Увидеть свет (СИ)

Доминик будто бы лишился всякой опоры и тонул, тонул в беспощадной тьме, в чужом безумии, отталкивающем и мутном, но со дна вязкого мрака поднималось что-то ещё, огромное и страшное. И он не понимал, как выяснить, что же это такое, как не мог больше разобраться в себе.

Или это безумие жаждет стать им самим?..

Вэйл встал и прошёл на кухню, чтобы заварить чай. Простые действия, чёткие и почти механические, должны были успокоить, помочь разуму стабилизироваться, точно можно в космической пустоте имелось положение, где вновь появляются верх и низ. Доминику была нужна щепотка самообмана, маленькая капля, которая если не сумела бы придать уверенности, то хотя бы позволила заснуть.

На крайний случай оставалось ещё одно занятие, которое всегда приводило Доминика в себя, но он берёг его, как наркоман — последнюю дозу. Систематизация кистей и тюбиков с краской. Он уделял ей единственный день в месяц, и время ещё не пришло, но Вэйл уже предчувствовал, что если и дальше будет так же издёрган, то стоит отправиться в мастерскую и отдаться монотонному процессу. Или прогрунтовать холсты, чего он давно не делал сам, предпочитая оставлять эту работу любимому магазинчику, где закупался принадлежностями для рисования.

Сумрак за окном почти не разбивался фонарным светом, она показалась Доминику густой и липкой, будто кто-то вылил её из банки прямо на город. Однако и в этой темноте была едва заметна машина, стоявшая чуть поодаль от его дома. И Доминик, с присущей ему тщательностью заучивший все номера соседских автомобилей и их марки, был уверен, что эта — точно ему неизвестна. Чужеродное пятно, которое не дополняло, а разрывало канву ночи, пусть и не отличалось от сумрака цветом или фактурой. Доминик чуял её, как слепые понимают, что в их комнате кто-то переставил мебель, ещё до того, как споткнутся.

Взяв чашку с чаем, Вэйл приблизился к кухонному окну, выходящему в нужную сторону, и чуть раздвинул жалюзи, которые были почти закрыты. Фонари как раз погасли — было три часа ночи, и в это время улица всегда погружалась в абсолютный мрак. Чёрное небо тоже не давало никакой надежды на дополнительный свет, но, приглядевшись, Доминик всё-таки различил очертания авто. Какая-то недорогая машина, для многих слишком обычная и серая, чтобы обращать на неё внимание. Вэйл задумчиво сделал глоток.

Кто наблюдает за ним? Полиция? Или, может быть, его нашёл Творец, сумевший прочесть послание? Чем угрожает это тихое ночное присутствие? Что случится, если Доминик покинет дом?..

Отвернувшись, он вдруг вспомнил давнюю беседу с Риком.

— Иногда это не имеет значения, — говорил он, отчего-то бурно жестикулируя. Тема возмущала его, и он не мог сидеть на месте, но тогда Доминик не сумел так же этим проникнуться.

— Хочешь сказать, последнее убийство совершил кто-то другой?

— Так и есть! Но у бедняги нет алиби, и он точно сядет. И нет денег на адвоката, что, наверное, ещё хуже, чем отсутствие алиби, — он вздохнул. — Но это громкое дело, и его надо закрыть. А обвиняемым овладевает такое чувство… Эдгар объяснил бы лучше. Он не желает сопротивляться, лишь бы этот кошмар закончился, лишь бы, так или иначе, его перестали дёргать. Он испуган тем, что его обвиняют, и не может защитить себя. Лань, замершая в свете фар быстро приближающегося автомобиля.

Доминик пытался осознать этот момент, пока Рик сделал паузу. Но полностью представить всё-таки не получилось.

— И знаешь ещё что? Когда смотришь на него, видишь его глаза, понимаешь, что он чувствует — гибель неотвратима. Он не станет двигаться, не уйдёт с дороги, и его просто размажет. Чудовищно. Но полиции это на руку. Быстрое раскрытие. Они любят чувствовать себя… за рулём.

Сейчас Доминик понял, что стоит на проезжей части, будто ожидая, когда появится слепящий свет. И пока что у него есть возможность скрыться, но уже скоро, буквально за поворотом, в каких-то секундах от него несётся кто-то, кому просто… нравится быть за рулём.

