Успех-трава

Юрий Магалиф

Успех-трава

Мне очень хочется, чтобы вы узнали про случай, который произошел с Катей Карамелькиной.

Только не знаю, как об этом рассказать, потому что случай слишком уж странный, слишком уж необычайный, слишком уж удивительный, и говорить о нем надобно по-особенному.

Сначала я надумал написать стихотворение и даже нашел смешную рифму — «Карамелькина — пустомельника». Но потом решил: «Нет, стихи тут не годятся: дело слишком серьезное».

Тогда я сказал: «Напишу-ка пьесу!» Да, пьеса тут была бы в самый раз. Одно плохо: смотреть пьесу в театре, где играют артисты, — интересно. А читать пьесу в книге — немножко скучновато.

«Ну, что ж, — подумал я. — Если пьеса не подходит, значит, надо написать сказку!»

И как только я это подумал, так в ту же секунду сказка сама по себе стала сочиняться.

Стала сочиняться большая сказка. Такая большая, что я даже отсюда — с первой страницы — не вижу, чем дело закончится.

Итак, когда-то, давным-давно…

Ах, простите, что я в самом начале останавливаюсь и прерываю сказку.

Дело в том… понимаете-ли… надо сказать…

Словом, вот что: не сердитесь, пожалуйста, на меня, если я иногда — честное слово, очень редко! — буду лично появляться на страницах этой книги, чтобы высказать свое отношение к здешним делам. Это будет называться «Авторское отступление».

Конечно, было бы приятнее и почетнее назвать это «авторским наступлением». Но знающие люди мне сказали, что автор ни в коем случае не имеет права наступать, потому что автор не солдат, а писатель, у него в руках не автомат, а перо.

Но если в каком-нибудь месте нашей сказки начнется авторское отступление, то вы должны будете сразу же узнать автора в лицо. А то могут выйти разные неприятности — вы станете спрашивать: «Кто это там отступает? Какое он имеет право отступать, когда сказка идет вперед?» Начнется неразбериха, путаница, даже крики…

Вот как автор выглядит: среднего роста, седой (он давно уже дедушка); глаза у него обыкновенные — иногда грустные, иногда веселые. Он любит глупенькие песенки, вроде этой:

Надеюсь, теперь вы сразу же узнаете автора при любом его отступлении.

Начинается сказка!

Внимание!.. Итак…

Глава первая

Школьная ведьма

Когда-то, давным-давно, жила-была маленькая фея.

Она действительно была очень маленькая — чуть побольше карманного радиоприемника. Ее имя тоже было небольшое, короткое: Кика.

Фея Кика была хорошенькая и веселая. Она все время порхала над цветами в нарядном голубом платьице.

Да-да, порхала, как бабочка. Потому что маленькие феи, также как и новорожденные младенцы, ходить еще не умеют. Только младенцы ползают на четвереньках, а феи — порхают. У них за спиной есть такие прозрачные крылышки, чтобы легче было перелетать с цветка на цветок.

Шли годы… Может быть, двадцать лет прошло, а может быть, и двести или пятьсот. Кто их считает, эти годы, когда они идут один за другим.

Кика сначала стала взрослой, и, как у всех взрослых, крылья у нее отпали. Но зато выросло имя: оно стало длиннее — фею Кику теперь с уважением стали называть Кикимора.

И, наконец, — она состарилась и превратилась в ведьму. Да-да! Не удивляйтесь: все старые ведьмы в молодости были прелестными феями. Спросите кого угодно.

Только носить почетное звание «Ведьма» — дело вовсе не такое простое, как кажется. Ведьме многое надо уметь: притворяться, обманывать, внезапно исчезать и появляться там, где тебя не ждут, и вообще надо уметь ловко делать всякие фокусы…

Некоторые ведьмы считают, что их главная обязанность — пугать людей.

Они говорят: «Если не умеешь так напугать человека, чтобы у него со страху глаза на лоб полезли, — то лучше и не называй себя ведьмой».

