Царь-дерево

— Вынужден напомнить тебе, — холодно заметил Чжоу Юнмао, — что Лю Шаоци на третьем пленуме не реабилитирован, он по-прежнему в колпаке!

Ли Ваньцзюй сощурил глазки и не остался в долгу:

— Рано или поздно реабилитируют! Чего он плохого сделал?

— Ну ты уже за всякие рамки выходишь! — обозлился Чжоу Юнмао.

Фэн Чжэньминю пришлось срочно вмешаться:

— Мы тут все коммунисты и имеем право высказывать любые мнения. Даже если кто и ошибется, ничего страшного.

— Ладно, этой проблемы пока не будем касаться, — сдержал себя Чжоу Юнмао. — А что говорил Ли Цянфу, когда вы строили сыроварню?

Этот вопрос неожиданно поставил Ли Ваньцзюя в тупик. Он уже не выглядел таким уверенным, когда ответил:

— Ли Цянфу всего лишь произнес несколько ошибочных слов, но не упорствовал в своих заблуждениях. Мы, кадровые работники, и то говорим немало ошибочного. Чего же требовать от помещика?

— Позвольте мне сказать об этом деле! — поднялась Сяо Мэйфэн.

Ли Ваньцзюй поспешно остановил ее:

— Ну зачем это разжевывать? Мы ведь всегда судим о человеке по его поведению вообще. Помещик тоже не должен быть исключением, он…

— Ты брось нам заливать, Ваньцзюй! — оборвал его Чжоу Юнмао. — Черное не обелишь, а белое не очернишь. Ваша бригада каждый год подавала нам критические материалы, разве они не в счет?

— Да, этим вы меня загнали в угол! — Ли Ваньцзюй нахмурился и пошевелил губами, как будто собираясь засмеяться. — В счет, не в счет, а критические материалы тоже можно по-разному рассматривать. Одни из них соответствовали действительности, но другие вы сами требовали, не подать их было нельзя. Когда верхи нажимают, низы привирают! Не сердитесь, секретарь Чжоу, это чистая правда.

— Выходит, ваши материалы были сплошной липой и мы сами толкали вас к этому? — У Чжоу Юнмао даже руки задрожали от бешенства — его позорили перед самим секретарем укома.

— Нет, не сплошной.

— Ну а если они были правдивыми, почему вы сейчас предлагаете реабилитировать этого помещика? — Чжоу Юнмао чувствовал, что на сей раз крепко ухватил Ли Ваньцзюя.

Тот хотел что-то ответить, но в разговор вмешался Фэн Чжэньминь:

— Ладно, хватит об этой проблеме. Я хочу задать вам только один вопрос: все ли бедняки, середняки и кадровые работники бригады согласны снять колпак с Ли Цянфу?

Поскольку Ли Ваньцзюй молчал, за него ответил У Югуй:

— Кадровые работники не раз обсуждали это, бедняки и середняки — тоже. В конце концов все проявили высокую сознательность и согласились.

— Это так? — Фэн Чжэньминь хлопнул по плечу сидевшего рядом счетовода Ян Дэцюаня.

Тот не ожидал этого обращения и не знал, что сказать. Подняв свое круглое лицо, он поглядел на Ли Ваньцзюя, старого бригадира, Чжоу Юнмао и только тогда промолвил:

— Да, так.

Его растерянный вид вывел из себя Сяо Мэйфэн.

— Ты что, правду сказать боишься? Мы ничего плохого не сделали, ничего ни у кого не украли! Говоря откровенно, некоторые были против реабилитации Ли Цянфу. И были, и сейчас есть. В деревне несколько сот человек, не по одному штампу вырублены, как не быть разногласиям?!

Ее речь, точно выстроченная из пулемета, еще больше накалила атмосферу в комнате. Секретарь укома глядел на девушку и даже забыл зажечь сигарету, торчавшую во рту. Чжоу Юнмао был изумлен еще больше: он никак не ожидал, что в деревне у него есть союзники.

— Ну и кто же против? — спросил Фэн Чжэньминь.

— Например, Гу Цюши.

У Югуй протестующе поднял руку:

— Мэйфэн, ты Цюши не приплетай, он парень очень хороший!

— Я и не говорю, что плохой. Чего я такого о нем сказала? — Девушка сверкнула глазами на бригадира и вдруг в упор бросила: — Разве вы не знаете, что он выступал против реабилитации Ли Цянфу?

