Военврач (СИ)

Рюмка за рюмкой, псевдоинтеллигентный разговор продолжил спонтанный праздник.

- А, что товарищ Яновенко пьёт через раз? - спросил у Иры комбат.

- Да мне ещё мужу суп варить, бельё стирать!

- А я что тут - фигнёй с вами страдаю?! Знаешь, что это такое? - комбат достал из кобуры пистолет и положил на стол перед Ириной.

- Пэ эм! - подсказываю я.

- Не встревай, док. Пусть сама отвечает. Она же присягу Родине принесла, уставы учила, у неё муж офицер... А сколько в магазине патронов?

- Семь! - ответила испуганная девушка, закончившая год назад финансовый институт.

- Ты точно в этом уверена?

- Ну, не знаю, не считала никогда!

- Тогда считай внимательно! А ты, доктор, помогай ей!

И комбат, сняв предохранитель, не передергивая затвор, открыл огонь. Он стрелял то в стены палатки, то в потолок. Пули незримо пролетали перед нашими глазами, оставляя в поднамёте палатки рваные следы и сизые клубы дыма в помещении.

В ушах заложило, но я считал. Не знаю, о чём думала двадцатидвухлетняя девушка, решившая носить погоны и таким образом обмыть получение очередного воинского звания. Точнее, за неё всё решили. Один... два... три... восемь!

- Ну, что убедились? - закончил довольный комбат.

Прибежал дежурный по части с автоматом, готовый к отражению атаки, также слегка подшофе.

- Что случилось, товарищ майор? Кто стрелял?

- Всё спокойно! Хорошо несёшь службу, товарищ Лопатин, завтра благодарность тебе объявлю перед строем! Иди дальше служить.

Пошатываясь, капитан ушёл. У Ирины было состояние, близкое к шоковому. Бледность лица выдавала тускло мерцающая лампочка палатки. Паузу, возникшую в воздухе, нарушил комбат.

- Ну, что, док, ты внимательно считал?

- Восемь...

- Точно? Давай проверим? - И направил ствол пистолета в мою сторону. - Ты уверен в своих подсчётах?... Я нажимаю пусковой крючок?!

- Пожалуй, я могу сомневаться! Не думаю, что это стоит делать прямо сейчас.

- Ну ладно, тогда давай выпьем по рюмахе! Наливай! - он подставил мне металлическую рюмку-гильзу из-под крупнокалиберного патрона. - А скажи, что-нибудь на английском языке. Мне говорили, что ты на командном пункте за переводчика на полставки устроился. Ты же умный, знаешь, как надо!

- Зачем? Вы ведь всё равно ничего не поймёте...

Мы выпили, но жар, подогретый рюмкой осетинской водки, ещё больше разгорячил его молодецкую удаль, хотя я так и остался сидеть в напряжении, и хмель не брал.

- У меня тут адъютант появился из взвода связи. Умный, интеллигент, но материться совершенно не умеет. Стихи пишет, да ещё на английском шпрехает... Док, позвони дежурному по части, пусть найдёт рядового Сергеева и сюда пришлёт. Мне летом в Москву ехать учиться, английский язык нужен будет.

Я выполнил просьбу-приказ командира и спустя минуту, в палатку зашёл перепуганный солдат.

- Товарищ, майор, рядовой Сергеев прибыл по вашему приказанию! Разрешите войти? - спросил худощавый боец, в надвинутой на глаза шапке-ушанке, прожжённом бушлате и засаленных брюках. На бледном лице, сквозь налипший пот и печную копоть, проблескивал интеллигентный оттенок.

- Заходи! Ты где был? Почему так долго не могли тебя найти?

- Виноват, товарищ майор! Искал воду для умывания, но в умывальнике всё замёрзло.

- Ладно, сейчас тебя начмед будет экзаменовать. Док, спроси его что-нибудь на английском языке. И вообще, поговорите, а мы посмотрим, как интеллигенты беседуют!

- Стоит ли? Ведь вам без перевода не всё будет понятно? - пытался увернуться я.

- Ладно... тогда Сергеев, почитай нам свои стихи!

Сергеев читал десять минут стихотворения о природе, о любви, о родном доме. Мне показалось, что комбат и забыл уже про него. Выпив ещё рюмку, он задумался о чём-то своём. Но, вдруг внезапно вернувшись мыслями в свой палаточный кабинет, он остановил выступающего бойца.

