Мужчина и женщина. Книга первая (сборник)

Наконец она что-то сообразила и попыталась объясниться, но профессор ласково закрыл ей ротик ладонью и нежно, хотя и с каким-то торжеством, произнес:

– Все потом, потом. Сначала тебе надо подкрепиться.

Она почти машинально выпила кофе, съела бутербродик и понемногу успокоилась.

«Ученые, они все немного того, ну… этого… в общем, не от мира сего». Так подумав, она легла отдыхать в заботливо приготовленную профессором постель. А профессор минут через двадцать ушел. И ее, задремавшую, разбудил неожиданный телефонный звонок.

Звонил профессор, трогательно интересовался, как она себя чувствует, просил до его прихода домой – а он придет часов в девять вечера – прочитать письмо, которое он ей оставил на письменном столе в своем кабинете. Странный телефонный разговор завершился пожеланиями не переутомляться и не скучать.

Она испугалась: что, если пришел конец его терпению?

Куда только девалась вся ее усталость. Она шустро рванула в кабинет и схватила письмо.

Не будем приводить его дословно, поучимся у профессора чувству такта – как-никак личная переписка, – скажем лишь о сути.

В письме, наряду с объяснениями в любви, перечислениями хороших и плохих сторон их супружеской жизни, было утверждение, что брак этот еще может быть счастливым и что он взял его спасение в свои руки.

Еще писал он, что она по своей молодости неправильно оценивает ценности окружающего мира и человеческих отношений, а потому профессор берет на себя ответственность за то, что сделал сегодня утром.

Далее он излагал, что сегодня утром она пила кофе с подмешанным туда порошком, который он изготовил на даче в лаборатории, и теперь после каждого оргазма у нее на лбу будет набухать ярко-красная шишка размером с небольшую монету и оставаться ровно на семь суток. Профессор уверял ее, будто порошок совершенно безвреден для организма, и выражал уверенность, что она правильно его поймет: он спасает их супружество. И далее – «с любовью, целую» и т. д и т. п.

«Отравил!» – в ужасе подумала она.

С ней сделалось плохо, она побежала в туалет. Затем до нее стал доходить смысл всего письма, а не отдельных его строк.

Она поняла, что ни выгонять, ни отравлять ее никто не собирался, что ее любят и расставаться с нею не хотят, но желают пресечь ее любовные утехи посредством какого-то порошка и шишки, придуманных ее ученым мужем.

Она бросилась к зеркалу и долго смотрелась в него. Лобик был чудесный, гладкий и белый.

Тогда она, по свойственной ей легкомысленности, решила, что все это ерунда, и, успокоившись – ведь жизнь продолжается, и неплохая, в общем-то, жизнь, уже с веселым настроением мизинчиком набрала номер телефона.

– Алло, Арнольд, это ты? Куда пропал, проказник? Моего не будет до девяти… Целую… Жду.

Вечером профессор застал дома не легкомысленную кокетку, а убитую горем женщину, которая, вдоволь уже нарыдавшись, сидела теперь у зеркала, тихо раскачиваясь из стороны в сторону, и тупо смотрела на огромную шишку ярко-красного цвета, выпиравшую из ее некогда милого лобика.

Рядом валялось письмо профессора и незнакомые мужские вещи, очевидно, забытые во время панического бегства от вида чудовищной метаморфозы. Профессор подошел к бедной женщине, нежно поцеловал ее в темечко и, произнеся традиционные слова «здравствуй, дорогая», сел рядом в кресло.

– Не расстраивайся, милая, – продолжал он. – Я это предвидел, даже немного, извини, спровоцировал, но через семь суток все пройдет. Я не спрашиваю, кто он, пусть это будет твоей последней тайной и станет концом твоего легкомыслия, после чего мы заживем спокойно.

Дрожащим голосом его несчастная жертва вопросила:

– И что, это теперь будет часто?

Ее дрожащий пальчик дотронулся до некогда прекрасного лобика.

– После каждой твоей измены.

– А с тобой?

– Со мной не будет. Даже если бы и я принял порошок, у меня есть противоядие. – Голос профессора уже потеплел, и милая женщина с огромной шишкой во лбу тоже немного успокоилась, услышав о противоядии и заранее надеясь на женское обаяние и природную хитрость.

Вечер закончился мирно и чудесно, почти как в тот месяц, который они провели на океанском лайнере, путешествуя вокруг Европы.

Потом была ночь, чудесная, как нежный цветок среди русских лугов.

Шишку на этот раз профессор удалил с помощью противоядия. Вроде, все чудесно: профессор добился своего, убедил, что каждая измена будет ему известна – ведь эти измены станут теперь слишком явны и поэтому неприемлемы в их совместной жизни.

Жизнь, кажется, наладилась, но это только на первый взгляд. И дальнейшие события, те, что стали развиваться после этой мирной ночи, только подтвердили наши опасения.

Профессор надежно спрятал противоядие, но, к сожалению, не убрал сам порошок.

Однажды утром, покинув счастливую супругу, он ушел к себе в институт, читать лекции.

А юная Афродита, схватив порошок, заметалась по квартире. Ей пришла такая мысль, что она от радости чуть не пела. С осторожностью кошки, крадущейся к своей цели, она подсела к телефону.

– Алло, Арнольд? Это я… Что с тобой дорогой? У меня? Все хорошо… Нет, что ты! Все в порядке. Да это я мазь косметическую неправильно применила. Все отлично, милый… Приезжай, я жду. Ты ведь меня любишь? И я… Целую, любимый, жду.

И она счастливо запорхала, даже закружилась от душевного подъема.

Наконец то она проверит его верность, его слова, что он любит одну ее и никого ему не надо, кроме нее, и у него нет ни одной женщины, кроме нее.

Да, женская логика делает порой такие зигзаги, о которых мужчина не сможет не только догадаться, но даже представить, что такое возможно.

Обреченный ловелас бурей ворвался в профессорскую квартиру.

И хотя в этот день он ничего особенного не добился, чем был поначалу немало обескуражен, но все же его желанная была нежна, как прежде, да и ласкова необычайно.

Когда он уходил, его вслед за поцелуем угостили фужером легкого вина.

Что ж, она сегодня, пожалуй, странна, но эта странность не вызвала у Арнольда никаких подозрений, и фужер был выпит.

Ночью, ближе к утру, нервные звонки вперемежку с титаническими ударами в дверь, заставили профессорскую чету подскочить в своей постели.

Пока профессор соображал, в чем дело, проказница, догадываясь, что эти удары в дверь каким-то образом связаны с ее дневным экспериментом, шмыгнула в прихожую, быстро отомкнула замок и обомлела: ее дорогой Арнольд, ее милый Арнольдик, рыдая, ввалился к ним в прихожую.

Одетый так, как будто его застал пожар в постели, он пытался, хватая

ее за руки, что-то произнести. Но это ому не удавалось, получалось только мычание. Огромная шишка ярко-красного цвета украшала его Некогда благородный лоб.

– Подлец! – заорала она, визгливым, срывающимся голосом, и начала хлестать его по заплаканной роже.

– Кто она?.. С кем ты?! Кобель!

Для него это было сверхнеожиданно: он ожидал участия, раз и с нею было что-то подобное, жалости, наконец, думал найти здесь избавление от странного прыща на лбу, а тут – такая атака.

И когда до него дошел смысл ее слов, когда он понял, что между фужером вина и его шишкой есть прямая связь, последовала ответная реакция: удары вперемежку с отборными проклятиями посыпались на коварную любовницу.

Да, и мужчины порой действуют вразрез со своими джентльменскими привычками.

Воистину, пучина человеческих душ неисчерпаема.

И неизвестно, чем бы кончилась эта рукопашная, если бы вовремя не вмешался профессор.

Вдвоем с женой они одержали победу и выпихнули Арнольда вместе с его шишкой вон. Тот еще немного поколотился о дверь, а потом исчез. Очевидно, навсегда.

А профессор, ставя любимой компрессы на уже естественно добытые синяки и шишки, ворчал:

– Каков негодяй! Ударить женщину! Да и ты тоже… Что ты такого смогла натворить, что мужчина поднял руку на женщину? Он что, сумасшедший? Впрочем, это уже его жизнь, нас с тобой она не касается.