Секретарь укома, конечно, понятия не имел, кто такой Гу Цюши, и поинтересовался этим у Ли Ваньцзюя. Тот сидел, опустив голову, и с отсутствующим видом курил. Ответил не сразу:

— Демобилизованный. Бригадир полеводческой бригады.

Тогда первый секретарь решил отправить Чжоу Юнмао в коммуну, а сам переночевать в деревне.

Дом тетушки Лю снова превратился в гостиницу. Необычным было лишь то, что теперь у старухи гостил сам хозяин уезда, и она принимала его по высшему разряду, со всей возможной сердечностью. Первым делом она сбегала в сельпо, купила две пачки хорошего чая, заварила его, посадила гостя на кан, а сама достала из погреба лучшей капусты, выбила в миску больше десятка яиц и на скорую руку приготовила пельменей из белой муки с сочной начинкой.

Когда Фэн Чжэньминь, расстегнув свой ватный халат, уселся на жаркий кан, он почувствовал в пояснице такую теплоту, какую не ощущал даже под специальной лампой в провинциальной поликлинике. Хозяйка поднесла ему жареного арахиса, рюмочку вина, и его смуглое лицо сразу раскраснелось. А тут и пельмени подоспели. Уплетая их, он одновременно заговорил с тетушкой Лю, усевшейся на краешке кана:

— У вас тут есть помещик по имени Ли Цянфу?

— Есть, есть.

— Что он за человек? Честный или нет?

— Очень честный. Что ему велят, то и делает. Если на восток пошлют, на запад ни за что не пойдет!

— Наверное, теперь ему колпак пора снимать?

— Конечно. Ему уже под семьдесят. Неловко в дурацком колпаке в гроб ложиться!

Тетушка Лю подложила гостю еще несколько горячих пельменей. Он проглотил парочку и снова спросил:

— А сколько земли было у их семейства до земельной реформы? Он сам был хозяином?

— Сколько земли, я не скажу, а хозяином ему быть так и не довелось. Все держал в руках его отец, да не помирал никак. Ух как он нас, бедняков, тиранил! Только на второй год после земельной реформы помер.

— А что же Ли Цянфу?

— Он был никчемный. Ни в плечах, ни в руках никакой силы. Но раз земля у семьи была, ел и пил сладко, разводил всяких птичек, гонял голубей — в общем, попусту жил. Отец видит, что от него никакого толку, и послал его в город учиться. У них же деньги! Но какой из него ученик? Это он тоже делать не смог, только разной дряни научился: волочиться за актерками да опиум курить. Тогда отец вытащил его из города и женил. Молодая была не из богатого рода, но красивая. И что же вы думаете? Не понравилась она его матери! Все время бьет ее, ругает, ни одного дня спокойной жизни. Промучилась молодая три года и повесилась, даже ребеночка после себя не оставила. Ну а потом, сами понимаете, какая девка в их дом пойдет? На своей нынешней жене Ли Цянфу уже после смерти матери женился. Она ведь на черта похожа, куда уродливее первой жены, а тоже никого не родила. В общем, остались в их семье четыре бабы и один мужик без потомства — другой такой семьи в нашем Наследникове и нет. Ну скажите, разве это не возмездие за грехи? Кто их заставлял творить столько зла? Человек должен смотреть не только назад, но и вперед. Разве не так?

Фэн Чжэньминь усмехнулся:

— По-твоему выходит, что Ли Цянфу очень честный?

— Очень!

— Тогда почему же я слышал, что его много били?

— Ну а как же? Если б не били, он и не был бы честным.

Тетушка Лю тоже усмехнулась и снова подложила гостю пельменей.

— Говорят, что некоторые против его реабилитации? — продолжал Фэн Чжэньминь.

— Нет, на собрании все согласились.

— А я слышал, что были и против.

— Кто же?

— Гу Цюши.

— Ах он! Да этот парень много лет в деревне не был, ничего у нас не знает. Он не в счет.

Секретарь хотел спросить еще что-то, но тетушка Лю принесла еще одну миску пельменей, потом бегала за уксусом, соевым соусом и все время бормотала:

— Ешьте, ешьте, досыта наедайтесь! В деревне даже из доброй муки трудно сготовить что-нибудь приличное, так что не обессудьте. Хорошо еще, что новая пшеница поспела, да на электрической мельнице смолота. Попробуйте новой пшенички! О другом не скажу, а мука у нас хорошая, тоньше городской.

— Верно, пельмени очень вкусные получились, я уже много съел. Так Гу Цюши…

Тетушка Лю вдруг убежала и вернулась с бульоном из-под пельменей: