Девушка с повязкой на глазах

Кого они видят во мне? Вдову? Старую, из­мученную вдову с изношенным лицом?Кого в ней вижу я?

Она на удивление спокойна. Она хорошо выглядит. Она уверенна. Она пахнет дорогим парфюмом. Её руки ухожены.

Я смотрю на её руки.

— У Вас, наверное, закончились салфетки?— с еле заметной улыбкой обращается она ко мне.

— Закончились. Можно я достану блокнот?

— Да.

— А потом я начала предполагать.

ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ

11.   Твой последний день остаётся мне не­известным.

Ты проснулась. Был солнечный, приятный день. Тебе захотелось скорее выбежать на улицу и бродить по дорогам в замечательном настроении, улыбаться прохожим и сочинять позитивные песни. Небо было голубое-го­лубое. Ты подумала о том, что никогда не видела такого неба.

Нет, не так.

Ты не спала всю ночь, поэтому ты не про­сыпалась. День оказался жарким, душным и противным. Он наводил лень и тоску. Всё как– то не заладилось. Настроение было грустное. Ты читала книгу.

Или всё было совсем по-другому? Был обычный день, как сотни других. Ты встала, умылась, сняла с себя пижаму с тиграми и надела джинсы и рубашку. Потом ты пере­кусила яичницей и побежала по делам. Об­щалась с какими-то людьми, шутила, что-то придумывала. Ты опоздала на автобус. Опоз­дала на встречу.

Может, всё было так?

12.   Твой последний день остаётся мне не­известным. Что ты делала, куда ходила, с кем говорила. Знаю, что ты была с ней.

С ней. Выстрел.

Выстрел.

Ещё один. Десятки выстрелов. Я ранена. Я расстреляна внутри. Она прекрасная, легкая, беззаботная. Такая же, как бабочки в ко­робке. Но она не безобидна. Она лишила меня последних минут с тобой. Бесценное время. За это я её так остро ненавижу. За её случайное нахождение с тобой. За то, что если бы тогда она не украла тебя, я смогла бы тебя спасти. Предприняла ли она что-то, что бы не допустить твоей смерти?

Она не пришла к могиле. Только не оправдывай её, не говори мне, что она не знала. Я лично написала ей. Но она не пришла. Впрочем, её никто не ждал. Она не нужна. Она, укравшая твои последние мину­ты, не смогла найти в себе силы попрощаться с тобой. Я пропитана ненавистью к ней, которая граничит с любовью к тебе. Теперь мне осталось забрать у неё эти минуты. Я заберу.

Я рада. Если я способна чувствовать поми­мо боли ненависть — значит, я живу. Чувство ненависти делает меня тверже и питает меня силой. Нельзя не ненавидеть.

Слишком неожиданный поворот. Я не была готова.

— Ненависть?— переспрашиваю я.

— Да.

На улице начался дождь. Мгновенно. Людей в кафе стало больше. Стало шумно. Она на­чала говорить тише.

13.   В последние минуты я была рядом с то­бой.

В зале, где никого, кроме нас, не было, играла музыка.

Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Ля-ля-ля. Ля. Ля-ля. Пом­нишь? Наша любимая мелодия.

Мы бесконечно долго кружились в танце, улыбаясь друг другу. Мы чувствовали близость и легкость. Ты вела меня. Я расслаблялась. У меня кружилась голова от невесомости. Му­зыка была в нас. Я доверилась тебе, твоим рукам. Мы не останавливались — ведь так гармонично — наш танец. Бокал шампан­ского где-то на столе, и мне хорошо.

Только в тот момент я не предполагала, что это твои последние минуты. И ты не пред­полагала.

Я помню наш танец.

14.   Я не знаю, что произошло на самом деле. Сейчас мне не нужно этого знать.

15.   Когда размышляешь, время бежит очень быстро. И вот я уже далеко за пределами кладбища.

А может быть, я была не на кладбище, а на прогулке? Сейчас я приду домой, а вечером придёшь ты. Я приготовлю что-нибудь вкусное (надо зайти в магазин, купить продуктов). Ты удивишься накрытому столу и наверняка спросишь, какой сегодня праздник, а я отвечу, что праздника нет, что мне приснились твои похороны, и я так испугалась, так испуга­лась… Что я очень тебя ждала с работы, что не смогла бы пережить твою потерю, что весь день думала об этом страшном сне и без­мерно рада, что ты сейчас со мной. Что после этого кошмара я поняла, как ты мне дорога, что ближе тебя у меня никого нет. Я счастливая просто от того, что ты вернулась с какой-то там работы, на которую ходишь каж­дый день. Я, наконец-то, произнесла бы, что люблю тебя.

