Привычка выживать (СИ)

В комнату Пита почему-то заглядывает Гейл. Долго стоит в дверях. Джоанна делает вид, что не замечает его присутствия, но эта игра довольно неубедительна.

- Такое чувство, будто ты наслаждаешься этим, - говорит он в тишине.

- Я всего лишь разбираю его вещи, - отвечает Джоанна.

- Пойдем, - Гейл так и не переступает порога. - Мне нужно тебе кое-что показать.

Джоанна не хочет ничего видеть и говорит об этом прямо. Гейл не умеет убеждать, да и Джоанна не поддается на пустые уговоры и даже не выглядит заинтересованной.

- Тебе нужно попрощаться, - говорит Гейл, почти выходя из себя. - Эффи сказала, что тебе это нужно.

- Эффи? – Знакомое имя цепляет Седьмую. – Как она?

Гейл отделывается общими словами, но одно то, что Эффи может говорить связно, успокаивает. И Джоанна соглашается на прогулку, берет с собой картонную коробку. Конечно, она знает, с кем ей нужно попрощаться. Знает так же хорошо, как и то, что Гейлу незачем быть с ней рядом именно сейчас. Но Гейл так же упрям, как и она. Гейлу будто бы нечем заняться, и время, потраченное на прогулку, он не считает потерянным. Идут они молча, шаг в шаг, думая каждый о своем.

Кладбищенская ограда наводит на печальные мысли. Гейл, пытавшийся сначала отобрать у Джоанны нетяжелую ношу, ограничивается тем, что открывает перед ней увитую плющом калитку и пропускает вперед. К самой могиле он не подходит.

Джоанна медлит, рассматривая черно-белую фотографию того, кто будто бы покончил жизнь самоубийством. На могиле есть цветы, но их не так много, как на пустых могилах сестер Эвердин. Джоанна ставит коробку на землю и выпрямляется.

- Привет, доктор. Надеюсь, ты не будешь против поговорить со мной в последний раз. И, надеюсь, ты сделаешь это бесплатно, потому что деньги я оставила в другом венке.

Гейл наблюдает за ней, не слыша слов, но видя выражение лица. Дерзости в ней всегда было больше, чем красоты, но сейчас что-то в ней изменилось. Прежде острая на язык, теперь она больше молчала. Гейлу нравилась шумная Джоанна, хотя она же и раздражала его безмерно. Сейчас непривычно тихая Джоанна Мейсон прощается с человеком, над которым издевалась и которому так и не успела сказать “спасибо”. Гейл не может сдержать горькой улыбки, думая о том, что они с этой Седьмой во многом похожи.

Он тоже многим не успел сказать «спасибо».

***

Джоанна не пакует чемоданы ни на следующий день, ни на день, идущий следом за ним. Джоанна навещает днем Пита, завтракает, обедает и ужинает со всеми, а вечера коротает в обществе Хеймитча, с которым почти не разговаривает, вопреки всем попыткам того завязать очередную душевную беседу. Хеймитч очень скучает, хотя и ничем не показывает своих сожалений по поводу отъезда Бити. Хеймитч предпринимает попытку за попыткой разговорить Джоанну, но раз за разом смиряется с проигрышами.

Каролина рисует. В одиночестве или в компании Китнисс. Иногда к ним присоединяется Хеймитч, реже - Энорабия. Джоанна вовсе не избегает компании, но из комнаты, в которой много людей, никогда не слышится задорный смех. Все они собираются у мольберта Каролины, как собирались бы у гроба мертвого Пита Мелларка, хотя тот все еще жив. Джоанна не желает присоединяться к их трауру. Джоанна просиживает часами в темной комнате здания больницы, отделенная от не мертвого Пита только матовым стеклом.

К ней быстро привыкает человек, сидящий перед экранами. Из нее выходит незаметный посетитель, своим присутствием она никого не обременяет. Иногда ей даже предлагают местный кофе, крепкий и несладкий, и она пьет его, не благодаря никого вслух. Ей кажется, что еще чуть-чуть и ее станут воспринимать как аксессуар, экзотический, но никуда не пропадающий со временем. Она сама себя скоро начнет воспринимать именно так.

Никто не знает, что все эти долгие часы она проводит в мысленных беседах с Питом Мелларком. Она вспоминает их общее нахождение здесь. Вспоминает такие же бесконечно тянущиеся часы в ожидании очередной экзекуции. В их похожих на клетки палатах с прозрачными стенами не было окон, поэтому день и ночь были отделены друг от друга лишь приемами пищи. Никто не облегчал их сна, никто не выключал яркого света, но никто не мешал им разговаривать, если, конечно, оба были в том состоянии, в котором можно говорить.

- Зря мы стали спать вместе, - говорит Джоанна мысленно Питу, который не обратил бы на ее слова никакого внимания, даже если бы они были произнесены. - У нас был шанс стать друзьями, Пит, а мы его взяли и проебали.

В ее смехе нет радости, только бесконечная горечь.

- Ты был моим якорем, Пит, еще тогда, когда мы были заперты здесь. Ты всегда был сильнее меня, - договаривает она с усилием. - И как я могу жить дальше, зная, что даже ты сломался?

Сломанный Пит либо бродит по замкнутому пространству, либо сидит, раскачиваясь, на полу. Он продолжает что-то шептать, просит у кого-то прощения и ни на чем не останавливает свой мутный взгляд. Руки его связаны за спиной мягкими наручниками, - напоминанием того, что Пит Мелларк болен.

Джоанна уже не теряет надежды. Ей просто нечего терять.

- Я была счастлива с тобой, Пит, - говорит она тому, кого нельзя назвать Питом. - А ты был равнодушен ко всему. Посмотри, какая ирония, - фыркает девушка и прикасается к матовому стеклу, - теперь, когда мы сломались, мы поменялись местами. Я ничего не чувствую, Пит. Будто бы уже мертва.

Джоанна Мейсон не могла умереть, не заметив этого.

Каждую ночь Джоанна тонет в мутной воде, чтобы утром проснуться не отдохнувшей.

Китнисс, отвыкшая от звука собственного голоса, спрашивает про Пита. Они стоят вдвоем на крыше, Джоанна делает над собой усилие, чтобы повернуться в сторону нежданной и нежеланной собеседницы. Прежняя Джоанна усмехнулась бы со злостью, назвала бы Китнисс слабой. Нынешняя Джоанна чуть прищуривается.

- Нет больше никакого Пита.

- Не говори так, - вспыхивает Китнисс.

- Отчего же? – следует вопрос. – Ты единственная не видела его, после того, как он сорвался.

К Питу никого не пускают по приказу Пэйлор, но все уже успели побывать у матового стекла.

Энорабия, сопровождающая Каролину, только постояла у матового стекла, скалясь собственному отражению. Каролина просидела не один час перед мониторами, воспаленными от напряжения глазами следя за ни на секунду не останавливающимся человеком. Все просьбы Каролины войти внутрь были отвергнуты Пэйлор, как просьбы беспочвенные и опасные для самой же просящей. Хеймитч ни о чем не просил. Хеймитч распил перед матовым стеклом не одну бутылку; человек, следящий за экранами, умудрился выпить с ним за компанию и вскоре был переведен на другой участок, а самого Хеймитча пускать внутрь здания больницы запретили. Не то, чтобы Хеймитч слишком расстроился этому запрету; ему хватило с лихвой того, что он уже успел увидеть. К тому же, по возвращении в Центр он запил совсем уж по черному, до белых гусей.

Все, приходившие к Питу за тем, чтобы увидеть проблески надежды, уходили с полным разочарованием.

- Ты не видела его, Китнисс, - говорит Джоанна. – А ведь только ты в силах его спасти.

Китнисс качает головой.

- Из нас двоих он всегда был сильнее.

- К черту вас двоих, - отвечает Джоанна. – К черту весь мир. Просто повзрослей, Китнисс. Повзрослей и пойми, Китнисс, что чертова сила здесь ничего не решает. Все дело в привычке. Эта ненавистная привычка сильнее тебя, пересмешница, сильнее рока или случайности. Привычка выживать даже в той жизни, которую ты склонна считать своим персональным адом. У Пита этой привычки никогда не было. Даже став переродком и узнав о твоей смерти, он продолжил медленно разрушать себя собственным же равнодушием. Зачем ему жить, Китнисс, в мире, в котором нет тебя? Я не спрашиваю, не отвечай, - Джоанна фыркает, заметив, как бледная от негодования Китнисс сжимает кулак и собирается начать возражать. – Ты смирилась с его смертью, когда он попал в Капитолий. Ты смирилась с тем, что его постигнет кара за то, что ты творила, став Пересмешницей. Он не был нужен тебе, а ты, как ни печально, была нужна ему в любом из его состояний. Ты, - Джоанна делает глубокий вдох. – Не я. Когда мы были вместе, он убивал тебя каждую ночь. Мысли о тебе не покидали его никогда. Даже когда он был равнодушен ко всему, что окружало его, он не был равнодушен к тебе. А ты, - Джоанна бросает на Китнисс полный презрения взгляд, - привыкла прятаться и смиряться с потерями. Маленькая испуганная девочка. Прячешься за тем, что он всегда был сильнее тебя? Прячься. Никто, кроме тебя, не сможет ему помочь. Никто, кроме тебя, не сможет помочь тебе повзрослеть.