Военврач (СИ)

- Ладно, так и быть... сегодня я договорился, что будем спать на нарах в казарме. Но завтра обещаю, что ляжем в лесу, - подводя итоги дня, завершил комбат.

- Урррааа! - шёпотом пронеслось по рядам.

Я был счастлив. За день работы ломом, топором, ножовкой руки не разгибались, спина ныла, кожа обветрилась и зудела. Завтра будет завтра, а сегодня мы не замёрзнем. Мы шли по хрустящему снегу с начальником аптеки, другом психологом и любовались полной луной, мерцающими звёздами, чувствуя себя маленькими детьми, которых угостили конфетами.

- Чего бы ты хотел, док? - спросил меня мой друг Эдик.

- Если честно, - попасть домой. Правда и дома-то у меня теперь не осталось. Лишь во сне вспоминаю родительский...

- Приезжай ко мне в Будённовск... места хватит всем... Я тоже о доме думаю. Эх, выпить бы чего-нибудь... настроения нет совсем... как лошади сегодня пахали.

- У меня есть чуток... отлили в медслужбе.

- С меня тушёнка и хлеб, если возьмёте в компанию, - вставил своё начпрод Сашуля.

Вот и казарма. Это летний лагерь учебного центра. Батареи не предусмотрены, но нам он показался райский местом в сравнении с палатками. Как только разлили спирт, меня разыскал начальник связи - худосочный лейтенант, призванный с "гражданки".

- Док, у тебя сын родился!

- Врёшь... Ему ещё рано появляться... недели через две...

- Он у тебя не спросил... вот, держи телеграмму... да наливай по случаю!

Весть о сыне разлетелась по казарме, и к нам подползали те, кого не сморили усталость и сон. Телеграмма переходила из рук в руки и каждый чего-то да желал. Я был счастлив, но не запомнил ни слова из сказанного! Все мысли были о сыне.

- Ты знаешь, док, тебе ведь отпуск положен теперь, - после тоста сказал начальник строевого.

- Я ведь ещё не заработал, и у нас боевое слаживание.

- Ерунда. Десять дней по семейным обстоятельствам. Завтра напишешь рапорт. Ты имущество получил, документация заведена, начальник аптеки справится и без тебя... Главное - к отправке эшелона в Чечню не опоздай.

Комбат был жаден. Вместо десяти суток дал пять, вместо довольствия за месяц выплатил аванс в тысячу рублей, из которых половина ушла на билет в плацкарте.

Вот я и дома в Питере. Собственно домом я с недавнего времени называл всё, где ночевал. Есть крыша над головой, значит - дом. Тёща волком смотрит на зятя, который решил сбежать от семьи в Чечню. Успокаиваю её и оправдываюсь тем, что устал жить в долг и караулить магазины по ночам. Я ведь на военного врача учился, а не на ночного сторожа.

- Деньги то есть, чтобы в роддом гостинцы отвезти?

- Есть, аванс дали. На первое время хватит, а там заработаю.

- И скажи на милость, как?

- Вагоны пойду разгружать на Московский вокзал.

- Не смеши... Там таких нахлебников знаешь сколько... очереди на месяц вперёд расписаны. Тут Андрею предложили шабашку на складе в Купчино. Цех по консервированию гороха открывают. У него горло осипло... пойдёшь за него?

- Конечно... а сколько платят?

- Тридцать в час.

- Здорово. В Бурятии двадцатку за ночь хозяин магазина давал.

- Как сына то решили назвать?

- Тарас!

- Ух страсти то какие... не выговоришь.

- Ничего, привыкнете. Да и ему с Богданом будет сподручнее, когда одни останутся.

На следующее утро шурин отвёл меня к своему работодателю, который представился дядей Стёпой, напомнившего мне милиционера из одноимённого мультфильм. В прокуренной кандейке, обклеенной советскими газетами, переодевалось десять мужиков. Парочка студентов, два алкоголика, отставник-майор, с которыми поздоровался за руку; остальные держались в стороне и не выделялись.

- Значит так, ребята, - инструктировал нас сквозь пышные седые усы дядя Стёпа, - работа у нас сдельная. Оплата почасовая. Тридцать в час, что по курсу один доллар. Деньги такие на дороге не валяются. Кто устал, расчёт на месте и гудбай!

- А что делать-то будем? - поинтересовался пожилой, но жилистый отставной майор, надевая халат и перчатки. По внешнему виду было заметно, что он разбирался в таких делах.

- Ничего сложного. Будут приходить грузовики с мешками. В них канадский горох. Ваша задача их разбирать и складывать. Здесь скоро запустят линию по упаковке гороха в банки. Так дешевле, чем ввозить готовую продукцию.

Нас завели в просторный металлический ангар, который, судя по запаху краски, был недавно собран. Работа поначалу показалась действительно не сложной. Что такое перенести мешок весом в сорок килограммов? Ерунда! Часы бежали, машины подходили, с шутками да прибаутками мешки перетаскивались. Незаметно наступило время обеда. Видимо шофёры тоже устали баранки крутить.

- Двадцать минут на перерыв... простой не оплачивается, - командовал наш надсмотрщик, которого я окрестил надзирателем. Он даже перекуры вычитал у мужиков.

- Нас можно рассчитать! - первыми сдались грузчики, по лицу шибко пьющие, - на опохмел с закусоном заработали.

К десятиминутному ужину отчалили и студенты, сославшись на завтрашние занятия. Мы с майором работали уже в паре. Он давно предлагал носить один мешок на двоих, но мне казалось, что сил вагон.

В компании работать веселее. Каждый рассказывает что-нибудь о себе и это отвлекает от усталости. Гора мешков неприлично высилась, интенсивность переноски не уменьшалась. Лишь в половину одиннадцатого мы разгрузили последний грузовик и получили расчёт. Тринадцать часов каторги - триста девяносто рублей!

Устроил себе праздник. Купил бутылку "Балтики-4" и двести граммов "Докторской", а домашним - кекс с изюмом. Скрюченными пальцами и дрожащими от усталости руками с трудом открыл металлическую пробку и, не удержавшись, выпил пиво в полупустом ночном автобусе. В уме калькулировал, сколько я смогу заработать за оставшееся отпускное время и мечтал, как потрачу деньги.

Увы, дома ждал неприятный сюрприз. Андрей сказал, что на завтра мастер поставил другую смену.

Утром же я понял, что работник из меня никакой. Тело ныло от непривычной нагрузки, ногтевые пластинки болели и почернели от переноски мешков, как будто на них нанесли черный лак и постучали молотком.

Из Питера в Тамбов возвращался на электричках с ночёвкой в Москве у друга, работающего агентом по продаже элитной недвижимости. Он смотрел на мои почерневшие ногти и удивлялся.

- Ну ты, Сява, даёшь!

- Тебе не понять... у меня сын родился!

- Пойдём на Тверскую в "Бункер" отметим!

- Да у меня ни одежды подобающей, ни денег нет!

- Форма у тебя самое то... сейчас так модно. Скажу бармену, что ты из Чечни. Он тебя угостит. Бывший афганец.

В эту ночь мы так и не ложились, отмечая рождение сына. Я боялся проспать пятичасовую утреннюю электричку и в четыре, слегка пошатываясь, вышел с Богословского переулка по направлению к Павелецкому вокзалу. В наушниках звучали песни "Наутилуса". Московский народ ещё спал, лишь на Тверской ютились сонные второсортные путаны. На Красной площади из плеера заиграли аккорды "Труби, Гаврила, труби... Хуже уже не будет...", и я не сдержался. Вот она моя детская мечта - главная площадь страны. Впереди Чечня... хуже точно уже не будет. И я замаршировал с равнением направо под сопровождение двух патрульных машин милиции. Вспоминал, что когда родилась Настя, я дежурил на сутках в питерской психбольнице для заключённых, когда появился Богдан, охранял магазин с пистолетом в Бурятии, теперь вот появился Тарасик, а я уезжаю от него. Пусть этот ночной парад будет в твою честь, мой маленький сын, пусть твоя пневмония поскорее разрешится, а папка за тебя повоюет и за друзей тоже... и мы победим!

В Трегуляе стремительно наступила весна. Снег остался лишь на опушках. Ночью в поисках лагеря я провалился в неглубокую речку под лёд. В итоге битый час обходил её вброд. Комбат пожурил за опоздание на два дня, но поздравил за то, что вообще приехал. В лагере за прошедшую неделю всё благоустроилось, и из палаток доносился жилой дух. До отправки в Чечню оставалось две недели...