Мать ветров (СИ)

Капитан равнодушно пожал плечами, но все-таки отдал короткий приказ оторопевшему юнге, и тот со всех ног помчался на каравеллу.

В гроте было буднично и тихо. Одни матросы ушли, кажется, в лес — по дрова ли, на поиски ли сосны, что сгодилась бы на починку фальшборта. Другие остались и занимались мелкой работой. Кто-то штопал парус, кто-то вырезал оковку. Изредка переговаривались да то и дело пофыркивал костер.

Судя по всему, троих пьяниц беда миновала. Двое даже задремали, а вот Дик смотрел на Джека огромными — на его-то мелком, худом лице — и будто виноватыми глазами. Оба медика сделали все, что могли, но надежда на спасение рябого таяла с каждой минутой.

По веснушчатым щекам умирающего катились слезы. Двадцатичетырехлетний парень сделался похожим на перепуганного подростка. Он жалостливо лепетал о том, как плохо, больно, тяжко дышать, а Джону и Милошу только и оставалось, что гладить дрожащие руки и медные вихры матроса.

Пришла Баська. Кошечка осторожно и мягко, будто взрослое животное, а не полугодовалый котенок, обнюхала лицо Джека и лизнула его в щеку. Свернулась в клубок у самой его груди, а парнишка глянул на нее уже мутными глазами, вдруг улыбнулся и зарылся носом в полосатую шерстку.

— Царапка, — ласково прошептал рябой и вздохнул в последний раз.

Сильный промозглый ветер клонил к земле жесткие прошлогодние стебли и зеленые, будто и не весенние вовсе, травы. Да кто знает, когда на этом острове наступает весна?

После похорон большинство матросов возвращалось в грот и на каравеллу. Джон в церемонии не участвовал — остался приглядывать за двумя больными, которых от греха подальше оставил еще на день на лежанках. Дика, похоже, яд действительно не задел, и он даже положил последний камень на могилу Джека, на диво большой для его-то маленьких рук. Милош на всякий случай дисциплинированно уточнил у капитана, могут ли он и двое его друзей на сегодня быть свободны. Фрэнсис посмотрел на темнеющее небо и сухо кивнул. Шеннон, не дожидаясь перемены настроения начальства, подхватил приятелей под руки и поволок к побережью.

— Посмотрим на коров? — предложил Милош.

— В потемках-то? — удивился Дик.

— Да пока еще видно, — пожал плечами Шеннон.

Они поплотнее завернулись в куртки и, прижимаясь поближе к камням, отправились на юго-восток острова.

— И правда коровы, — улыбнулся фён и замер, наблюдая величественную и в то же время забавную картину.

В небольшой бухте, прикрытой скалой, море бушевало куда меньше, чем со стороны швартовки. Здесь, на мелководье, в обилии росли водоросли, а среди них и впрямь будто паслось стадо огромных, неторопливых животных. Из-за волнения с трудом можно было разглядеть их морды, но Милош подошел к самой воде, рискуя промокнуть, и подивился тому, с каким безграничным доверием взирало на него ближайшее существо.

Благодаря этому сонному, глупому доверию экипаж «Гринстар» надеялся сохранить большую часть провизии на переход до порта, и молодой лекарь мысленно сказал коровам «спасибо» за их кроткий нрав. И все-таки... все-таки чудилось ему во всем этом что-то недоброе.

— Эй, смотрите, — негромко позвал своих друзей Дик.

— Третьего дня что ли забили? — заметил Шеннон, подходя к мертвой туше на берегу, совсем близко к линии прибоя.

— И он все это время приплывал сюда? — высказал страшную догадку Милош.

Из воды то и дело показывалась морда детеныша коровы. Он медленно водил головой из стороны в сторону и пытался приблизиться к трупу, видимо, своей матери.

— Надо бы сказать добытчикам, чтобы сразу в лагерь тащили, — проворчал нерей.

— А эту уберем сейчас, — объявил фён и окинул взглядом берег. Так и есть, вот блок, а вот веревка, которые оставили здесь матросы, добывавшие коров. Предыдущие две туши волокли по пять человек. Третью, куда большую, бросили, скорее всего, надеясь вернуться сюда с подмогой.

Ну... Им много не надо. Не до лагеря же, в самом деле. Оттянуть бы подальше на берег, чтобы детеныш не видел. А с его маленькими глазками, надо думать, он не отличался слишком острым зрением.

