Девятнадцать секунд (ЛП)

– Поехали, – тихо говорит Поль.

Он ведет машину очень внимательно и осторожно. Оно понятно: сейчас не стоит давать полиции повод их остановить. А, впрочем, уже не важно: они больше ничем не рискуют. Они оставили позади опасный квартал, пересекли окружную дорогу[13]. Теперь они вне Парижа. На лоне природы. По крайней мере, на лоне пригорода.

Наверное, место, куда они едут, – это какая-то запасная явка, думает он. Если бы речь шла о постоянной штаб-квартире Организации, Поль завязал бы ему глаза или сделал бы еще что-то, чтобы он не смог понять, где расположено это место. Ему очень хочется спросить об этом, но он сдерживается, ведь Поль предупредил его, что не будет отвечать на вопросы. Он догадывается, что Поль – не более чем посредник, всего лишь винтик в большом механизме, мелкая сошка; на самом деле Поль не знает ничего. И пусть он вначале думал иначе. Пусть сам Поль с первых дней пытался заставить его поверить в обратное. Доказательство: когда Совет захотел связаться с ним, он не передал свое сообщение через Поля, а только приказал ему доставить исполнителя, и на этом все.

Машина остановилась возле какой-то стройки, огороженной красно-белым забором. Поль заглушил мотор.

– Вот как мы поступим, – говорит он. – Я выхожу, иду к забору. Там есть лаз. Ты увидишь, как я это сделаю. Потом ты выходишь из машины и тоже идешь к забору. Как приблизишься к проходу, посмотришь по сторонам. На улице никого не должно быть, абсолютно никого. Если увидишь хоть одного человека, отбой. Продолжай идти дальше, или остановись перешнуровать свои шузы, все, что хочешь, но только не входи. Если же никого не будет, ты отодвинешь планку, как это сделаю я, и быстро, не оглядываясь, одним шагом войдешь внутрь, так, чтобы лаз сразу закрылся за тобой. И без глупостей, понял? Не нужно изображать туриста и просовывать сперва голову, чтобы посмотреть, что там. Ты отодвигаешь доску, входишь, а через секунду проход сам закрывается за тобой. Все ясно?

Очевидно, что он изо всех сил старается не упустить последние мгновения своей власти. Наверное, следовало бы осадить его, но какая разница?

– Ясно.

– Тогда пошли.

Поль выходит и огибает машину. Он идет, опустив плечи. Удивительно, до чего заурядным он сейчас выглядит. Почти жалким. Поль не глядит на него. Кажется, что какая-то сила не позволяет ему разделить радость своего ученика, его победу. Наверное, нелегко осознавать, что тот, кого ты создал, тебя настигает и обгоняет. Но такова логика действия, логика войны. Каждый на своем месте. Поль всего лишь инструктор, учитель. Не пуп земли, но такие люди тоже нужны. И, разумеется, когда он видит, что дело принимает неприятный для него оборот, он вынужден защищаться.

Поль, не торопясь, посмотрел налево, потом направо. Затем он надавил рукой на одну из красных штакетин забора, довольно высоко. Он точно знал, где надо нажать. Целая секция забора качнулась, и Поль исчез внутри. Мгновение спустя, планки вновь встали на свое место. Хитро придумано, похоже на тайную дверь во дворце из фильма про мушкетеров.

Теперь его очередь. Он выходит из машины, закрывает дверцу, стараясь действовать бесшумно. Направо. Налево. Никого. Он повторяет жест Поля. То же действие – тот же результат: проем открывается. Он ныряет в образовавшуюся дыру и слышит, как лаз захлопывается за его спиной. Наконец он проник в святая святых.

Здесь его ждет сюрприз.

Он-то думал, что за забором какое-нибудь здание. По крайней мере, стройка. Но перед ним пустырь, очевидно, давно заброшенный. Вспоротые матрасы, ржавые холодильники, густые заросли. По краям пустыря – какие-то строения без окон. В общем, глухое место, куда обитатели квартала, по-видимому, тайком вывозят свой мусор. Свалка.

Сразу налево – большая прямоугольная яма. Примерно метр на два. Дна не видно, но ее, должно быть, вырыли совсем недавно, потому что земляная насыпь возле ямы выглядит свежей, и из нее торчит лопата с длинным черенком, словно работа еще не завершена.

