Зелень. Трава. Благодать.

Стивен начал пить после того, как его девушка Мэган погибла в автокатастрофе в квартале от нашего дома. Месяц спустя, будучи уже без пяти минут выпускником, он бросил футбол. Его оценки поползли вниз. В нем куда-то подевалась его личность. Раньше он всех всегда смешил. Рядом с ним всем было весело, всем становилось легче жить, особенно мне. Он был моим кумиром. Если драка шла из-за фигни, он всегда мог ее прекратить буквально парой шуток. Не бывало такого, чтобы он не улыбался. Когда он входил в комнату, все сразу оживлялись. А потом погибла Мэган, и у него все пошло кувырком. Сюда влез еще Фрэнсис Младший, и с тех пор все покатилось по наклонной. Стивен напивается, приходит домой, рубится на кулаках с Фрэнсисом Младшим и затем отключается. На следующее утро он просыпается, блюет в унитаз, засыпает на унитазе, потом снова просыпается и начинает расспрашивать меня про вчерашний вечер, поскольку сам ничего не помнит.

— Генри, ты сегодня папу уже видел? — спрашивает Стивен.

— Нет, — отвечаю я. — Не видел с вашей вчерашней драки.

— Что? — спрашивает он. — Когда это мы с ним подрались?

— Издеваешься?

— Нет. Я помню, как вернулся домой, и еще была проблема, когда не мог подняться по лестнице.

Я втираю себе в волосы две капли геля. Дальше зачесываю волосы строго назад. Теперь можно делать пробор посередине, но мне хочется рассказать Стивену всю вчерашнюю херню. Я могу делать только что-нибудь одно. Но тогда это будет несправедливо по отношению к Стивену или же, наоборот, к моим волосам.

— Да, на лестнице у тебя и впрямь были проблемы, — говорю я ему.

— Ну вот, а я про что, — произносит он с облегчением.

— Папа и Фрэнни поволокли тебя наверх. А то так бы и замерз на улице. Так что сам смотри, были у тебя проблемы или нет.

— Серьезно?

— Серьезно.

— Я шел за папой или папа шел за мной? — спрашивает он.

— Не знаю, — честно признаюсь я. — Я стоял наверху, жевал конфетки и тянучку и оформлял билеты на предстоящий бой.

— Заткнись. Что я ему говорил?

— Точно не помню. Как обычно. Пошел на хрен, отъебись, отсоси, педрила.

— Я упоминал про то, что папа пялит миссис Куни за спиной у нашей мамы? — интересуется Стивен.

Фрэнсис Младший изменяет жене, нашей маме, Сесилии Регине Тухи Старшей, с миссис Куни, которая живет в конце квартала напротив. А наш дом стоит последним на этой стороне. Если представить себе улицу Святого Патрика в виде прямоугольника, то дорога от дома Тухи к дому Куни как раз поделит ее на два треугольника.

— Нет, такого не припомню, — отвечаю я.

— Мама плакала?

— Угу.

— Вот черт. Что еще было?

Неожиданно у меня пропадает всякое желание рассказывать дальше. Во-первых, я до сих пор не сделал пробор. Во-вторых, я до сих пор не сделал пробор. Упоминание о приезде полиции или о его рыданиях в данный момент ни к чему хорошему не приведут. Самое время заняться прической.

— Все не так ужасно, — говорю я. — Ну, сшиб там пару хреней.

— И все, больше ничего? Ты уверен, что я при маме не наговорил всяких глупостей?

— Уверен. В любом случае, она ведь в курсе, правда?

— Но это не значит, что ей надо все разжевать по слогам, не стоит мешать жанры. — Тут он снова блюет.

— Красиво пошло, — говорю я, — но мне надо уложить волосы, приятель. Иди еще поспи.

— Да, еще чуть-чуть и пойду, — отзывается он, и тут его выворачивает наизнанку. — Ну вот, чуть полегчало. Удачного дня, малыш Генри. Накинь на себя чего-нибудь. А то если отправишься на улицу прямо так, сбегутся телки и напихают долларов тебе в трусы.

Он со стонами удаляется в спальню, по дороге нервно и немного испуганно бормоча что-то про жизнь, которая катится к чертям. Меня возбуждает мысль о телках, пихающих баксы мне в трусы. Вставший у меня в белых трусах член отражается в зеркале. Что ты будешь делать с этой гребаной штуковиной? Знать бы, как его угомонить. В библиотеку записаться, что ли? Ну хватит, пора отвлечься от стояка и переключиться на прическу.

