Вопросы

Рига, со всей своей опытностью древнего воина, скандинавского  рыцаря и современного ловеласа, обращался с ней вполне профессионально, и притом не методически и по-спортивному сухо, а поэтически упоенно и чувственно. Таня поняла это. Поняла, как это для него важно, и поверила, что он ее любит. Нигде так не зияет провалом отсутствие любви, как в постели между лежащими рядом людьми. Здесь этого провала не было. Было другое. Было ее скрипящее недоумение.

Нельзя сказать, что увлекшись сопоставлениями, она не чувствовала ровным счетом ничего. Она легко поддалась его ритму и отвечала ему с не меньшим желанием, радуясь тому, что его кожа такая гладкая, свежая и приятная для губ. И вдруг, устав от острой упругости его тела и от его ласк, она зло подумала: «Когда же это  закончится?», и тут же ее захлестнуло то самое недоумение... отчаянное, безысходное, на грани рыданий и истерик.

Усвоив механику, ее тело продолжало отвечать Риге, а душа, как прежде, смотрела со стороны на эти жалкие попытки и унизительные терзания. Не вооружившись никакими контрацептивами и боясь усложнить ее жизнь непредвиденными последствиями близости, Рига, наконец, приподнялся над ее телом, освободив его от своего присутствия. Таня обхватила его за спину.

– Рига, хороший мой...  мой добрый мальчик..

Закрыла за собой дверь ванной, включила воду и присела на холодный кафельный пол. 

– Хороший мой мальчик... Лучше бы я умерла вместе с ним. Лучше бы я умерла... Лучше бы я умерла, Рига...

Вода продолжала течь.

Когда она вернулась в комнату, Рига не спал. Сидел раздетый на постели, едва прикрывшись простыней, красивый неестественной – древней красотой. Таня села рядом и поцеловала его в голое плечо.

– Прости меня.

Рига отвернулся, дернул выключатель и погасил ночник. В темноте посмотрел ей в лицо.

– Ты моя. Ты будешь всегда со мной. Мы поженимся. Сейчас ты напряжена и поэтому... поэтому тебе тяжело.

– Прости меня, – повторила она.

– И ты меня прости, Таня. Нам не нужно было спешить. Я, наверное, переоценил себя. У меня было много женщин, и все они... все... короче, – Рига сбился. – А теперь они все ничего не значат по сравнению с тобой, с одним твоим взглядом...

Они лежали обнявшись, и каждый чувствовал себя несчастным каким-то новым несчастьем, которого не было раньше. Рига прижимал ее к себе, и чем она была ближе, тем сильнее что-то зудело в сердце и не давало уснуть.  И Таня не спала, дышала в его плечо и пыталась выровнять дыхание, чтобы не задохнуться от слез.

– Я люблю тебя, – повторил вдруг Рига и почувствовал, как ее слеза обожгла ему плечо.

         Это не была первая любовь и не была любовь с первого взгляда. Ничего «первого» в ней не было, и он для нее не был первым. Рига хорошо  помнил, как, увидев ее впервые в «Фортуне» с Выготцевым, предложил Диму отбить ее у старика. А теперь сам разбил бы за нее голову.

         Лето клонилось к закату. Очередное строительство, завуалированное покровом ночи, не отпугнуло приезжих. Риге казалось, что все отдыхают среди груды кирпичей и цемента. Парадоксальная была ситуация: ни дым заводов, ни грязная вода, ни кирпичи не только не нарушали идилии отдыха, а, наоборот, раскрывали глубоко затаенные человеческие склонности, пороки и дурные привычки: употреблять наркотики, пить, водиться с проститутками, играть в азартные игры. И все расставались с деньгами легко и весело.

         Он словно выпал из жизни «Фортуны». С Димом общался мало, словно обрывками сказанных раньше фраз. Как-то вечером Дим отыскал его в казино, оторвал от разговора с охранниками. Вгляделся, словно не узнавая...

         Рига вышел за ним из казино и пошел по залитому лунным светом берегу. Дим снова посмотрел пристально. 

– Что ты такой – худой и бледный?

– Ночью все худые и бледные, – усмехнулся Рига.

– Дело есть.

Дим заговорил о сделке. Из Азии шла крупная партия товара, больше половины которой Дим планировал оставить в «Фортуне». Столице в лице Джина впервые должна была достаться меньшая часть.  

