Выруба

— Андрюха у нас поликлиникой ворочает. Смешной типус. Сейчас напьется и такое понесет. Он пока трезвый — молчит. Но стоит ему освежиться — хоть стой, хоть падай. Сам увидишь.

Андрей Андреевич, который перед этим жадно ел (а он всегда много ест, если пьет), сам налил себе в кружку и встал. Глаза его уже блестели:

— Так! — мне как всегда самую гадость! Хозяйка где? — Непонятно что назвав гадостью — тост или водку, товарищ Шугалей приподнял кружку.

— Дома осталась, — ответили про хозяйку.

— Хорошо, значить я буду серьезен. Третий тост пьют, как правило, за Любовь. Или за баб-с, если хотите. Так вот, Господа Офицера, в этой тесной мужской компании мы собрались, прежде всего, потому, что на какое-то время решили сбежать от наших баб. Так сказать, отдохнуть мужским коллективом. Однако не пройдет и двух дней, как мы к ним обязательно вернемся. И так будут всегда, согласитесь. Без женщин скучно жить на свете. Правда, многие утверждают, что все бабы бляди, но мы-то знаем, что это ни так. Хотя, конечно есть… (Андрей неопределенно махнул свободной от кружки рукой). Был у меня один знакомый — водолаз, твою мать! Здоровый, как бык, а в душе — морская свинка. Когда пришла гроза, бабы — две бабы, молодая девочка и женщина, которой два года до пенсии, стойко выдержали удары, а этот — обосрался и лапки к верху поднял. Стал всякую чушь собирать … Да и хуй с ним. Я, почему о нем вспомнил: он утверждал, а с виду и не подумаешь, что он чмо, что у баб мозгов, как у косяка килек — на хлеб не хватит намазать. Начитался где-то книжек, урод! и умничал: «Я хотел бы узнать, а когда бабы собираются своим тесным (волосатым) кружком, они пьют за мужиков? Думаю, что нет. Потому что по их понятию любовь — это не мужик, — это ребенок. Во, как! Мужики для них — это побочный продукт биологии с недоразвитой хромосомой — зачем тогда за него пить?» И тут же, жлобина, пил за них и за свой недоразвитый продукт природы. Короче, хер с ним!

Я извиняюсь, что меня занесло. Вернемся на трассу! Мы любим женщин! Правильно? А кто не любит — тому приходится их любить! Ну, не солидно же, любить мужиков! Ну, так же? Каждый день на работу с больной жопой. Потом, если рассуждать практично, кто-то же должен стирать нам, готовить, убирать. Вы мне скажете: можно купить пылесос, стиральную машинку, скороварку. Правильно! Мы и так это всё покупаем… для них, для любимых. Чтобы у них ещё оставалось время с нами повозюкаться. Однако, должен заметить, при всём при этом, возюкаются они с нами ни так часто, как хотелось бы, к сожалению. В лучшем случае — месяц после знакомства и две недели после свадьбы, и, практически, всё. Остальное время нам приходится покупать их время стиральными машинками, пылесосами, колечками и прочей чепухой, которую они называют нужными вещами. И повезло тому, у кого медовый месяц длится долго или деньги не кончаются. Приведу один пример: мой приятель студент, молодой повеса…

— Ты, давай уже быстрей — руки устали кружку держать!

Андрей удивленно повернулся на голос и ответил навскидку:

— А ты мне не тычь, говно! Слушай умный тост про любовь! Сбил, урюк!

За столом засмеялись — это был стандартный прием в такого рода разговорах, и все ждали от Андрюхи чего-то подобного, и потому никто не обижался. Смешно покачав головой, Андрей продолжал:

— С вашего разрешения, гГоспода Офицера, я продолжу. Ладно, пример я расскажу в приватной беседе с каждым из вас у меня на приеме, а сейчас я предлагаю встать, и, как положено, выпить за наших милых дам. Чувствуйте, как говорится: «Дам!». Подождите, подождите — не вставайте — я ещё не кончил! — Андрей остановил поднимающихся мужчин, специально сделав упор на последнем слове.

Все опять засмеялись и сели на место.

— Так, — продолжал Андрей Андреевич. — Возможно, кто-то решит, что если мы работаем, чтобы на заработанные деньги купить их время, а, стало быть, и тело, то я предлагаю ему выпить конкретно: за секс и бизнес! А те кто любит своих женщин (или не своих), вставайте и выпьем… Хули, сидите?! Пьём за любовь!

