В обятиях прошлого. Часть 3

В квартире постаревшей, одинокой и никому не нужной Маргарет пахло сырой землёй и ржавчиной. Непонятно откуда взявшийся, этот запах пропитал всё вокруг, включая стены. В каждой комнате повисло ощущение смерти, смешанное с ароматом нежных франжипанов. Удушливый воздух томился во всех шкафах и комодах, не давая покоя самой Маргарет, которая теперь очень плохо спала по ночам.

От изнуряющей бессонницы она стала похожа на высохшую летучую мышь, сидящую ночью у окна. Постарев, Маргарет оставалась всё такой же жестокой и нетерпимой, холодной и равнодушной. В окне, которое ночь превращала в зеркало, отражалась безобразная старуха, с бесконечным презрением смотревшая на Маргарет. По ночам её мысли путались как в бреду, терзая своей бесконечностью сознание и ослабляя хрупкое, быстро утрачивающее былую молодость тело.

Маргарет всё чаще вспоминала Элизабет и разговаривала с ней, отчётливо чувствуя её присутствие. Мысли и переживания Маргарет не были направлены на настоящее и будущее – на её взрослую дочь, единственного близкого ей человека, ни разу не сделавшего ей ничего плохого. Они были устремлены в прошлое, к человеку, который, как она долгое время считала, отравлял ей жизнь, к её матери.

Вот и сегодня тоже, уснуть у Маргарет так и не получилось. Ей не помогали ни тёплое молоко, ни охлаждённая постель, ни прогулка перед сном, ни бесконечный пересчёт мужчин её жизни. Блаженный сон, которого она так давно ждала, давно покинул её, оставив взамен лёгкую беспокойную дремоту. Маргарет вытащила из продолговатого ящика прикроватной тумбочки заветную капсулу и проглотила её, запив коньяком. После приёма лекарства она погрузилась в тяжёлый дурманящий сон, но уже через пару часов проснулась от ломящей боли в коленях.

Проклятая сырость, – пожаловалась сама себе Маргарет.

Холодная сырая парижская погода, которую она некогда так любила, теперь отзывалась гудящей ломотой в суставах, мешая спокойно жить. После такой ночи наступал ещё более тяжёлый день. У неё теперь всегда было беспросветно отвратительное настроение. Привычка разговаривать с собой пришла одновременно с бессонницей, вскоре после смерти Элизабет.

Часто Маргарет жаловалась сама себе на прислугу, понося её последними словами. Прислуга, африканская женщина средних лет, нанятая и оплаченная Энн, каждый день приходила ухаживать за Маргарет, готовить еду, убирать квартиру, а заодно и, высказывать свои взгляды на жизнь. Последнее сводилось к тому, что деликатно можно было бы назвать критикой французского государства и общества.

Вот и сегодня Маргарет удостоилась очередного гневного монолога.

Франция украла лучшие годы моей жизни ! – заявила служанка, едва переступив порог. – Я три дня плыла беременная в переполненной людьми лодке, чтобы добраться до Марселя. И что ? Два года я была вынуждена жить вообще без документов, а потом они ещё два года думали, давать или не давать мне разрешение на проживание !

Она со злостью швырнула на пол сумку с продуктами так, что в ней что-то хрустнуло, а Маргарет вздрогнула.

За это время я родила ещё троих детей и должна была целыми днями стоять в очередях, чтобы попасть с ними на бесплатный приём к врачу ! Ещё год мне пришлось ждать, пока, наконец, мне дадут бесплатное социальное жильё !

Служанка быстро и небрежно рассовывала по полкам свежие овощи в холодильнике.

Сейчас мне платят нищенское пособие, на которое едва можно существовать, а ведь у меня уже пятеро детей ! Да ещё и требуют, чтобы я каждые полгода заполняла и отсылала целую кучу каких-то дурацких бумаг, иначе меня угрожают лишить даже этих денег ! Но ничего, у меня подрастают сыновья, которые точно не повторят мою судьбу ! Они возьмут от этой самой Франции всё ! Они заберут всё, что Франция задолжала мне !

