Вопросы

– Как решится? – спросил Ригу. – Без меня ваш Флипер не выйдет на поставщиков. Он это понял?

– Я сейчас пойду к нему. И как-то решится. Предложение заманчивое. И еще... ты меня прости за челюсть, и за «Маугли». Оказалось, ты не лох, а просто глаза у тебя дурные...  

На этот раз Рига не протянул руки, а кивнул самому себе.

– Я прокололся. Прости, брат. Пожалуй, ты не зря приехал в этот город.

– Да, ладно, – отмахнулся польщенный Дим.

– Это я не тебе, это я себе говорю, – усмехнулся Рига и поднялся. – Давай, завтра увидимся.

Когда Дим добрался из этого «Норд-Оста» до отеля, пришел к выводу, что город не так уж и мал.

Ночью в гостинице тихо. Тихо-тихо. Да и вообще жильцов здесь мало. Даже следить не за кем. Администратору тут скучно.

И вдруг стук в дверь. В два часа ночи. Дим сквозь сон пытался сообразить, что к чему, и не мог.

– Открой!

Дим толкнул дверь, и вошел Рига.

– Давай, собирай свои вещи, живенько!

– Что?

– Собирай, Дим, собирай. Ты выселяешься...

Кое-как похватали шмотки. Рига потащил его вниз.

– Не вздумай только сообщить своему приятелю, что твой друг кого-то замочил, и вы вместе пускаетесь в бега! – предупредил Рига.

Внизу ждала машина. У Риги был затертый «ситроен». Дим сел рядом и закурил спросонок.

– Ты кого-то замочил?

– Решилось, короче. Флипер заупрямился, мол: «Он чужой». Поставил меня перед выбором – или я с тобой, или с ним. Ну, я и выбрал. Немножко пошифруемся, пока рассосется. А там – и новая жизнь. Рукой подать.

Так спокойно объяснил все Рига, отводя длинные волосы от лица.

Дим смотрел ошеломленно. Маньяк, не иначе.

– Разве нельзя было его просто обойти? – спросил почти беззвучно.

– Он же этого не хотел... чтобы мы его обошли. А я не люблю, когда меня ставят... перед выбором. Я этого не люблю.

– И куда теперь?

– Ну, нехорошо будет, если нас с этим свяжут. Особенно – тебя. А я, если что, с ментами перетру. Флипера есть, на кого списать. Пока – поживем вместе за городом, в санатории. Там давно одни кошки воют.

– Кошки?

– Ну, весна. Что ж ты хочешь?

– Я ничего не хочу.

– Здесь двух решений не было, – сказал веско Рига. – Или ты, или он. Я же сказал, что тебя поддержу. И бригаду толковую наберем. Я сам за это возьмусь.

– Эй, Рига, а ты, правда, на филолога учился?

– На классического, заметь, – кивнул Рига. – Латынь и древнегреческий.  Очень в жизни пригодилось.

Дим еще раз взглянул на его четкий профиль.

– Честно сказать, боюсь я тебя, Рига...

– И я тебя боюсь. Я еще тогда, на рынке, очень испугался. Еще до того, как ты подошел, когда только из-за календарей меня разглядывал. Я подумал, ну вот, дождался. Судьба, наверное. Может, из какого-то сна. Я сразу понял, что все перевернулось. Потом, правда, засомневался, вдруг осечка? А, нет. Завертелось. И вот – боимся мы друг друга, хотя будто бы и не психи, и не уроды, – подытожил Рига.

– Я не уверен, что ты не псих, – заметил ему Дим.

– Ну, заключение медкомиссии я тебе не покажу, тут ты прав.

Санаторий был заперт, но без охраны. Рига пошел к черному ходу, открыл дверь и провел Дима внутрь.

– Никто его не приватизировал в свое время, вот и зависло здание. А место удачное. Вроде и за городом, а вроде и рядом.

Они вошли в одну из комнат, и Рига включил свет.

– Я иногда тут бываю. Обжился...

– Может, приватизируем его? – предложил Дим.

– А деньги?

– Ну, немного денег у меня есть. Но действовать нужно быстро, чтобы к лету открыть здесь пансионат для приезжих.

Дим оглядел высокие сухие потолки. Не такое уж и убитое здание. Старой, но прочной постройки. Хотя, затрат, конечно, потребует.