Представьте себе — Кикимора не любила пугать. Вернее, любила, но не очень. Она ни разу не испугала девочку, маленького мальчика или старенькую бабушку.

Нет, Кикимора была не злая ведьма.

Но любила она пошутить и до слез хохотала, когда после ее шуток люди рот раскрывали от неожиданности, не понимая, что произошло.

С другой стороны, ей очень нравилось, когда про нее говорили что-нибудь хорошее, например: «Смотрите-ка, старая ведьма, а жить людям не мешает». Да, такое слышать про себя каждому приятно.

Так вот, все началось с того, что холодным осенним вечером шла однажды по городу преподавательница музыки из нашей школы. Звали ее Берта Мольбертовна, а ребята (конечно, между собой) называли ее сокращенно и довольно музыкально — Бемоль. Мы с вами иногда тоже будем ее так называть, надеюсь, она не обидится на нас за это.

Дул резкий северный ветер, шел сильный дождь. Прохожие поднимали воротники, кутались в шарфы и потуже натягивали мокрые шляпы.

Вдруг, сквозь шум дождя, Бемоль услышала, как под водосточной трубой кто-то натужно кашляет и тяжело вздыхает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..» Бемоль остановилась, нагнулась и увидела… — вы, конечно, догадались — совершенно верно: она увидела Кикимору!

Недолго думая, ни о чем не расспрашивая, без всяких разговоров преподавательница музыки подняла с тротуара маленькую ведьму, сунула ее к себе в сумку и принесла в школу.

В учительской в это позднее время уже никого не было. На всякий случай Берта Мольбертовна закрыла дверь на задвижку, потом с трудом отодвинула от стенки старый испорченный телевизор «Изумруд» и посадила Кикимору внутрь его — туда, где торчали пыльные лампы, трансформатор и переплетались разные провода.

— Никому и в голову не придет, что вы тут живете, — сказала Бемоль Кикиморе. — Здесь пыльно, тепло и сухо — жилье для вас самое подходящее.

— Спасибо!.. — сказала Кикимора.

И вот в школьной учительской, где во время перемен всегда находилось много педагогов, тихонечко и спокойненько стала себе жить-поживать настоящая ведьма.

Ни один человек, кроме Бемоли, про это не знал и даже не догадывался. На испорченный телевизор никто и внимания не обращал.

Глава вторая

Переезд

Я не знаю, может быть, ведьма тут и ни при чем, но представьте себе, скоро в нашей школе началось нечто странное: почти все ученики стали получать четверки и пятерки, никто не опаздывал на занятия! Все писали в стенгазету!

А в актовом зале каждую неделю собирался огромный хор, и даже самые безголосые красиво пели «С голубого ручейка начинается река!..»

«Должно быть, вам кто-то колдует!» — с завистью говорили учителя других школ.

В нашей школе только любезно улыбались и советовали брать пример. Но никто-никто-никто (разумеется, кроме Бемоли) не слышал, как в поломанном «Изумруде» иногда кто-то шуршит и сладко зевает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюш-ки!»

Постепенно слухи о том, что наша школа какая-то особенная, удивительная и исключительная долетели до Москвы.

И оттуда прислали телеграмму, чтобы директор школы Иван Иванович срочно прибыл в столицу и на всю страну рассказал по телевидению об учителях, об учениках и, разумеется, об отметках.

Тут, между прочим, произошел один пустяковый случай.

Перед самым отъездом Иван Иванович зашел в учительскую и сказал:

— До свиданья! Я уезжаю. Школа временно остается без директора. Надеюсь, что все здесь будет в порядке.

— А вы не боитесь, что вместо вас кто-нибудь другой станет директором? — пошутила Берта Мольбертовна.

— Я ни-че-го не боюсь! — отважно ответил Иван Иванович, простился со всеми учителями и поехал в Москву выступать по телевиденью.

— А в старом «Изумруде» что-то скрипнуло и послышалось: «Хе-хе!.. Поживем — увидим!..»