Мать ветров (СИ)

Попросить прощения за Саида? Самому бы за себя вымолить прощение.

Дни рождения Вивьен традиционно праздновались в более тесном кругу, чем дни рождения остальных детей, потому что девочка с трудом переносила большие толпы. Но даже членов семьи, живущей в Ясене, и нескольких гостей из других домов коммуны хватило, чтобы в саду, на кухне и на веранде случилось маленькое светопреставление. Причем буквально.

С развитием бумажной мануфактуры ее продукт стал относительно дешевым и доступным. Теперь на бумаге не только писали и рисовали. В моду вошли изумительные поделки из тонких листов, например, бумажные фонарики, и сейчас в чарующих сумерках зажглись нарядные огоньки. Трещали дрова в печке и садовом очаге, на столах сияло тихое золото сердце-цвета, и пестрый браслет мягко переливался на дрожащей руке Вивьен.

— Спасибо, Арджуна. Какие красивые флоксы! Мой любимый цвет!

Вот и зачем он послушал мелкое змейство? Подарил бы те несчастные фиалки, и Вивьен улыбалась бы чуточку меньше, и сердце рвалось бы на части не так рьяно...

А ведь заметил не сразу. Поначалу принял крепкие объятия и восторженный крик за обычную радость встречи. Два месяца в отрыве от семьи, от своего дома — это много для всякого залюбленного ребенка, а для Вивьен должно было превратиться в вечность.

Потом работа, работа, неугомонная Мира, которая не давала покоя всем чекистам и армейским, до кого могла дотянуться. Снова работа и жалкие отговорки, мол, нет, не то, не то, померещилось.

А теперь перед ним опустилась на колени влюбленная девушка, невыразимо прекрасная в своей наивной искренности, с этими треклятыми лиловыми флоксами и золотыми бликами в своенравных каштановых кудрях.

Почему он не погиб тогда, в Шварцбурге? Зачем Саид вынес его на руках из боя?

Арджуна знал о своих бесчисленных недостатках. Но знал и то, что красив, что умеет нравится, несмотря на свои колючки. В него влюблялись и прежде. Там, в далеком Пиране, здесь, в подполье, а затем и в мирной жизни Блюменштадта.

Еще до тюрьмы он начал подозревать, что в его сердце есть какой-то изъян, что он не умеет любить, ему не нужна половинка. Немногие проведенные с женщинами ночи и единственный поцелуй с мужчиной подтвердили эту догадку, и постепенно он научился отказывать. Осторожно, деликатно, стараясь причинить как можно меньше боли.

Только раньше он отказывал другим. Зрелым, уверенным в себе, многое повидавшим. Подобная беседа с его подчиненной Марией закончилась тем, что они целую ночь проговорили обо всем на свете и замечательно сблизились как друзья.

Но Вивьен! Девочка с непростой судьбой, ранимой душой и тонким мироощущением начинающей художницы. Девушка, весенний воздух лучится и трепещет, у нее светлячки в глазах и первая любовь... Которая должна заканчиваться не так! Только не так! Только не Вивьен...

— Мира помогала выбирать, — почти не солгал Арджуна. — Прости, малыш. Я...

— Много работы, — все так же улыбаясь, кивнула Вивьен. В смотрящих чуть мимо глазах плескалось темное море безграничного понимания. Поцеловала в щеку, слишком нежно, слишком торопливо для дружеского поцелуя. — Все равно спасибо.

Арджуна украдкой покосился на небо. Нет, спасительная молния не торопилась избавить его от мук.

— Ми-и-иленько, — протянула Зося. То ли с пренебрежением, то ли с восхищением, то ли с завистью. Вернула в плошку с водой цветок орхидеи.

Белый, плотный, с пурпурными прожилками и россыпью пурпурных пятен на нижнем лепестке, он больше походил на творение рук человеческих, чем на живое создание.

— Тебе не нравится? — переполошилась Камилла. За десять лет она почти безошибочно научилась распознавать подвох в насмешках свекрови, мурлыкающих интонациях Али или ядовитым голосе Арджуны. Но иногда все же терялась.

— Нравится, нравится! Но я невольно сравниваю это заморское чудо с нашим скромным ятрышником. По-моему, он тоже неплох. Да что там, парень хоть куда!