Маргарет чувствовала смертную тоску, порождавшую жажду сделать что-нибудь, что хоть немного изменило бы её невыносимо пресное, скучное, монотонное и однообразное существование: ей хотелось подсыпать кому-нибудь яду, сломать кому-нибудь жизнь, или, в крайнем случае, хотя бы со скандалом разорвать с кем-нибудь отношения. Маргарет мечтала вновь ощутить свою былую силу, ту самую восхитительную дьявольскую силу, ощущение которой доставляло ей когда-то ни с чем не сравнимые эмоции. Она желала снова почувствовать своё всемогущество. Но это уже было невозможно.

*   *   *

В то утро Энн мучительно выплывала из сна. С детства она умела чувствовать грядущие события. И сейчас она понимала, что опасность или беда были где-то рядом. Обычно эти ощущения приходили к ней рано утром, словно прощальный шёпот ночных звёзд, вызывая тревогу и беспокойство. Эти предчувствия почти всегда сбывались.

Никто заранее не предвещал эту внезапную грозу, уверенно объявившуюся на горизонте. Чёрные тучи с жёлтыми переливами быстро наползали с Запада, беспощадно закрывая солнце. Энн вышла на палубу яхты и подошла к краю борта. Воздух был пропитан колдовской дымкой франжипана. Никого поблизости не было. Море, отражая цвет траурного неба, выглядело бездонно-чёрным. Энн открыла сумочку. Всё было решено. Весь мир затаился в готовности принять неизбежное. Тьма, пришедшая с Запада, накрыла берег. Исчезло всё – дома на набережной, пальмовые аллеи, крикливые чайки – как будто их никогда и не было.

Фарфоровая статуэтка, некогда любимая игрушка, с которой Энн никогда бы не рассталась, теперь стала чужой и враждебной. Балеринка с негромким плеском упала в море, в последний раз взглянув на Энн с немым укором и тоской. По воде разбежались чёрные круги. Статуэтка скрылась в морской глубине и опустилась на дно. Песок лёгкой дымкой окутал её хрупкую фигурку, а морские водоросли плотной сетью сплелись над ней. Рыбы-ангелы и султанки водили хоровод. Медленно проплывавшая по дну серая мурена затаилась в скале.

Здесь ты будешь храниться вечно, – подумала Энн.

Небо пронзили огненные стрелы. Тьма сгущалась. Энн напряглась от холодного порыва ветра, который необычайно ласково пробежался по её коже, разметая прекрасные локоны. Ей было приятно это прохладное касание свежего морского воздуха. Она даже повела плечами, испытывая странное чувство, словно эта наползающая тьма окутывает её, легко скользя по телу и даря комфорт и странное удовольствие. Она замерла в этой кромешной тьме, не смея пошевелиться и не понимая своих ощущений.

Вдруг она вздрогнула, уловив тот самый пронзительный и сверлящий взгляд, который столько лет не хотел отпускать её. Только на этот раз он был где-то совсем рядом, и вместе с этим взглядом явно угадывалось чьё-то присутствие. Это был взгляд хищника, вышедшего на охоту. Ей казалось, что она даже слышит его жадное дыхание. Энн обернулась. В нескольких шагах от неё мужской силуэт стал отчётливо вырисовываться из сгустившейся тьмы. Энн заметила сложенные у него за спиной два больших чёрных крыла вместо рук. Увиденное заставило её замереть на месте.

Я всегда был рядом с тобой, – услышала Энн гулкий голос, отказываясь верить в происходящее, – и сейчас, приблизившись к тебе, я не хочу отпускать тебя.

Она почувствовала, как кто-то трогает её затылок, погружая руку в густые волосы, и спускается по шее касанием бархата. Энн не могла понять, что за сила манит её, заставляя кровь пульсировать в бешеном ритме и испытывать необъяснимую тягу к этим призрачным прикосновениям, осознавая, что начинает терять рассудок.