Рига принес из машины бутылку коньяка. Разлил в пластиковые стаканчики и подтолкнул один Диму.

– Давай, за то, чтобы мы друг друга не боялись...

Дим выпил и снова взглянул на Ригу. Высокий, тонкий, совсем хрупкий без своей дутой куртки. Издали – вообще как девчонка с длинными волосами. Но кулаки у него крепкие, и рука не дрогнет, если придется спустить курок. И лицо у него странное... очень изящное, тонкое. Зеленые глаза под черными длинными бровями, прямой ровный нос, твердый подбородок. Нет в чертах мужской грубости, и овал лица удлиненный, выточенный. Что-то кельское в нем, скандинавское, вот только не хватает массы. Вместо этого его тело излучает что-то другое – холодную, сдержанную энергию толчка, удара, выстрела. И это пугает.

Рига присел на диван, провалившийся до пружин, и снова глотнул коньяку.

– Всегда с собой коньяк беру… и пиццу.

– Послушай, Рига. По твоим рассказам выходит, что ты мирно и счастливо жил раньше. А где ты драться научился? Водку пить? Дурью торговать? В университете своем?

– Нет, не в университете. Университет я экстерном за три года закончил. А потом решил воевать. А до этого даже в армии не служил. Но у меня в роду – все военные. Это, может, в крови было. И отец служил, и дед, и прадед какой-то – за царя. Они – за родину, а я – за деньги. Поехал в эту гребаную Чечню...

– В Чечню?

– Думаешь, Чечня далеко? Вот – Ростов, а там и Чечня, – Рига налил себе снова. – Я там «ваших-наших» не разбирал. Да и большинство не разбирало. Вообще те, кто там воюет – им дела до «ваших-наших» нет.

– Значит, за горцев? – понял Дим.

– За горцев. Мы им оружие возили. Один рейс – и тысяча баксов в кармане. Но выдержать это, знаешь... Самое тяжелое – ни хрена непонятно. Все черные, ночью машину тормозят – кто они такие, на чьей стороне, о чем говорят – догадывайся, как можешь. Ну, я потом стал догадываться. Дольше всех продержался. Правда, и пострелять пришлось. Думал, что все равно на войне человеком останусь. И остался бы, если бы выбираться оттуда не пришлось. Тогда уже все равно было, кем я останусь, только бы живым...

Рига помолчал и долил в стакан.

– А вернулся – туда-сюда, машина, девки, клубы, хату купил, диван там, такое. Вот, у Флипера потусовался – и деньги закончились. Ну, Флипер говорит – давай, подсоби мне. А мне дико было стоять на месте с дурью в карманах. Хотел в охрану пойти – тоже самое, только без дури и без денег. Ну, и согласился.

– Значит, из-за денег все-таки?

– Так сейчас даже сортиров бесплатных нет, – отрезал Рига.

– А мог бы детишек латыни учить. Со всей твоей интеллигентной утонченностью...

Рига усмехнулся.

– Думаешь, я интеллигент? Я убийца. А латынь – она уже мертвая, не хочу к ней прикасаться... Люблю все живое.

Дим не знал, засмеяться или заплакать. Так жутко вдруг сделалось от его рассказов и от коньяка, что показалось, рассвет вообще никогда не наступит.

Но постепенно небо сделалось серовато-розовым, а потом стало бледнеть. Над водой поднялось солнце, прочертив на сероватой глади алую дорожку. Изумительно красиво стало вокруг.

– Забыл тебе сказать, – Рига оглянулся на Дима. – Это уникальное место. Коса. Солнце будет подниматься из моря и садиться в море, как на острове.

Дим вышел на берег и осмотрелся. Вдали, у торгового порта в сгустившемся утреннем тумане таяли силуэты кораблей. Впервые море было так близко, что Дим смог потрогать его рукой. Вода была ледяной.

– Летом здесь будут туристы, – сказал уверенно.

Рига сунул руки в карманы брюк и пожал плечами.

– Как скажешь. Лишь бы не всплыл никто.

         Больше всего Таню удивляло то, что Илона все-таки любила детей. Презирая Выготцева, она не переносила ни капли своей ненависти к нему на Марину и Кольку. А Таня часто ловила себя на том, что его дети ей противны. Может, действительно, Илона находила в них и свои черты, а Таня не находила ничего.

         Поэтому, когда Илона в конце мая собралась на Канары, решила взять с собой и малышей.