Приключения Шоубиза (СИ)

Ира Брилёва

Приключения Шоубиза

Глава 1. Обо мне и не только

Я — «Шоубиз». Это мое «погоняло». Если перевести на нормальный человеческий язык — прозвище. Но нормального там, где я работаю, мало. Вернее, его там совсем нет. И поэтому «погоняло» — привычнее. Словечко, конечно, с душком, из криминального мира. Но на такие пустяки давно уже никто не обращает внимания — здесь есть деньги, и поэтому тут все сплошь криминальное. Специфика работы!

Я работаю в шоу-бизнесе с детства, с пятого класса, с того самого момента, когда меня на совете пионерского отряда единогласно выдвинули в культмассовый сектор. Тогда было модно занимать детей чем-нибудь полезным для общества. Нас всех поголовно разделили на «сектора», чтобы мы занимались делом и не болтались по улицам после уроков. Пятерых девчонок выдвинули в санитарное звено, и они гордо носили дурацкие белые шапочки с красными крестиками на лбу. Моего соседа по парте выбрали старостой, и я его сразу же люто возненавидел. Я вообще с детства недолюбливал любое начальство. Кого-то назначили помогать двоечникам. А мне повезло — на меня возложили ответственность за культуру нашего класса. Это было что-то вроде общественной нагрузки, и я не возражал. Я же не знал тогда, что это и есть «шоу-бизнес»!

Вот тогда-то я впервые и занялся организацией концертов. Разных: и к Первому Мая, и к 7 ноября, и даже ко Дню Космонавтики.

К очередному празднику я собирал школьные таланты, сгонял их за кулисы актового зала и начинал священнодействовать. Артисты, запуганные нашей бальзаковского возраста пионервожатой, смиренно толпились за сценой, кротко вздыхая и безропотно исполняя любое мое желание. Пионервожатая периодически возникала из ниоткуда, стремительно совершала облет сцены, окидывая всех взглядом гордой, но потрепанной жизнью орлицы, и снова куда-то исчезала, унося с собой ощущение ужаса, вызванного ее появлением.

Я же чувствовал себя восточным набобом, наслаждаясь неожиданно свалившейся на меня безграничной властью и полной свободой творчества. Я неторопливо, смакуя, словно маститый режиссер, отсматривал и перетасовывал концертные номера, выстраивал их на разные лады, шлифуя и располагая в наиболее выигрышном порядке, пока не получалось, по моему мнению, зрелищно и без единой зацепки и недосказанности. Концерт должен был катиться гладко, без остановок и шероховатостей, словно колеса локомотива по ровным рельсам. Это было похоже на решение детской головоломки, и мне очень нравилось это занятие. В концерт нужно было впихнуть певцов, танцоров, гимнастку, фокусника, дрессировщика домашней крысы и еще неизвестно кого — в общем, все, что подвернется под руку. Я старался, чтобы было красиво и стройно. А если повезет — даже грандиозно! Я называл это «собрать винегрет». У меня здорово получалось. Я всегда точно знал, кого за кем нужно поставить, чтобы получился классный концерт. Не хуже, чем по телевизору.

С тех пор прошло много лет. Вы не поверите, но сейчас я занимаюсь тем же самым. Только в моей взрослой жизни такие концерты называются «сборная солянка». Странно, почему такие кухонные термины? Может, оттого, что это кормит?

Меня иногда громко именуют продюсером. Но это не так. Продюсер — это тот, кто делает звезд. Он их либо находит, либо они приходят к нему сами с чемоданом денег. А лучше с двумя. И тогда в скором времени из простого человека вдруг нежданно-негаданно получается новая звезда.

У продюсера много головных болей, связанных с его подопечными. Я же выбираю себе из всего имеющегося ассортимента головных болей только некоторые, по своему вкусу.

И поэтому я звезд не делаю, мои обязанности намного скромнее продюсерских — я их «катаю», то есть, по их просьбе вожу на гастроли, устраиваю для них всякие шабашки, корпоративы, междусобойчики и прочую ежедневную эстрадную мишуру. По случаю, когда попросят — я делаю выстройки концертных программ, то есть, режиссирую их, пишу сценарии, монологи и прочую эстрадную текучку, иногда я даже конферирую свои и чужие концерты. За это тоже неплохо платят, но чаще я просто концертный директор.

