Калейдоскоп (СИ)

Муха металась по кухне, совершая невероятные маневры, словно потерявший связь с землей оголтелый летчик. Меня всегда поражало, как они не разбиваются о стены и прочие бытовые предметы. Они – это мухи. Если бы я носился в воздухе с такой скорость, уже б давно превратился в раздавленное пятно неудачника.

И смотрю я на нее со своего табурета, такой огромный и спокойный и ума не приложу, что у нее на уме? Вот вылетела моя бывшая жертва на балкон и давай биться со всей своей «насекомьей» дури в окно. Бьется - бьется, жужжит, возмущается, а результатов ноль! Открытое окно, буквально в нескольких сантиметрах от нее. Там, там ей и солнце, и воздух и запахи всевозможные, неужели она не чувствует, что свобода так близка? Я бы понял ее, если бы она была лошадью. Но муха, обладает исключительным зрением, точнее зрительной системой! Да, возможно именно эта особенность бинокулярной оптической системы и мешает ей? Возможно окно, настолько заливает свет, что она не в состоянии распознать другие предметы, отражающие свет, т.е. с мухой происходит временная слепота, в следствии чего возникает паника?! Я не знаю. Я не понимаю мух. Поэтому я их убиваю.

Кого же я убил?

Я изучал историю. Я до-олго изучал историю. Не потому, что мне было интересно, просто мне твердили, что я должен учиться, и я учился. Мне говорили, что я должен нести транспарант, и я нес. Мне говорили следить за соседями, и я следил. Мне говорили петь гимны, и я пел. Мне говорили, что я должен улыбаться, и я улыбался так, что кости белели и челюсть сводило судорогой. Не потому что я верил во все, что происходило. Нет. Я этого даже не понимал. Просто мне так говорили. У меня это не вызывало ни восторга, ни ненависти. Я просто делал то, что делали все. Я был похож на обреченное животное, которое тянут, и оно идет. А когда я поворачивал голову, видел, как тянут за такие же веревки тысячи других обреченных. А когда кто-то решался противостоять коллективному шествию в прекрасное куда-то, его жестоко наказывали кнутом или просто стреляли в голову, а точнее в затылок. А учитывая, что тогда я хоть не понимал в деталях для чего я живу, тем не менее умирать не собирался. Поэтому шел туда, куда тянули, делал то что приказывали.

Уже позднее я узнал, что стимул – это особый такой металлический наконечник на деревянном шесте. Им в старину погоняли буйвола, запряженного в повозку, вонзая без зазрения совести в бок или любую мякоть эксплуатируемого животного клиновидное, острое копье, похожее чем-то на неумолимого овода. Поэтому, сейчас, меня порой бросает в дрожь, при упоминании стимула к жизни или еще какой хрени. Получается, что дело обстоит так: человек не может найти для себя смысл что-либо делать, и потому прибегает подсознательно или умышленно к болевым пинкам со стороны того или иного проявления жизни. Короче, чтобы жить, многим нужно страдать, шпынять себя, испытывать боль. Для меня это странно. Но достаточно объективно и понятно. Но речь обо мне.

И вот иду я в этом великом шествии. Тянут меня и тянут, рассказывают, как мне жить и правильно мыслить, и я не сопротивляюсь. Так пролетают годы и вот я попал в институт.

А когда мне стало интересно, по-настоящему, изучать и учиться – меня призвали в армию. И не просто на учения, а сразу воевать. Да, конечно я прошел боевую подготовку, нас этому готовили еще с детства: такое себе подрастающее поколение убийц.

Сначала меня должны были зачислить в связисты, но разглядев потенциал стрелка, у меня это правда хорошо получалось, на удивление я был предельно метким и спокойным, тогда, очень давно. Итак, меня комиссовали в стрелковый отряд. Мне дали флаг и показали противника, сказали: Вот твой враг! Убей его. Я убил. Потом мне дали другой флаг и снова показали врага: Теперь это твой враг! Убей его. И я убил. Потом нас погрузили в вертолет и отправили в небеса, посадили на чужую землю и без знамени, просто показали нового противника, и сказали: Это твои враги! Убей их всех! И я убил. И когда мне понравилось убивать – все закончилось. Меня вернули назад.

Я вернулся туда, откуда пришел. Но не шел никого. И тогда мне сказали, что всех их убил я. Однако, я не мог понять, как я мог это сделать? Почему, находясь совершенно на другом континенте, я мог убить своих близких и дорогих сердцу людей? Тем, более у меня их было не так много. Приемные родители были очень добрыми людьми, и я бы ни за что не выстрелил в них. Этого я не понимал. Не мог разъяснить самому себе, собственную сопричастность с их смертью.

Будучи на чужой земле, упиваясь механическими убийствами, уже тогда, мое сознание постепенно и неуклонно начало свое расслоение. Большое количество наркотических препаратов храбрости, уничтожали мой мозг. Постоянный, беспрерывный страх смерти, ожесточил мое сердце и все эмоции, которые могли бы приобрести совершенно иные качества. Я ведь мог стать хорошим, просто другим человеком. Но вместо этого, я продолжал оставаться обреченным животным. Только на этот раз я не был миролюбивым, я был убийцей. Животным, которому нравится убивать, может быть только человек. Ни одно животное не убивает ради удовольствия. Кто-то может припомнить кошек. Но открою великую тайну – кошки не играют с мышью, они просто оттачивают свое мастерство. Тоже самое обстоит и с птицами, да, кошки любят поохотиться и на первых, и на вторых, и на все что им по силе сцапать. Но это не игра как нам кажется, это простая тренировка, как у бойцов, они изо дня в день оттачивают свои боевые навыки. А я убивал уже не ради спасения себя или того, о чем не понимал, и уже не потому, что мне приказывали, я просто наслаждался убийством. Потому, что другого мне не предложили. И я не защищаю себя. Я отлично помню себя, каким я был, и что думал и что ощущал, когда уничтожал все и вся, без классификации на возрастную и половую принадлежность. Я не был героем, я просто был остервенелым человекообразным животным с разрывающимся на грязные тряпки сознанием.

