке земного шара говорит на славянском языке. Нет, вы только вдумайтесь! Мне, конечно, никто не поверит, и даже обвинят меня в шарлатанстве. Но я готов, да, да, господа, я готов выслушать нападки завистников! Они никогда не увидят того, что увидел я. И это теперь предмет моей гордости!» Порфирьич при этих словах снял очки, подышал на них и протер не очень свежим носовым платком запотевшие стекла. Водрузив их снова на нос, он гордо оглядел всех сидевших рядом с ним. Но никто ему, само собой, возражать не стал.

Второе судно российской экспедиции — корвет «Гроза» — как и предполагалось, ждало «Одеон» на Мадагаскаре.

Порт Туамасина был большим и удобным. Раньше, лет двести назад, здесь промышляли пираты, это был настоящий пиратский рай! Все корабли, шедшие в Индийский океан, рисковали попасть в лапы морских разбойников, но англичанам надоел этот беспредел, и они послали сюда свою военную эскадру. Пираты разбежались. Кое-кто осел здесь же, превратившись в добропорядочных мадагаскарцев, и с тех самых пор в Туамасину безбоязненно заходили корабли со всего света. Капитаны кораблей, идущих в Индийский океан, зная капризный нрав здешней погоды, часто выбирали этот порт местом своих встреч.

Потратив первые десять дней ожидания на ремонт и пополнение запасов, команда «Грозы» теперь бесцельно бродила по городу, разглядывая местные достопримечательности. Город был старый и походил на заполненный диковинными экспонатами музей, местные дворцы соперничали возрастом с библейскими скрижалями. Прибавьте сюда теплую погоду и тропические фрукты, и вы поймете, что уходить из этого места быстро никто бы не стал.

Но ожидание затягивалось, и капитан «Грозы» начал уже было беспокоиться о судьбе «Одеона». Поэтому появление второго корабля было встречено салютом из всего имеющегося на борту оружия.

И теперь, когда ничто не мешало продолжению экспедиции, оба корвета подняли паруса и пустились навстречу новым приключениям.

Изабелла и ее бабушка почти не выходили из своей каюты. Три раза в день матрос стучал к ним в дверь, и когда дверь открывалась, он с молчаливым поклоном передавал поднос с едой и так же молча уходил. Женщин никто не тревожил, понимая, как им тяжело. Они потеряли стазу всех своих родных, привычную жизнь, целый мир рухнул за один день, и никто не знал, что ждет их впереди.

Через четыре дня Анна Матвеевна наконец вышла из каюты и спустилась в кают-компанию, где матросы привычно накрывали столы к завтраку. Лицо ее осунулось, но в глазах зажегся огонек новой надежды. Много лет назад она покинула свой родной город, и в течение этих долгих лет ее домом были и палуба корабля, и лесная хижина, и даже старый испанский замок, а семью ей заменяли разные люди. В большинстве своем они были добры к ней, и она платила им тем же. Но теперь, по прошествии этих долгих лет, она возвращалась назад. Как встретят ее там, куда она так стремилась всю свою жизнь? Узнают ли? Да и живы ли те, кого она любила и кто любил ее?

После завтрака Анна Матвеевна вышла на палубу, и неторопливый океан выдохнул ей в лицо целый букет приятных запахов. Терпкий запах моря смешивался с запахом свежего ветра, и еще какой-то незнакомый запах, похожий на аромат тропических цветов и фруктов, примешивался к этому очаровательному коктейлю. Волны медленно поднимали и опускали корабль, и это бесконечное ритмичное движение убаюкивало и приносило покой в любую мятущуюся душу.

Боцман Степаныч подошел к пожилой женщине, и чтобы скрыть неловкость раскурил трубку, выдохнул сизый дым и протянул скрипуче:

— Э-хе-хе. Вот оно как бывает. — И замолчал. Анна Матвеевна, понимая, что он хочет ее как-то утешить, улыбнулась Степанычу и сказала:

— Жизнь прожить — не поле перейти, — не зря люди говорят.

Степаныч тут же спохватился:

— Да ну тебя, Матвеевна. Тебе еще жить и жить, тебя, небось, муж твой совсем заждался. — На глаза женщины навернулись слезы. Степаныч, поняв, что сморозил глупость, попытался выкрутиться. — Да ты не хандри, Матвеевна. Я в смысле, что все там живы-здоровы, а тебя — ну так уж получилось — бог по всему свету провел. А с другой стороны, если посмотреть, ты столько кругосветок прошла, что никакому боцману не снилось. — Женщина сквозь слезы улыбнулась, и Степаныч развил свою маленькую победу. — Во-во, тебе уже можно серьгу не только в оба уха цеплять, а и в нос тоже.