"Москва слезам не верит" (К 30-летию выхода фильма)

Ее день: уморительно смешной. Сценка, разыгранная с блестящей партнершей, Лией Ахеджаковой: предприятие по добыванию мужчин. Люди изображены загипнотизированными, мертвыми. Две "красавицы, умницы" (и вправду!) заглядывают в кабинет: выпишите нам мужчин. Мужчин нет, зайдите попозже. Ладно. "Ля-ля, ля-ля, мы дети..." И пошли враскачку, глазки устремив в небо, пошли, милые, куда глазки глядят: в Галактику, в гипнотический транс.

А рядом, у них под боком, вы не поверите... два мужика! Бумажки пишут: организуйте, мол, нам знакомство с женщинами. Нет, это не Меньшов - это... Петроний!

С Володей все ясно. Тут просто нужно смотреть. Правда, и про-смотреть можно: в сцене в квартире Володи-дипломата все время маячит фигурка, статуэтка на письменном столе: модель статуи Христа Спасителя в Рио-де-Жанейро. Фигура с распростертыми крестообразно руками. Для пишущего эти строки эта фигурка и стала ключом к религиозно-символическим пластам фильма. Все время мучила мысль: к чему тут крест? Кто тут распят на кресте? Не просто же так ее поставили, не для того, чтобы в сотый раз повторить: герой фильма - дипломат!

Теперь ответ на этот вопрос найден, и комментировать очередное крестное мучение героини не нужно. Нужно, однако, подчеркнуть и другую функцию этой фигурки... пророческую! Она служит противоположностью другой, соразмерной ей, модели огромной статуи, фигурки: статуэтки премии "Оскар" (а сама статуя, оригинал, - расположена по диагонали через Американский континент по отношению к Лос-Анжелесу, Голливуду; на берегу противоположного океана). Здесь - распростертые руки, там - руки, сложенные на рукоятке опущенного вертикально вниз меча. В кадре словно бы явственно произнесено: фильму светит "Оскар"! В буквальном значении слова "светит": фигурка - на фоне полузадернутой шторы, сквозь щель которой проходит свет заходящего солнца (Лос-Анжелес - на закате, на западном побережье Америки). Премия "Оскар" - это не просто торжество кинорежиссера В.Меньшова, или, допустим, "советского киноискусства". Это - мировое торжество всей русской культуры, продемонстрировавшей свои созидательные возможности в условиях удушающего тоталитарного строя.

Гордость художника за свое произведение смягчается самоиронией. В следующем эпизоде: героиня сама себе покупает цветы. Она дома. "Варвара жарит кур..." "Тсс!.." И - снова: головой в подушку, рыдает. Будильник: стрела времени.

*    *    *

Но мы пропустили еще один эпизод. Вырвавшись из объятий Володи, героиня попадает... в лифт. Лифт, как мы знаем, - адский. Тем более для нее: нам показали, дали услышать, как громыхали за дверью квартиры закрывающиеся дверцы лифта, на котором уехала кошмарная теща, терзавшая их души звонками. Два грешника, скрывшись ото всех средь бела дня, торопливо, воровато, как сын Николая на балконе, предающиеся своим невеселым утехам. И... посланец из ада, пришедший по их души, напоминающий о своих правах. На этот раз повезло: двери преисподней захлопываются; посланец вновь низвергается в ад.

Вот в этом-то лифте едет теперь Катерина. Теряет последние силы, опускается... в преисподнюю. Едет не одна. Перед нею, спиной к ней, стоит некто седовласый. Без всякого на то внешнего повода оборачивается, спрашивает: "Вам плохо?" Тот же вопрос, который звучал двадцать лет назад во время телевизионной пытки в цеху, и на который героиня тогда, отвечая утвердительно, так самозабвенно врала.

Видна бородка незнакомца, подстриженная, тоже седая. Теперь героине нет нужды никого ни в чем убеждать. В забытьи, она отвечает не столько самому старику, сколько услышанному ею откуда-то голосу: "Да, мне плохо", - слова звучат со сдавленным грудным стоном.. Затылок прислонен к стенке лифта. К дереву, ко Кресту. "Отче! почто Ты меня оставил..."

Встреча человека с Богом. Выстрадала, заслужила. Как Иов - завоевала свое право обратиться прямо к Нему, в верховную, так сказать, инстанцию. Собственно, этот "лифт" - и была та желанная и страшная "комната", в которую так и не решились войти персонажи фильма Тарковского.

*    *    *

И появляется в фильме... посланец Небес. Ангел. Материализовался в нашей действительности, раздобыл одежонку: плащ какой-то с монашеским капюшоном. Ботинки нечищеные не любит: наверное, они напоминают ему чьи-то копыта? (Ботинки - в земле, копыта - от слова "копать".) Обзавелся работой, "легендой": была, мол, жена, ушла потому-то и потому-то. Друзьями обзавелся. Друзья - настоящие, то есть не только в том смысле, что преданные, но и - реальные, земные, не сотканные из воздуха, как иные персонажи романа Булгакова.

Появляется - с самоваром. Подхватил где-то перепуганную старушку, самовар - и в вагон к Катерине. Самовар - "шипящий змей" (такую квалификацию он получил от набожных людей при своем появлении на Руси в XVII веке!): змееобразная природа Ангелов, Херувимов известна из Библии. В то же время - очевидный, бесспорный символ домашнего уюта, который герой несет (буквально, в руках несет!) Катерине.

Чудеса все же творит. Старушку-то, "прикрытие" свое нужно куда-то девать! А Катерина ждать не будет, спешит домой. И - не успела она из вокзала выйти - доставил старушку по назначению, поймал такси и - в самый последний, нужный момент эффектно подкатил к ней. Так же эффектно, в нужный момент он появится, ниоткуда подскочит к Катерине, когда она с сумками будет подходить к подъезду после работы. Уверять будет, шутник, что ждал три часа!

Действительно... шутник: в фильме "Кавказская пленница" - прямо произносится это слово, и произносится - именно в необходимом контексте. "Что грузите?" - "Да вот, невесту украли". - "Бе-е-е-е!" - "Шутник! Будешь жарить шашлык из этой невеста - не забудь меня пригласить!" Гоша: объявляет на кухне Катерину своей невестой и - тут же приглашает их: "В воскресенье, за город, на шашлык!"