Пурга в ночи

Струков отложил нож и поднялся, стряхнул с колен мелкую древесную стружку, оделся и вышел. Рыбин заканчивал погрузку угля. Он испуганно вздрогнул, когда услышал голос Струкова:

— У вас что-то ко мне есть?

Рыбин, придерживая одной рукой мешок угля на нарте, другой достал из кармана записку Бирича и сунул ее Струкову.

— Павел Георгиевич просил передать…

Струков встревожился: может, Учватов что-нибудь принял — и тут услышал Рыбина, который передал слова Бирича о времени.

Я должен быть у него ночью, — понял Струков и, повернувшись к бараку спиной, незаметно развернул записку. «Снова начало пошаливать сердце, жду сильного приступа, не смогли бы вы мне снова любезно оказать внимание и выслушать сердце, прописать каких-либо капель. Прошу прощения за беспокойство. Признательный вам П. Бирич».

Дождавшись, когда наступила ночь, Струков ушел с копей в Ново-Мариинск.

…Рудольф Рули действовал быстро и решительно. Узнав от Бирича о Струкове, он потребовал пригласить его немедленно. Стайн, жаждущий расправиться со Струковым, даже позавидовал его изворотливости. Так ловко уйти от расправы, быть таким предусмотрительным. Но тут же у него появилось сомнение:

— А может быть, вся история Струкова подстроена ревкомом, чтобы…

— У вас здесь вымерзли последние мозги, — грубо оборвал Рули. — Какими же идиотами должны быть большевики, чтобы упрятать своего агента на копи, где он только установит связь с теми, кто недоволен ревкомом. Стайн, поболтайте головой, может быть, в ней всплывут остатки сообразительности.

— Ревком может… — защищался Сэм, но Рули снова не дал ему говорить:

— В ревкоме люди умнее вас. Они вас в дураках оставили. Вам сейчас надо не рассуждать, а делом доказать, что вы на что-то еще способны.

Стайн обидчиво умоли, но вынужден был признать, что Рули прав. Когда Струков явился к Биричу, ужин был в разгаре. Окна квартиры тщательно занавешены. Струкова встретили как давнишнего и желанного друга. Перепечко, уже изрядно выпивший, с пьяной откровенностью и фамильярностью произнес:

— Знаете, Дим Димыч, а я вас хотел пощекотать ножичком, когда вы на копях появились. — Он помахал рукой и засмеялся: — Боженьке было бы интересно с душой большевика побеседовать, исповедать ее. Слава богу, что он удержал мою руку, да и не было подходящего случая.

— Тогда бы мне пришлось прежде всего боженьке сказать о том, какой вы нехороший, злой человек, — с улыбкой заговорил Струков, — что хотели обречь на голод всех шахтеров и подожгли в новогоднюю ночь склад с продовольствием.

У Перепечко вытянулось лицо. Остановившимися глазами он уставился на Струкова. За столом стало тихо. Слишком неожиданным было сообщение бывшего начальника милиции.

— Вы… Вы… знаете? — Перепечко с трудом приходил в себя.

Трифон уставился на своего друга. Неужели это правда? Почему же он ничего не знает? Перепечко скрыл от него. Струков наслаждался произведенным эффектом. Рули спросил Перепечко:

— Это правда?

— Да-а-а…

Перепечко вспомнил новогоднюю ночь. Желание сжечь все запасы продовольствия появилось на другой день после того ужина, который колчаковцы получили от шахтеров. Перепечко поклялся угольщикам отомстить за насмешку. Прежде всего Перепечко раздобыл две банки керосина, и припрятал их в снегу, а чтобы уничтожение склада произвело более сильное впечатление, он наметил поджог в новогоднюю ночь.

Струков, появившись на копях, приглядывался к колчаковцам и ждал удобного момента, чтобы сблизиться с ними. Но они держались отчужденно, и ему не хотелось делать первый шаг. В новогоднюю ночь он не спал. Вспоминал, как прежде встречал Новый год, подумал о детях. Тоска прогоняла сон. В бараке стоял громкий храп. Струков захотел пить и только поднялся, как мимо его нар бесшумно кто-то прокрался к выходу и, придерживая дверь, чтобы не скрипнула лишний раз, выскользнул из барака. Струков последовал за неизвестным, соблюдая осторожность. Человек шел к складу с продовольствием. До Струкова донесся окрик часового:

— Стой! Кто идет?