Он отошёл от окна и оставил чай на столе в кухне. Ему больше не хотелось пить. В глубине души вдруг родилась новая идея, ещё пугающая, но тем не менее увлекательная — ему следовало самостоятельно отыскать Творца, «первого». Может быть, всего лишь для того, чтобы убедиться — они на самом деле нисколько не похожи, ни капли не связаны. А может, потому, что только так можно было наконец разрешить вопрос, поставивший саму суть Доминика под угрозу.

Личность «второго» его совершенно не заботила. Было очевидно, что скоро этот мотылёк сам прилетит на свет фонаря. Доминик не сказал бы точно, откуда в нём росла такая уверенность, но он ни секунды не сомневался, что «второй» в ближайшее время исчезнет. Или будет пойман.

В этом лесу может быть лишь один волк.

Доминик, безусловно, слышал от Эдгара, что «первый» может попробовать убить «второго», но знал — этого не случится просто потому, что так нарушится смысл деяний. Пусть он и не выявил ещё, что именно вложено в каждое убийство, но творец и художник никогда не вручил бы своего дара тому, кто намеренно подражает чужой работе, выписывая её с такой грубостью и пошлостью.

И снова он вернулся к вопросу, уродство или красота таятся в убийстве. Вэйл нервно взглянул на себя в зеркало, но тут же отвёл глаза, будто опасаясь, что увидит в глубине зрачков что-то дикое. Нет, нужно выпить снотворного и спать, чтобы все эти образы, все эти мысли исчезли, пусть даже оказались погребены во снах. Это было всё равно лучше, чем с мучительной настырностью пытаться разрешить одну и ту же задачу.

Конечно, Доминик знал, как больно понимать, что действие не доведено до конца. Но всё же он признавал — иногда утренний свет помогает разобраться лучше. Он приучил себя терпеть в таких случаях. Или хотя бы давать себе шанс выспаться.

***

Приём снотворного всегда представлялся Доминику падением в чёрную дыру, потому что ему не приходило никаких снов. Поэтому, проснувшись утром, он ощутил необыкновенную пустоту в голове, словно ещё не полностью поднялся из этого тёмного колодца. Он повернулся на бок. Медленно возвращались ощущения тела, а вместе с ними начинали лениво шевелиться мысли.

«Интересно, что чувствуют жертвы творца, когда приходят в себя обездвиженными на алтаре его творческого начала?» — и Доминик сел, поражённый этим вопросом. Откуда-то ему было совершенно точно известно, что они приходят в себя.

Принимают дар.

Смиренно ли? Протестуя? Что испытал бы он сам?

Возник новый аспект, которого Доминик прежде не касался. Он не ставил себя на место Творца, наблюдая со стороны, и не старался занять место… жертвы? Холста? Теперь же вспыхнувшая с излишней чёткостью идея буквально захватила разум.

Он машинально оделся, все действия, за годы жизни ставшие отточенными даже в мелочах, совсем не требовали внимания. Поглощённый странным волнением, Доминик смог немного вернуться к реальности, лишь включив телевизор.

Там, конечно, разговаривали об убийстве, совершённом «вторым», но даже звук чужих голосов оказался надёжным якорем, который помог Доминику наконец-то обрести себя в мире.

Ему не понравилось состояние, в которое он поневоле погружался всё чаще. Словно он глубже уходил в себя, а это, как он знал, могло стать опасным. Но Вэйл понимал, что не попросит кого-то о помощи.

Приготовив завтрак, Доминик вдруг вспомнил про автомобиль и подошёл к окну, чтобы убедиться — слежка не прекратилась. Однако никого не обнаружил. Нужно выйти из дома и осмотреться, так что Вэйл заглянул в холодильник. Как бы это ни было неприятно, но приходилось периодически наведываться в супермаркет. Отчего-то доставка еды на дом виделась ему настоящим вторжением, и он никогда не пользовался такими услугами.

Уже замыкая дверь на ключ, Доминик задумался о статье Линдси, которую она обещала опубликовать утром. Стоило признать, что сегодняшний день начался не так, как должен, поэтому можно было позволить себе после прогулки в магазин проверить, что там творится в Интернете. Вэйл огляделся, ведь на самом деле целью его вылазки были совсем не продукты, но подозрительных автомобилей нигде не маячило. Может ли быть, что его оставили в покое? У них нашёлся более любопытный подозреваемый?