Прямо перед собой он видит Поля. Так близко, что чуть не подпрыгивает от неожиданности. Поль по-прежнему не улыбается. Теперь у него даже какой-то тоскливый вид. И немного опасный. Можно подумать, что он внезапно сошел с ума. В правой руке он держит что-то блестящее, похожее на маленькое зеркальце.

Неужели вход в конспиративную квартиру Совета может находиться среди этого хаоса? Он собирается спросить об этом Поля, как вдруг зеркало резко вонзается ему в горло. В ту же секунду, не прерывая движения и почти на одном дыхании, Поль сильно толкает его в плечо, и он летит в яму.

Он со всего маху падает на спину, стукнувшись затылком о дно, отчего в голове начинает звенеть, словно ударили в колокол. Но он остается в сознании. Он видит Поля, который склонился над ямой и смотрит на него. Предмет, который он держит в руке – это не зеркало, а бритва. Одна из тех старых складных бритв, с лезвием, которое встраивается в рукоятку. У них есть даже какое-то специальное название. Как же это? А, опасная! Да, точно, опасная бритва! Поль держит в руке опаску, покрытую кровью.

Он пытается кричать, но из его горла исходит только глухое шипение, как из спустившей шины. Он хочет подняться, но собственное тело ему больше не подчиняется. Силы покидают его вместе с кровью, что бьет из раны на шее. Его одолевает сон.

Там, наверху, Поль вытирает бритву белым бумажным платком и кидает его в яму. Этот запятнанный кровью платок летит, медленно кружась, как опавший лист, и приземляется ему на грудь. Затем Поль не спеша складывает бритву, прячет ее во внутренний карман куртки и берется за лопату.

Он уже не видит Поля так ясно, как раньше, но это не оттого, что земля попала ему в глаза. День сменился ночью, словно наступило солнечное затмение, когда птицы на лету врезаются в стены. Все исчезает: небо; шорох лопаты, вонзающейся в землю; его представление перед Советом; будущие задания; обучение неофитов; гордость папы.

III

ГАДЕС

Когда пожарные прибыли на перрон, я, кажется, все еще неподвижно сидел на скамейке. Припоминаю блестящую каску, амуницию из плотной кожи – самый настоящий рыцарь Круглого стола в доспехах склонился надо мной.

– Все в порядке, месье? Вы не пострадали?

Я ясно слышал каждое его слово и осознавал, что эти слова складываются в осмысленную вопросительную фразу, но я никак не мог понять, что она означает. Наверное, у меня был совершенно дурацкий вид, потому что он повторил с мягкой настойчивостью и истинно ангельским терпением:

– Вы не ранены?

– Нет. Это произошло там, в туннеле.

– Хорошо. Не оставайтесь здесь.

Я кивнул головой, и он отошел от меня. Я не знал, как мне встать и как заставить себя преодолеть это поле битвы, серое от пепла, дойти до выхода, там, возле светящихся панно, сейчас покрытых пеленой, словно зеркала в доме покойного.

Какой-то человек подошел ко мне и спросил мое имя и адрес. На нем не было ни каски, ни экипировки. Он скорее был похож на агента полиции. Да, наверное, им и являлся. Он записал в свой блокнот все, что я ему сказал.

– Вас вызовут.

– Для чего?

– Как свидетеля.

– Но я не был ничему свидетелем, я вообще ничего не видел.

– Вас вызовут.

Определенно, это был полицейский. Я хотел задать ему еще один очень важный вопрос, который жег мне губы, но никак не мог его вспомнить. Однако он уже ушел. Я увидел его неподалеку – он остановился около следующей статуи из пепла.

***

Я выбрался на поверхность. Наверху разворачивался фильм-катастрофа. Везде спецтранспорт – белые машины скорой помощи, красные машины прочих служб. Были и обычные автомобили, но с мигалками на крышах. Синие лучи пронзали пустоту, словно призывы о помощи. Особенно странным было отсутствие звуков. Я ожидал услышать крики, стоны, сирены, но вокруг царил только непрерывный грохот, довольно низкий, который производил впечатление глубокой тишины.