Однажды меня назвали «музыкальным директором». Я тоже не возражал. Некоторым больше нравится называть меня арт-директором, но принципиальной разницы я не вижу, поскольку не знаю, чем именно различаются функциональные обязанности этих профессий. Подозреваю, что этого не знает никто. Только арт-директор звучит покрасивее. Вот и вся разница.

И вообще, я — вольный стрелок и очень дорожу своей свободой. Во всех доступных мне смыслах.

У меня много забот. Одна из них — звездные райдеры. Это списки их прихотей, без которых звезды ни за что не соглашаются оторвать от диванов свои звездные попки.

Например, в райдер может входить следующее пожелание: «А у моего мопсика будет отдельный туалетик с розовым унитазиком? Нет? Фи-и-и! Тогда я выступать в концерте отказываюсь!!!»

Или: «А в холодильник обязательно положите ровно один килограмм нежно-фиолетового льда. Смотрите, не перепутайте — ровно один килограмм — я взвешу. По фэн-шую мне больше нельзя. Обожаю коктейли со льдом! Да, и не забудьте порезать лед ромбиками, так он вкуснее».

Вы думаете, это шуточки? Вы сильно ошибаетесь! Моя задача — как можно быстрее оборудовать розовый унитазик для мерзкого избалованного пса, которого я уже тихо ненавижу, даже не увидев его ни разу в своей жизни. После этого надо где-то добыть пищевой краситель и срочно покрасить лед в фиолетовый цвет — в соответствии с пожеланиями очередной гастролирующей звезды.

Но я люблю свою работу, и обычно все заканчивается хорошо.

В общем, я — разновидность коммивояжера, и мой товар — звезды.

Сейчас я торчу за кулисами среднестатистического ДК образца позднего соцреализма и жду артиста. Все уже на месте, а эта сволочь, пользуясь своим звездным статусом, капризничает.

Звезды все капризничают, но среди них есть вменяемые, полувменяемые и невменяемые вовсе. Вменяемые звезды очень похожи на обыкновенных граждан, и от них обычно не бывает никаких неприятностей. Но это большая редкость, скорее, вымирающий вид. Лично мне такие уже давно не встречались.

Полувменяемые — это стандартный вид звезды. Они в обычной жизни стараются вести себя нормально, но получается это не всегда и не у всех. На концертах они иногда капризничают, просят чего-то несбыточного, но хорошо поддаются внушению спокойным ровным голосом, быстро успокаиваются и забывают о своих дурацких просьбах. О них могу сказать только одно — как повезет.

Самый страшный вид звезд — это невменяемые. Они ничего никогда и ни от кого не хотят слушать, поступают только так, как им нравится, не поддаются никаким увещеваниям, и их любимое развлечение — издеваться над организатором концерта, то есть, надо мной. Я бы их всех с удовольствием поубивал — иногда они доводят меня своими идиотскими капризами до точки кипения. Но, к моему большому сожалению, не могу — они мои главные кормильцы.

Я давно заметил странную закономерность: чем стервознее звезда, тем больше ее любит публика. Эта любовь возрастает в геометрической прогрессии, когда звезда совсем сатанеет, становясь не просто стервозной, а превращаясь в настоящее исчадие ада. Вот тогда градус любви к звезде находится в апогее — публика стадами ломится на ее концерты.

Если бы я был физиком, то, вероятно, попытался бы вычислить эту закономерность. Но я не физик, и мне, в общем-то, пополам.

Также звезды бывают крупными и мелкими. Крупные обычно талантливы. Хотя встречаются и исключения. Мелкие — это те, которые еще только рвутся в крупные. Но пока не хватает денег. Попадаются и совсем бездарности, и таких — большинство.

Но всех их — стервозных и не очень, мелких и крупных, — любит зритель, который с удовольствием платит деньги за своих любимчиков. А зритель для шоу-бизнеса — это и есть господь бог. Все здесь — только для него, и чего бы он не пожелал, это тут же будет исполнено!