Жара в Архангельске

– Макс Копалин?! Не смеши! – фыркнула Аня, – Я не понимаю, что Пикачу-то в нём нашла. По мне так ничего особенного: толстый, стриженный…

– Ну, Пикачу-то, положим, тоже не худенькая, – заметила Олива.

– Но во всяком случае она бы лучше Максу Копалину подошла, чем эта вяленая вобла, которой мы устроили взбучку, – сказала Аня, – Хотя было смешно – все, наверное, подумали, что три бабы одного Копалина не поделили. А уж истерика Пикачу из-за него и вовсе нелепа. Я понимаю, если б она, например, в Саню Лялина влюбилась – тот хоть симпатичный по крайней мере…

– О вкусах не спорят, – заметила Олива, – Кому что нравится: кому Саня Лялин, кому Макс Копалин…

– Надо же, стихами заговорила!

– Кому Гладиатор, кому Флудманизатор… – продолжала Олива.

– Кому Салтыков, кому Негодяев, – в тон подхватила Аня.

– А это уже не в рифму!

Звонок в дверь прервал их разговоры. Олива кинулась открывать – на пороге стоял Салтыков с Мочалычем.

– Мелкий, бери сумки…

Олива заглянула в сумку и чуть не упала от хохота. Из полиэтиленового пакета торчала большая плюшевая крыса.

– Это Анькин подарок, – объяснил Салтыков.

– Ну всё, трындец тебе, – смеясь, сказала Олива, – Только что Анька пообещала убить того, кто подарит ей мышь или крысу.

– Ты пока не говори ей, – шутливо произнёс Салтыков, – Должен же я дожить хотя бы до Нового года! …В комнате было темно. Аня, Салтыков и Хром Вайт лежали в кровати, Олива сидела в кресле и ела чипсы. До Нового года оставалось часа три, не меньше.

Делать было нечего, и чтобы хоть как-то скоротать этот томительно-пустой предновогодний вечер, парни открыли шампанское.

– Ну что, проводим старый год?

– Выпьем за город-герой Москву!

Выпили. Налили ещё. Выпили за город-герой Питер.

– Теперь за что выпьем? – спросила захмелевшая Аня.

– За Архангельск ещё не пили, – сказала Олива.

– Да ну, за Архангельск! – отмахнулся Салтыков, – Выпьем лучше за пузырики!

– За пузырики уже пили, – подал голос Хром Вайт.

– Так ещё выпьем! Наливай!

Ещё по одной шарахнули. Потом ещё. Так и высосали от нехуй делать две бутылки шампанского.

Короче говоря, когда подошли гости, Аня уже дошла до такой кондиции, что валялась как бревно на кровати и лыка не вязала. Олива выпила гораздо меньше остальных, но тоже, глядя на Аньку, раздурилась. Девчонки валялись в постели в одних ночнушках, бесстыдно задирая ноги. Сверху на них легли Хром Вайт, Салтыков, Кузька. Гости приходили и, видя кишашую как муравейник постель, или чинно садились за стол, или сами присоединялись к этой куче-мале.

– Видел бы меня сейчас Димка, – произнесла Аня заплетающимся языком, – Впервые я так нажралась, я просто нажралась в говно!..

– Хром! Включай дебиллятор, – распорядился Салтыков, – Щас начнётся речь дядьки Пукина.

– А чё такое дебиллятор? – подала голос Аня.

– Телик по-ихнему, – пояснила Олива, – Дебиллятор от слова дебил. Смотрят его – и дебилами становятся…

– Однако речь-то дядьки Пукина уже началась, – Павля посмотрел на часы, – Пора открывать шампань.

До Нового года оставалось две минуты. Когда включили дебиллятор, "дядька Пукин" уже заканчивал свою речь. Все кинулись открывать шампанское.

– Пацаны, у кого штопор?

– Да так открывай!

– Стрельнёт!

– Возьми полотенце…

– Несите пластиковые стаканы!

– Десять штук… А нас сколько?

– Одиннадцать… Одному не хватит…

– Мелкому не наливайте! – крикнул Салтыков.

И тут забили куранты. Хром открыл бутылку шампанского. Пробка как ракета вылетела из бутылки и угодила прямо в глаз Оливе. Глаз, к счастью, не пострадал, а вот шампанское, хлынувшее пеной из бутылки, пролилось на пол. "Плохая примета, – подумала Олива, – Не к добру это всё…" Куранты пробили двенадцать раз, на экране показалась Кремлёвская стена и зазвучали торжественные аккорды гимна Российской Федерации. "А ведь я даже желание не успела загадать… – промелькнуло в голове у Оливы, – Ну и ладно. Всё равно не сбудется…" – Ура! Уррааа!!! – кричали все, особенно Салтыков, – С Новым Годом!!!

Что-то сжало сердце Оливы. На торжественной ноте утих гимн; только трёхцветный флаг Российской Федерации безмолвно трепетал в ночном небе над пустынной Кремлёвской стеной. Олива вспомнила, как полгода назад стояла там с Салтыковым в ту сумасшедшую московскую ночь, когда он в доказательство своей любви к ней прыгал с Каменного моста.

– Хочешь быть Первой Леди страны? – спрашивал он тогда Оливу, держа её в своих объятиях, как в железных тисках, – Хочешь или нет?

– Хочу… – растерянно отвечала она.

– Значит, будешь, когда я стану Президентом.

А Олива стояла у Мавзолея, бледная, растерянная, как зверёк, попавший в ловушку.

Она скрещивала руки на груди, пыталась отстраниться, а Салтыков нависал над ней тогда, как страшное, неотвратимое бедствие…

"Не будет этого. Теперь уже не будет, – промелькнуло в голове у Оливы, когда народ из-за стола повалил зачем-то в соседнюю комнату, – Господи, да мне не нужно это тщеславие, власть над страной, быть первой леди – всё это глупости! Я хочу только любви и тихого, семейного счастья…" – Анго! Выпьем на брудершафт! – провозгласил Салтыков.

Олива лежала и видела будто бы сквозь сон, как Салтыков и Аня пили на брудершафт шампанское и как Салтыков потом при всех поцеловал Аню в губы. Олива закрыла глаза – глупо сейчас закатывать сцены ревности, разумнее сделать вид, будто ничего не заметила…

"Да, я наверно, дура, – думала она, – Салтыков расставил сети, и я в них попалась. Он ведь не любит меня… То есть как не любит? Почему не любит?.." Потолок тихо кружился над головой Оливы. Ей стало страшно.

"Нет, этого не может быть, он не может бросить меня, это было бы слишком ужасно…

Я не могу без него, я не хочу даже думать о том, что будет, если мы вдруг расстанемся… Нет, это нельзя, это ужасно…" – Мелкий, это тебе, – Салтыков подошёл к Оливе и протянул ей продолговатый футляр, обитый синим бархатом.

– Спасибо, – Олива открыла футляр. Там лежала тонкой ювелирной работы золотая цепочка с кулоном, на котором был изображён знак зодиака Оливы – Дева.