— Они все-все чудесные, — засмеялась подошедшая к взрослым Вивьен. Впрочем, она теперь тоже была взрослой. Тронула тугие кисти ятрышника, восковую орхидею, шелковые лепестки флоксов, мелкий жемчуг сирени, пузатые венчики крокусов. Робко, взволнованно сказала: — А вы все-все такие добрые. У меня самая красивая на свете семья.

— Вивьен, ты с нами?! — крикнул Радко, собравший разношерстную толпу отроков и детей в хоровод. Марлен призывно ударила по струнам гитары, и виновница торжества, поцеловав напоследок флоксы, унеслась танцевать.

— В моей бедной оранжерее не было столь изысканных цветов, — вполголоса заметила Амалия, и скорбные морщинки собрались в уголках ее губ. — Однако... Простите мне мое политическое невежество, но, Камилла, дорогая, это ли не безумное расточительство? Ты же сама рассказывала, у нас до сих пор перебои с урожаями, однажды едва не случился голод, ресурсы Республики очень скудные, а ты... вы... Изучаете совершенно бесполезные, пусть и очень красивые растения.

Зося и Милош весело переглянулись. Герда украдкой вздохнула в ответ на уколы вишневых стрел Арджуны. Марчелло на лекциях всякого наслушался, а потому сидел с самой невозмутимой физиономией. Камилла проглотила все свои недобрые замечания в адрес матери, мол, надо же, как мы вовремя о народе думать стали, и тепло улыбнулась:

— Мамочка, я ценю твою заботу о смысле наших исследований. Но почему же ты полагаешь, будто бы они бесполезны?

— Я ошибаюсь?

— Конечно. Мама, ты же сама в свое время содержала дивную оранжерею, и это, вероятно, вдохновило меня пойти работать в университет, к Милошу. Вспомни, тебе привозили клубни редких гиацинтов аж из Ромалии, причем платила ты немалые деньги. Кто мешает нам активно разводить и продавать орхидеи состоятельным гражданам Пирана или аристократам Йотунштадта?

— Милая! — Амалия всплеснула руками и растроганно расцеловала дочь в обе щеки.

— А помните, внук ваш старший месяц назад с животом маялся? — спросила Герда. — Ему становилось плохо от привычной еды, так я его кормила нежной кашицей, покуда лечила. Та кашица сделана из клубней ятрышника*.

— Как не помнить? Невестка моя до сих пор о тебе только доброе говорит. Загнулся бы наш свет, память наша о бедном Георге, если бы не кашица твоя. Только при чем тут орхидеи?

— О, прекрасный вопрос, дорогая теща, — встрял в женскую беседу Милош. — Еще во время странствий по сельве Бланкатьерры я предположил сходство между тамошними орхидеями и нашими растениями с необычной формой цветка. Например, ятрышник, башмачок, дремлик, любка... Здесь у меня появилась возможность сравнить эти растения, подтвердить свою гипотезу и как минимум удивиться чудесам нашего мира. А как максимум — мы обратили более пристальное внимание на наши собственные маленькие орхидеи. Я доверился интуиции Герды, мы начали изучать свойства клубней и получили питательную смесь, которая помогает поддерживать больных, страдающих расстройствами живота.

— Что ты хочешь сказать этим, дорогой зять? — насторожилась Амалия.

— Что пути познания неисповедимы! Ну и последнее. Медики, прошу вас, ни звука. Итак, Амалия, Арджуна, Марчелло... Хельга, Артур, Мариуш, Петра, идите сюда! Али!.. Али для нас потерян, что ж... Ага, Саид вернулся, Саид, прихвати Отто! Итак, попробуем оценить вашу наблюдательность. Скажите, вас ничего не настораживает в этой орхидее?

За столом воцарилась тишина. Собравшиеся сосредоточенно морщили лбы, передавали друг другу плошку с цветком, дотошно исследовали его, снова хмурились. Долго. До тех пор, пока к столу не подкралась Мира.

— Откуда она взялась? Это первая пурпурная орхидея в оранжерее, а новых, кажется, не...

— Брысь отсюда! — рявкнули на девочку Саид и Зося.

— Папенька, бабушка, — Мира сложила перед лицом ладони, поклонилась на саорийский манер и упорхнула обратно в хоровод.

— Арджуна, можно? — спросил Саид, глядя на друга щенячьими глазами.

— Можно, — великодушно разрешил эльф.