Не говорите с луной

— Та–ак, — время от времени мямлил он, иногда отрываясь от телескопа, чтобы прочитать записи в журнале наблюдений.

— Ты бы, Санёк, присел и не маячил, а то, вдруг не ровен час, пришибёт по случаю первого дня наш Чингачгук — Меткий глаз… Александра дважды просить не надо было. Он присел на свободный табурет. Его глаза оказались вровень с бортиком смотровой площадки.

Оторвавшись от телескопа, Сазонов отвалил пару мешков с землёй, демонстрируя огромную рваную дыру в металле внешней обшивки вышки.

— На той стороне есть пацанчик. Лет пятнадцати не больше. Иногда бродит по бережку, овец, баранов гоняет, а иной раз притаскивает «дуру» и постреливает. Два года назад этот пацанюра и в сопку попасть не мог. А в феврале, когда я был здесь, как ввалил, сука! Я сначала подумал, что меня ракетой достали. Расхерачило лист металла в два миллиметра, разорвало мешки здесь и на противоположной стене, пробило её и улетело нахрен! Вышка, как видишь, скручена болтами — где нам, нафиг, сварку взять! Так этими болтами мне так досталось через бушлат, что неделю ходил–кряхтел, как дед старый. Вот те крест на пузе — думал, что гранатой достали! Никак не меньше двенадцати миллиметров у него «дура».

При виде такой огромной дыры, у Александра, несмотря на гулкий духовочный жар, наполнявший смотровую площадку, по спине и рукам пробежал неприятный озноб.

— Чего ж не отвечаете?

— А как его выцепить? У нас две «плётки» (СВД), и с ними надо идти к самому Пянджу, там хорониться в секрете на сутки или больше, и ждать сосунка. А когда появится — снова ждать, когда он со своей «дурой» будет, и откроет огонь. А у меня людей на пальцах пересчитать и то без сдачи будет. Не могу я их на охоту отправлять, когда и без того полно дел. Он то на одной заставе появится, то на другой, и так «обслуживает» сразу четыре–пять застав, весь отряд — короче. Пока никого не положил, но, как видишь, практикуется.

— Мне было бы по херу, — сделал свой вывод Александр. — Привалил бы сосунка, а там — не горюй!

— Не всё так просто. На N1‑й заставе нервы твоего стрелка на «бэхе» не выдержали… Пацанюра по этой «бэхе» больше всего тренировался. Даже отхватил кусок от башни! Ну, Когарча, — сержант, командир Третьего взвода — и кинул на ту сторону с два десятка «слив»53… Так скандал был! На следующий день та сторона, да с «дружественными» нам таджиками, привезли с пяток собачьих трупов, две дохлые протухшие овцы и гнилую козу, мол, смотрите, шурави, что наделали; разве так можно? Собак они сами постреляли, а овцы и козы сами подохли, но всё–таки — доказательство!

Сазонов присел на табурет, когда поставил мешки на место.

— Понимаю, что когда–нибудь, эта падла кого–то из нас на куски разнесёт, но ничего придумать не могу. — Старший лейтенант достал сигарету и закурил. — Устроить снайперский поединок — самоубийство! У его «дуры» дальность никак не меньше двух километров. А лучший стрелок в отряде может коробок сбить с пенька лишь с восьмисот метров. Не тот коленкор, как видишь. Но всё равно что–то придумать надо.

Он снова вернулся к наблюдению. Минут через пять, ещё раз сверившись с записями в журнале наблюдения, он снял с плеча, закреплённую портативную рацию.

«Двадцать третий Семисотке: выставите швабры на четвёртую отметку и не сводите глаз. Как понял, Семисотка?» «Семисотка тебя отлично понял, Двадцать третий. Уже выставили. Давно наблюдаем свадьбу».

«Отбой, Семисотка. Конец связи».

«Конец связи, Двадцать третий».

Для Александра вся эта тарабарщина была птичьим языком. В об

щем, он понял, что командир заставы, приказал навести все дальнобойные стволы на определённую отметку на местности, ориентир.

Слива (арм. сленг) — 30‑мм снаряд.

— Сам посмотри, — показал на телескоп Сазонов. — Привыкай. Теперь ты тоже будешь тут сидеть. Смотри и говори, что видишь. Хочу проверить, какой ты наблюдательный. Не против?

— Интересно даже, — усмехнулся Саша, вытирая пот с бровей, чтобы не испачкать визир.

— Смотри, а я пока попрошу пару «дынь»54 у артиллеристов. Так, для профилактики.

Оптика телескопа была превосходной. Регулируя кратность увеличения, можно было рассматривать буквально делали. Объектив был направлен на противоположный, афганский берег реки. Там, за грядой каменистых отвалов, за валунами, видимо, была дорога. За дорогой, тёмными отвесными стенами стояли серые неприглядные горы. По дороге ходили люди. Лишь пару человек из них были одеты в военную форму. Остальные в чалмах, шароварах и каких–то жилетках, скорее всего в разгрузках. За отвалами камней, прикрываясь ними, на дороге стояли пять пикапов, скорее всего «тойот», в кузовах которых стояли, накрытые брезентом безоткатные орудия и тяжёлые миномёты. Для военного человека нетрудно догадаться, что находится под брезентом. Достаточно знакомых очертаний. У афганцев на вооружении было немало советского оружия, а американские безоткатные орудия также были хорошо известны.

Левченко озвучил то, что увидел.

— Неплохо, как для первого раза, — пресным тоном дал оценку Сазонов, который всё это время держал радиосвязь с артдивизионом. — Посмотри правее и левее от колонны с пикапами. Там, фронтом к нам, должны стоять очень знакомые тебе вещи.

Прильнув снова к видоискателю телескопа, Александр долго пытался найти то, о чём говорил его товарищ. Камни, шатающиеся туда–сюда вооружённые люди. Он отчётливо видел, как два афганских офицера о чём–то оживлённо беседовали, стоя спиной к реке, прямо на каменной гряде… И тут он увидел, что они стояли не на камнях! Это был танк. Т-55. Да, Виталий был прав: он был должен сразу их узнать, как танкист. Но серо–жёлтая окраска танков, прикрытых отвалом из камней, хорошо маскировала её. Когда он увидел танковый ствол, который, как казалось,

Дыня (арм. сленг) — артиллерийская граната больше 100‑мм в диаметре.

был направлен прямо на него, в который раз за сегодня почувствовал, как ледяная волна пробежала по спине, и неприятно сжалась где–то под копчиком. Он был уверен, что стрелок в танковой башне выбрал в качестве цели именно их вышку. Он бы и сам так поступил, окажись сейчас в том танке: хороший ориентир — раз, наверняка там (то есть здесь, на вышке) опытный наблюдатель — два, и три — дураком надо быть, чтобы не знать, что у наблюдателей есть мощная рация. Чёрт, достаточно одного выстрела, чтобы лишить целый участок границы боеспособности, убив командиров!

— Думаю, что нам надо спуститься, — сказал он, обернувшись к Виталию, и неожиданно для себя нервно сглотнул, стараясь вернуть желудку прежний объём.

Сазонов улыбнулся.

— Куда? В окопы? Залп в два ствола не оставит нам и там никаких шансов.

— Уходить за сопку.

— Там миномётами накроют. Одной мины хватит. На всех.

Он улыбнулся ещё шире.

— Ты ещё спокойно отреагировал. А я, когда в первый раз увидел, как смерть смотрит мне прямо в глаз — отлить захотел так, что пришлось едва ли не прыгать с вышки! Чуть не обмочил кальсоны! Говорю, как есть, Санёк. Не переживай. Думаю, что это они парад устраивают в твою честь. Показывают мощь. Стращают. Ты смотри сейчас… Смотри–смотри! Не отрывайся. Я этот концерт не раз видел, поэтому развлекайся ты.

Вернувшись к наблюдению, Александр ничего нового не увидел. Пара моджахедов вскочила в кузов пикапа и стала снимать брезент с безоткатного орудия. Было видно, что они смеялись, видимо полагая, что у шурави, от всего увиденного дрожат поджилки.

Один взрыв вырос прямо из середины реки. Столб мутной воды, рассыпаясь в высоте жидким серебром, выплеснулся высоко вверх. Следом за ним, на таджикском берегу, расшвыривая камни, пышно расцвели два пыльных гриба. Камни, взлетев вверх стали опадать, достигая противоположного берега. И неожиданно храпнул оглушающий звук взрывов. Мощное эхо раза три повторило его и смолкло. Камни веером легли на афганское парадное войско, выбивая пыль среди танков, машин и людей. Всё мгновенно пришло в движение. Охватив головы руками, афганцы метались, вскакивая в пикапы, и срывая с места машины. Последними уехали танки. Через минуту можно было наблюдать только медленно плывущее в сторону рыжее, яркое от солнца облако пыли.