- Скажи, Сергеев, ты предан своему комбату?

- Так точно, товарищ майор!

- А ты готов отдать жизнь за своего командира?

- Так точно, товарищ майор! - не медля отчеканил солдат.

- Ну, тогда открывай свой рот... шире... ещё шире!

И комбат вставил ствол ПМ в полость рта. Не знаю, что творилось у рядового Сергеева внутри, но мне показалось, что не только слёзы потекли у него из глаз, когда командир нажал на спусковой крючок.

- Ладно, ступай в свою палатку, ночью будешь топить у меня, смотри не усни, как в прошлый раз! - удовлетворённый произведенным эффектом, сказал комбат.

И рядовой Сергеев ушёл. Беседа больше не клеилась. Каждый понимал, что произошло нечто неординарное, что, пожалуй, никогда не забудется.

Нам выделили обещанный УАЗик, и мы молча ехали по ухабам ночной Ханкалы, поражённые увиденным.

На следующий день истопник комбата обратился в медпункт с жалобами на боли в животе, изжогу, отрыжку и с диагнозом "обострение хронического гастродуоденита", я направил его в медицинский батальон, из которого его перевели в окружной госпиталь. Спустя три месяца в часть пришло свидетельство о болезни, в котором сообщалось, что рядовой Сергеев был уволен из армии в связи с обнаруженной язвенной болезнью желудка и кровоточащей язвой. В часть он так и не прибыл для получения денежного пособия и компенсационных выплат. Письменно просил, чтобы всё причитающееся ему выслали по почте.

Очень часто во время службы в полевых условиях замечал, что причинами возникновения заболеваний внутренних органов было эмоциональное напряжение, стрессы и бытовые конфликты. Сначала заболевала душа, а потом уже тело реагировало и отвечало гипертоническими кризами, пневмониями, гастритами, люмбалгиями.

День медика

День медицинского работника отмечают в третье воскресенье июня с 1981 года. И в Чечне тоже. Начался он с построения дивизии на взлётно-посадочной полосе, из которой временно сделали плац.

- Я сколько раз говорил, что выезды за пределы гарнизона, тем более в Грозный, могут быть опасными для жизни, - после приветствия продолжал комдив - сорокадвухлетний генерал-майор. - В городе ещё есть одиночные группы боевиков, которые зарабатывает себе на жизнь тем, что снимают на фото убийства наших военнослужащих. На прошлой неделе я доводил до командиров частей, что на рынке Грозного были убиты трое военнослужащих нашей дивизии, одна из них женщина. Они совершали там покупки. Наверное, командиры частей не довели мой приказ о запрете выхода за пределы гарнизона. Командир медбата, дайте команду, вынести тела погибших.

Перед импровизированной трибуной поставили станки Павловского, которые служат армии ещё со времён первой мировой. На них разместили двое носилок с убиенными. Лица ничем не прикрыты, из ран виднеется запёкшаяся кровь с мозговой тканью.

- Эти двое вчера были застрелены на рынке Грозного, когда покупали черешню. Их что - плохо кормят? Или им черешни захотелось? Они что - забыли, что они не в армии США служат? Посмотрите каждый, как закончилась их жизнь. И что мне теперь их матерям писать? Погиб как герой? Пусть каждый пройдёт и посмотрит, и передаст другому, как закончилась жизнь этих солдат. И запомните - враг вас раньше увидит и учует.

Мы не спеша проходили мимо погибших солдат. Никто не скомандовал снять головные уборы. Противоречивые чувства разрывались внутри. Разве так прощаются с погибшими? Разве их вина в том, что Родина, отправляя себя защищать, не может обеспечить их элементарными витаминами, продуктами питания, обмундированием? На их месте мог быть любой из нас. Ведь позавчера на том же рынке я обменивал три блока сигарет на клубнику, сметану и черешню. Лето, а нас кормят сухарями и килькой. Вокруг Ханкалы пропадают черешневые сады. На гарнизонном рынке фрукты стоят в десять раз дороже чем в Грозном, да и зарплату третий месяц не платят. Подсказал впереди идущим, что надо снять кепки, так принято прощаться с погибшими. Произвел ли урок комдива впечатление? Вот уж не знаю.