И вот я думаю. Кого я убил? Я не убивал своих родителей. Меня там не было. Значит кто-то, сделал это за меня, из-за спины, исподтишка? Но кто? Может это и вправду я, только другой, второй я. Значит, ему просто сказали: Убить! И он убил.

Физиогномика

Архитектурный центр ее лица был деформирован. Неправильное окостенение перегородки носа, когда последняя на стадии хряща не достигает основания черепа, приводит к тому, что спинка носа западает, его общая форма оказывается уплощенной. Это не считается катастрофическим дефектом, однако для меня – это было важным.

Я ненавижу мопсов и пекинесов. Я ненавижу курносых существ, они меня отчаянно выводят из себя. Все плоское, априори вызывает у меня агрессию.

Я ненавидел свою жену. Я так сильно ее ненавидел, что каждое утро представлял, как она умирает. Как разбивается ее лицо о стену или как я дробовиком сношу ее чертову голову, со столь уродскими чертами всего! Я ненавидел как она смеется, когда ее отвратительный нос, который по идеи символизирует оптимизм и доброжелательность, прилипал к пухлому, отдутому лицу еще сильнее, при этом вся ее кожа морщинилась, как у сраного шарпея, превращая ее физиономию в некое сплошное месиво тканей и хрящей. Хотя зря я так про собак, да. Лучше бы мне смеяться с шарпеем, чем с этой уродиной. И да, я ненавидел в ней все! Особенно лицо.

Почему я тогда женился? Я не видел ее лица. Она стояла спиной, мы познакомились на пляже. У моей будущей жены был невероятно красивый позвоночник. Я влюбился в ее спину. Я до сих пор восхищаюсь ее красотой. Шея и плавный, слегка выпуклый позвоночник пленили меня с первой секунды. Я больше никогда не видел более красивого позвоночника. И мне пришлось сделать предложение спине. Просто отдельной части ее тела. И по началу, меня это мало тревожило. Пока ее лицо и чертов нос не стали моим повседневным проклятием.

Я занимался любовью со спиной, я завтракал и венчался со спиной. Я никогда не целовал лицо, я украшал поцелуями спину. Я трахал жену только сзади. Я не использовал миссионерские позы, даже когда была кромешная мгла, я не мог целовать ее губы. Ведь совсем близко находился ее курносый нос! Я не смеялся с ней, я не обнимал ее и не прикасался к щекам – там, в складках затаился нос! И она это знала. Наверное, знала, догадывалась, скорее всего, определенно чувствовала мою ненависть и к великому моему отвращению, продолжала меня любить. А может не любить, а просто жить? Я не понимаю женщин, как не понимаю мух. Они кружат над членом, словно это их единственное утешение в жизни. Они выходят замуж за член, рожают десяток новых вырожденцев для члена, моют посуду и встают по утрам ради члена. Терпят побои и колоссальное унижение только ради члена! Но! Зачем? Я не понимаю. Они так бояться член, а еще больше остаться без члена, что готовы терпеть все на свете, только бы остаться с одним единственным членом. Они свято верят, в то, что все перетрется, уладиться, что нужно просто набраться терпения, и они с членом будут счастливы. Прямо мазохистская философия какая-то! Но мы не были счастливы. Я не был счастлив. Уверен – нос тоже не был счастлив! И меня до безумия раздражала ее оптимистическая надежда, ее собственная, нет, коллективно женская сказка о том, что мы будем счастливы, нужно только выдавить из себя ребенка. Новое продолжение ненависти, как будто это какой-то чертов эликсир, способный вернуть мне сердце и неиссякаемую любовь к курносому существу. Глупости, какие! Женщины торгуют спермой, применяют ее как разменную монету, машут договором перед носом члена, как политическим соглашением, но что больше всего меня убивает, потом, неприкрыто и неистово ненавидят собственных детей! Я знаю, зачем они это делают! Они, эти странные женщины со своим убогим фанатизмом к члену, используют свои детородные возможности, только чтоб произвести на свет несчастное дитя, новые уши, материализовавшуюся их собственную ненависть и потом всю оставшуюся жизнь гнобить неповинное дитя в том, что у них что-то когда-то не сложилось с членом! Чтоб вливать в эти маленькие ушки свои несчастные однотипные истории, давая объективность абсурдным оборотам и фантазиям из разряда «а вот если бы, да кабы! А вот сколько я всего пережила! Сколько я всего стерпела и сделала! А он! А ты! Все из-за тебя!» и в итоге, ребенок – это всего лишь катализ ее собственных неудач. Таким образом, из разгневанного чрева вылезут будущие подстреленные еще в утробе уроды! Которые потом, вымещают свою злобу на все, что станет на их пути!