– Я думаю, что сезон не закончится августом, хотя уже холодает. Скорее всего, гости проторчат до октября. Кроме того, нужно держать территорию, не сокращая оборот. У зимы для нас есть свои преимущества – от нее хочется бежать. 

Рига кивнул. В последнее время он только кивал и отмалчивался. Дим выглядел спокойным и довольным ходом дел. Бросил на Ригу острый взгляд и вдруг спросил мягко:

– Это она тебя так изводит?

– Уже доложили? – огрызнулся Рига.

Дим пожал плечами.

– Доложили, что ты ее к себе забрал. Вот и все. Остальное – на тебе написано.

Рига отступил от него.

– Я ее не оставлю! Никогда! Мы через все пройдем вместе. Просто... мне... мне с ней тяжело очень. Так тяжело, будто я виноват. Виноват даже в том, что хочу ее...

Дим посмотрел вдаль на серебристые прохладные волны. Бросил едко:

– Не изводи себя, Рига. То, что она не кончает, – не твоя проблема.

Но Рига вдруг смутился, словно до этого они никогда не обсуждали общих девок и не оценивали их, как на дешевой распродаже. И Дим, услышав собственные слова, напрягся, словно столкнул на пол что-то хрупкое, что разбилось со звоном  и рассыпалось осколками.

– Это моя проблема, – выдохнул Рига. – Это моя проблема. И уж точно не твоя!

Рига резко отвернулся и бросился назад к «Фортуне». И Дим понял, что нужно сделать, чтобы не потерять этого убегающего парня: переступить через хрустящие осколки и поговорить с ней. Поговорить с ней о жизни на земле, о лунном свете и крике чаек над морем. А точнее – о ее любви, которая изводит Ригу. Оставив силуэт Риги за окнами казино, Дим сел в машину и погнал к городу.

Город мало изменился с весны, продолжая жить своей размеренной провинциальной жизнью. «Фортуна» будто и не принадлежала ему, являясь частью другого – параллельного, роскошного мира. Дим рассматривал спящий город, лишенный всякого подобия ночной жизни, и в уме просчитывал все, что можно было бы привнести в его размеренность. Пожалуй, если дела пойдут хорошо, у Дима хватит средств, чтобы открыть ночные магазины, новые клубы, организовать летний музыкальный фест и расширить деятельность порта, введя пассажирские линии на Турцию, Грецию и Италию. Он сможет это осуществить, даже имея такую прибыль, какую дало это лето. Но сеть постоянно растет, и ее паутина покрывает уже не одну область на юге. Ее ниточки тянутся до самой столицы. Дим не задумывается над тем, губит он мир или спасает. Он оставил раздумья  городским властям и правоохранительным органам, а они взялись помогать ему с неприличным азартом. 

Наконец, Дим остановился у многоэтажки и поднялся к квартире Риги. Нажал уверенно кнопку звонка.

Она открыла, не задав ни одного вопроса. Была в длинном платье с подчеркнуто тонкой талией и босая. Волосы уже отросли до плеч, и прической она напоминала Ригу, но без его шелковой мягкости. Дим отвел взгляд от ее лица и стал смотреть на ее маленькие босые ступни на ворсистом ковре.

– Проходи, – сказала она, наконец.

Дим прошел в квартиру и заговорил резко, пытаясь не сбиться с мысли:

– Таня, у меня к тебе есть просьба. Понимаешь, я очень люблю Ригу. Он мне дорог. Он мне нужен в «Фортуне», и вообще нужен делу. Мне жаль смотреть, как он изводится с тобой. Если ты его любишь, то мы оба хорошо знаем цену этой «любви». Я хочу заплатить тебе эту цену, чтобы ты оставила его в покое. Я могу назначить тебе ежемесячное пособие... в пятьсот долларов. Согласна?

Она спокойно села.

– Думаешь, мне нужны от него только деньги?

– Думаю, да.

– И ты ценишь Ригу в пятьсот баксов?

– Нет, я тебя ценю в пятьсот баксов, – поправил Дим. – Для нашего города это немалая сумма.

– А ты смог бы заплатить тысячу?

– Хорошо, – согласился он.

– А две? Две я не стою? – усмехнулась она.

– Две? Хорошо, две. Но это последняя цена, – отрезал Дим.