— А меня от мамки с папкой отволакивали, — тихо произнес Дик после того, как Милош и Шеннон, вспотевшие и порядком измучившиеся, присели на камень чуть поодаль от тела.

— Я тебя понимаю, — откликнулся лекарь. — За три дня до отъезда в Иггдрис я положил на костер своего собственного отца. Но, Дик... Это не повод напиваться. Пожалуйста, не делай так больше. Я не хочу тебя хоронить, как Джека.

— Почему? — глупо спросил лимериец и часто-часто заморгал глазами.

— Потому что ты мой друг, дурень, — снисходительно, как полоумному, объяснил маленькому матросу Милош.

— Я, кстати, тоже не хочу, — фыркнул Шеннон и грубовато, но рассчитывая силу, хлопнул Дика по плечу.

— Друг?

====== Интерлюдия 1. Сон. Еще чуть-чуть ======

И мне до тебя,

где бы ты ни была,

дотронуться сердцем не трудно.

Опять нас любовь за собой позвала.

Мы — нежность,

Мы — нежность.

Мы — вечная нежность друг друга.

Роберт Рождественский

Снаружи дико завывает ветер, и ели скрипят так, будто их силится сломать чья-то ручища. Милош выглядывает из пещеры и даже не морщится, когда теплое со сна тело обвивает вьюга, и снежинки мгновенно налипают на ресницы. Ему вспоминаются сказки о великанах Черных Холмов, что в бурю обходят свои владения. А он с детства чувствовал себя великаном.

Но негоже морозить спящих двойняшек. Лекарь опускает шкуру и подходит к котелку, в котором уже закипает вода. Любовно рассматривает свои мешочки, то принюхиваясь к давно изученным травам, то поглядывая на лежанки братьев. В конце концов он бросает в воду чабрец, ромашку и листья малины. Поднимает крышку над соседним котелком, тыкает ножом в густой белый пар — картошка готова. Осталось расставить на деревянном подносе миски, кружки, выложить свежайшие, только что зажаренные лепешки. По краю вьется узор — резные листья работы Саида и нарисованные Али цветы. Не приглядываясь, и не поймешь, что же выведено кистью, а что — ножом.

— Сони, а сони! Кто первый встал, того и завтрак, — с легкой насмешкой объявляет Милош, присаживаясь на корточки аккурат посередине между лежанками.

— У меня давно встал, только вряд ли ему картошки хочется, — не открывая глаз, чуть сипло отвечает Саид.

— А жаль. Колбаса была бы чудесным дополнением к картошке, — лениво потягиваясь, фыркает Али. Зеленые глаза еще мутные спросонья, но в них уже разгораются лукавые огоньки. — Ну, пока ты выясняешь у своего дружка, чего он желает, я, пожалуй, позавтракаю.

Художник умудряется одновременно поудобнее завернуться в одеяло и тут же выхватить поднос из рук старшего брата.

— Эй, так не честно! — возмущенно вскрикивает лучник, рывком бросается вперед, толком не разлепив веки — и, разумеется, врезается в бок лекаря.

— Как тебя в Тени с такой ловкостью приняли? — невозмутимо интересуется Милош. Все трое знают, конечно же, каким быстрым и бесшумным бывает Саид на заданиях, но повода для драки никто не отменял.

Пока братья возятся на полу, чудом не задевая горячие миски, Али с удовольствием хрустит лепешкой, снисходительно взирая на представление. Милош тем временем позволяет уложить себя на обе лопатки и перехватывает хитрый взгляд художника. И когда Саид торжествующе встряхивает короткими кудряшками, готовый заявить о своей победе, великан вдруг притягивает его к себе и мягко целует в щеку.

Все. Из нахального задиристого лучника можно вить веревки. Что лекарь и делает, скручивая младшего брата и как тюфяк подтаскивая его к подносу.

— Опять нечестно, — вздыхает Саид, устраивается под боком у Милоша и берет в руки свою миску. Изворачивается, внимательно оценивает позу старшего. Кажется, соображает, что тому неловко будет тянуться к своей посудине. Отламывает кусочек картошки и с самым преданным видом подносит к губам Милоша. Ни дать, ни взять верный щенок, ужасно довольный тем, что угодил своему хозяину.