Я буду целовать тебе руки и плакать.

— Ну что с тобой?— удивишься ты.

— Ужасный сон такой. понимаешь?— тихо буду повторять я.

Я буду целовать тебе руки и плакать.

Ты обнимешь меня и успокоишь. Скажешь, что сон — это просто сон, что ты — рядом. Мы будем стоять, обнявшись на кухне, пока не засвистит чайник.

Мы сядем за стол, и ты будешь есть приго­товленную мной еду — так приятно смотреть на тебя. Ты держишь вилку совсем не так, как я. Я опасаюсь, что моя стряпня была неудач­ной, но нет. Всё — вкусно. Тебе понравилось, и ты попросила меня почаще готовить.

Конечно, я буду готовить тебя.

16. Прогулка? Нет.

Я вышла с кладбища.

Троллейбус, автобус, трамвай, метро. Я еду, как мне кажется, по направлению к дому. Думаю, что я— в метро. Оно большое— я не должна его ни с чем спутать.

Вокруг люди. Я чувствую себя совсем ма­ленькой. Я чувствую себя открытой, обнажён­ной перед ними. Я честна в своих эмоциях, как ребенок. И не важно, что я сейчас молчу, что я сейчас не плачу от отсутствия слёз. В горе не задумываешься о том, как ты вы­глядишь. В горе ты настоящий. Все люди спря­таны за взглядом равнодушия, за книгами, за разговорами, а я сижу обнажённая. Мне хо­лодно. Я замерзаю. Моя душа простыла.

— Вы не устали слушать?— Нет.

— И вот в этот самый момент, находясь в мет­ро, я поняла важную вещь.— Какую?

— Такое случается. Берёт и происходит. Как ло­мается машина в неподходящий момент, и ты на работу не успеваешь. Бог засыпает. Богу тоже надо спать. Умирают. Неприятность, конечно, но такое случается.

Она закурила.

ГЛАВА ВТОРАЯ ОБОНЯНИЕ

17.   Этот запах я узнаю из тысячи. Из тысячи различных запахов: горьких, сладких, твёрдых, нежных, тёплых, лёгких, холодных, вкусных, весенних, осенних, свободных, тяжёлых — я узнаю этот запах. Он заставляет меня поднять глаза и увидеть девушку, которая оживлённо разговаривает со своей подругой, не зная (и даже не предполагая), что на ней духи, ко­торые я ненавижу. Хочется встать и пересесть на другое место или закрыть себе нос. Но встать не могу.

Я вижу её, мою жертву, в этом запахе.

18.   Я сажусь на её кровать. Она спит. Её спящий вид ничего во мне не вызывает. Ни умиления, ни злобы. Ничего.

Спит.

Не имеет значения, как я смогла так близко к ней подобраться. Но я явно нарушаю её личное пространство. Я перешла границу. Я зашла в её область.

Как это происходит в фильмах? Убийца — зверский, пугающий — я совсем не подхожу под это описание — хватает подушку и, на­кидывая её на жертву, душит. У меня всё иначе. У меня всё намного проще. Я упи­раюсь руками ей в горло, давлю со всей силы. Мне приятно делать это своими руками и чувствовать её умирание подо мной. Пере­ложить ответственность на подушку — слиш­ком слабо. В момент она открывает глаза и в непонимании и ужасе смотрит на меня. В её взгляде есть ещё боль и беззащитность. Я смотрю на неё в ответ, а во мне по-прежнему ни жалости, ни спасения для неё. Ничего. Она болтает ногами и упирается своими руками в меня, иногда замахивается и совсем слабо ударяет. Когда она открывает рот, чтобы что-то сказать, скорее всего, умо­лить о пощаде, душить становится легче. Она пытается вдохнуть, издавая при этом еле слышные звуки. Я не могу оценить свою силу. Постепенно её руки совсем перестают меня ударять. Их сводит несильными судорогами, глаза закатываются, и она умирает. Я убираю руки и встаю с кровати. Ни сожаления, ни страха. Ничего.