Теперь мужики вставали, с точным намерением не садиться больше, а наконец-то выпить, чего бы там Андрюша ещё не придумал. А он придумывать больше ничего не хотел — он хотел жрать. Поэтому он сам первый выпил, сквасил морду, помахал перед ртом ладонью, ткнул вилкой рыжик, закусил, молча уселся и накинулся на свою тарелку, заваленную печенью.

— Ну, что я говорил? — спросил Олег Ермолая. — Веселый парень?

— Веселее некуда. Он так всегда?

— Это цветочки. А вообще, он нормальный мужик — без него скучно. Это же все безобидно — по-корефански. Потом познакомлю.

— Да мы уже, итак, знакомы — мы же в одной пятерке.

— Точно. Тем более. Сейчас, он только пожрет. Давай пивка выпьем.

— Наливай.

Торжественная и официальная часть пьянки уже закончилась. Первая партия, состоящая исключительно из уважаемых людей, уже ушла в баню — пока парок сухой и каменка не залита. Те, кто помоложе, ещё сидели за столом, сытые, довольные, красные и курили. Андрей Андреевич, закинув одну ногу под себя, а вторую просто задрав на лавку, откинувшись к стене на «капитанском» месте, был в центре внимания. Он рассказывал, как когда-то учился в медицинском институте (ещё до того, как его отправили в Саратов доучиваться на военврача, чтобы совсем не выгонять из института за его многочисленные проделки):

— А вот ещё случай был:

На военку же вообще в мединституте все с первого дня ходят в костюмах с галстуком и коротко стриженными. Ну вот, первый день значит, все стоят в строю, зав кафедры — такое маленькое круглое чмо, ходит важно, проверяет, что у нас ни так. Соответственно, пугает всех с самого первого дня отчислениями: за учебу, на нарушение дисциплины, за внешний вид, за вся-акую херню… Всё, как обычно. Мы стоим, нам страшно, конечно — кому в Армию охота? И тут появляется Джолик! Братцы! Мы просто охуели! У Джолика пиджак — ну это полный пиздец: ярко желтый в красную клетку. Такой пиджак ещё найти надо: специально пойдешь — найдешь. Таких — даже бичи не носят! От него в глазах — рябит! А Джолик опоздал, заходит и хоть бы хер, как ни в чем не бывало, говорит: «Прошу прощения за наш муниципальный транспорт!» и становится в строй. И всё — никто ни чё! Все в шоке! Более того, я скажу, он и дальше продолжает ходить на военку именно и специально! в этом пиджаке, раздражая всех офицеров, кроме, как ни странно, зав. кафедрой. Оказывается, он был у него ещё до начала занятий, и жалостливо наплел ему, что он из бедной армянской семьи, что мама его в Братске — помочь не может, да и нечем. У него просто нет другой одежды — это его единственный пиджак, но он заработает, он обязательно заработает! Он будет работать, пойдет подрабатывать медбратом в психушку или на кафедру, и заработает денег на новый пиджак, или, даже, на костюм, и тогда будет ходить на военную подготовку, как все — в строгом костюме — как надо, как положено! Зная Джолика, я представляю, как он врал какой он упорный и настырный, как он всего всё равно своего добьется, и тоже будет не хуже всех — вот увидите! И это — сработало! Это ему прокатывает! Начальник, старый пень, которого студенты бояться, как огня, борец за чистоту военных рядов и мундиров, вдруг, ему разрешает! Джолик почти два года ходит на занятия в этом идиотском виде, нервирует вообще всех, но продолжает делать жалостливые добрые глаза и его пускают… — пока ему самому это не надоело.

Андрей наклоняется, тянется за бутылкой, но ему уже наливают, и тут он замечает Ерёму:

— А, снайпер! Кормилец наш. Садись, братан. Выпьешь?

— Конечно.

— Вот учитесь, урюки, — Андрей обратился ко всем сидящим. — Теперь наш пятак домой без добычи не уедет. Ты где так бухать-то научился? — это он уже обращался к Ерёме.

— Так получилось.

— Да не скромничай — так получилось. Чтобы так получилось — тренироваться надо. Я видел, как ты пачку на дороге расстрелял: три из трёх. В натуре, — снайпер. В армии, наверное, служил?