Она (прическа) уже почти стоит колом, и неплохо бы залезть под душ с шампунем и начать все с нуля, но не такой уж я дурак. Я не из тех, кого обычно называют чистюлями. Я делаю пробор и распушаю волосы — это раз плюнуть; теперь одеколон. Поделюсь секретом: когда пшикаешь спреем голову, не смотри на инструкцию по применению. Надо, чтобы баллончик шипел без малого три минуты. И непроницаемая мгла да сгустится над ванной так, чтобы твой собственный пердеж звучал отголосками туманного горна. Так, то сделал, это сделал. Теперь, когда волосы в порядке, можно одеваться.

Но сначала окинуть прическу беглым взглядом на предмет соответствия писку моды. Слухи о пользе от ежедневного принятия душа сильно преувеличены. Нет такой необходимости. Я придерживаюсь расписания понедельник — среда — пятница. Воскресенье — День Господень, а посему грешно по таким дням тешить свое тщеславие, исполняя ритуалы типа купания. Однако ухаживать за прической и воздерживаться от купания — это лишь два шага на пути к сногсшибательной внешности.

Шаг третий — выбор одежды, которая бы выделяла тебя из стада. Каким образом? Очень просто. Старайся не носить футболки с логотипами спортивных команд, если, конечно, не собираешься торчать весь день под днищем машины или кормить помоями свиней. Натяни лучше рубашку с воротником вроде той, какую я надеваю в данный момент. Попробуй-ка подбери себе такую же крутую рубашку, как моя с лосями, чтоб так же выгодно тебя подавала. Не обращай внимания на фырканье и бульканье в ванной — это Стивен. С шортами попроще. К рубашке с лосями имеет смысл надевать только шорты из шотландки. Девка вроде Грейс точно не устоит. А обуюсь, пожалуй, в черные беговые кеды с желтой полоской. Пусть они немного выбиваются из цветовой гаммы: если обувка не подходит к одежде — это не смертельно. Теперь самое время запихнуть Зеленухыча в носок для быстрого доступа в походных условиях.

Прикид нельзя считать законченным, если на тебе не надето ни одной вещи во славу Иеговы. Лучше что-нибудь неброское, скажем, наплечники. Это что-то вроде шнурков, к которым прикреплены два ярлычка с изображением святых. Наплечники нужно носить как двойное ожерелье: одна картинка спереди, другая сзади. И что особенно замечательно, наплечники — это гарантированный пропуск на выход из ада. Стоит умереть в наплечниках — и отправляешься прямиком в рай. Без вопросов.

Скажем, к примеру, угоню я сегодня автобус, потом, не знаю, ну там, перееду парочку старушек с ходунками. Затем выйду из автобуса, обчищу их сумочки. С деньгами пойду в бар и напьюсь. В баре начну спорить с чуваком по поводу того, кто лучше: я или Бобби Редфорд. Допустим, он скажет, что я чуть получше. А я скажу, что точно лучше, и намного. Тут я выйду на улицу, сяду за руль автобуса, снесу в баре стену и перееду болвана. Потом вытащу деньги у него из лопатника, подойду к музыкальному автомату и врублю Боба Сигера и его «Сильвер буллет банд», песню «Old Time Rock & Roll». Потом я снова сажусь за стойку, заказываю еще выпить и начинаю спорить с другим чуваком: кто круче — я или Бобби Де Ниро. Он говорит, что вроде бы Де Ниро. А я говорю, что Де Ниро без вопросов. Базар я кончаю точно так же — просто сбиваю его автобусом.

Потом опять присаживаюсь выпить. В бар заходит Де Ниро, садится рядом и заказывает стопку, лихо опрокидывает ее. Потом искоса смотрит на меня и спрашивает:

— Про меня говорил? Это ты про меня говорил?

А я ему:

— Ну да, но только хорошее, Бобби.

Но он не ведется на эту туфту. Он достает огромную бандитскую пушку и нашпиговывает меня свинцом. Я труп, но на мне наплечники. В свете всего этого возникает вопрос: смогут ли они спасти меня от ада? И да, и нет. По-хорошему, мне бы полагалось прямиком в рай, даже если бы я вошел в Жемчужные Врата с рулем от автобуса и холодным пивом.

Но мы забываем об ужаснейшем из всех грехов. Хуже убийства и даже хуже пропущенной мессы. Я врубил Боба Сигера на музыкальном автомате. А этого дерьма мне не простит и сам Бог.