Ответа он не разобрал и осторожно двинулся вперед. Можно будет поднять тревогу, прикидывал Струков. Это принесет мне пользу, и ревком позабудет о своих подозрениях. Не успел он пройти и десятка шагов, как услышал короткий вскрик у склада. Струков обогнул сарайчик, стоявший между бараком и складом, и тут же отпрянул назад. На снегу лежал часовой. Над ним склонился человек.

Он пытался рассмотреть убийцу, но темнота скрывала его лицо. Затем неизвестный, убедившись в смерти часового, схватил его винтовку и побежал в сторону Струкова. Струков хотел броситься к бараку, но удержался. Тогда убийца сразу же заметит его и выстрелит в спину. Он попятился, прижимаясь к стене, и оказался за углом. Убийца часового подбежал к сарайчику. Струков по звукам определил, что тот разрывает сугроб.

Характерный звук жестяной банки, полной жидкости, безошибочно подсказал Струкову, что убийца достает керосин. Неужели намеревается поджечь склад? Струков даже обрадовался. Надо захватить этого человека во время поджога. Он спасет продовольствие, избавит угольщиков от голода. Послышался металлический стук банки о банку. Он отчетливо услышал, как человек ругался.

Перепечко! — узнал голос колчаковца Струков. Тщедушный и так смело действует. У Струкова появилось уважение к Перепечко, и он заколебался. Выдать Перепечко ревкомовцам? Пожалуй, это будет предательством. Перепечко же его сообщник, хотя и не подозревает об этом. Его гибелью Струков ничего бы существенного не достиг. Временно он бы вернул доверие ревкома, но если позднее из Владивостока поступят разоблачающие материалы, то его без колебания поставят к стенке.

Струков вернулся никем не замеченный в барак и притворился спящим. А позднее, когда свет бушующего пламени проник сквозь замерзшие окна и поднял на ноги шахтеров, он вскочил вместе со всеми и бросился тушить пожар. Недалеко от него Перепечко старательно бросал лопатой снег в огонь…

Рули с одобрением смотрел на Перепечко, и, когда Струков закончил свой рассказ, американец подошел к Перепечко и протянул ему руку:

— Вы решительный человек, И я рад пожать вам руку.

— Почему же вы до сих пор не дали мне понять, что знаете историю с пожаром? — Перепечко недоумевающе уставился на Струкова.

— Ждал, когда вы признаетесь в своем намерении пощекотать меня ножичком, — криво улыбнулся Струков. — Ждал подходящего момента обменяться с вами любезностями.

— Ха-ха-ха! — Перепечко визгливо засмеялся. На худом горле вздрагивал кадык.

Удобная поза, чтобы полоснуть ножичком… — мелькнуло у Струкова.

Засмеялись и остальные. Трифон укоризненно сказал Перепечко:

— И от меня утаил.

— Оберегал тебя от лишних волнений.

Перепечко, гордый собой, потянулся за рюмкой.

Он не мог сказать, что не надеялся на Трифона. Все выпили в честь Перепечко, и Рули заговорил:

— Пример господина Перепечко убеждает меня, что я имею дело с мужественными людьми, готовыми, восстановить справедливость. Мы, Стайн и я, как верные ваши друзья, пришли к вам в самый тяжелый для вас час. Русские помогли в трудный час нашей борьбе [20]. Мы, американцы, сейчас поможем вам. Ревком должен быть уничтожен. Такова ваша основная цель?

— Да, — за всех высказался Перепечко.

— Это можно сделать в кратчайший срок. — Рули отодвинул от себя тарелку и взялся за трубку, готовясь к длинному разговору. Вначале он обратился к Струкову: — Господин Бирич подробно рассказал мне, какими шансами вы тут располагаете и на каких людей полагаетесь. Ваш удар должен быть точен, как выстрел канадского траппера [21]! Но прежде надо прицелиться быстро и безошибочно.

— Что надо сделать?

Струков уже профессионально заинтересовался. Американец нравился ему спокойствием и убежденностью. Со стороны, не слыша, о чем он говорит, можно было подумать, что Рудольф ведет скучноватый для него рассказ. Но Рули узкими глазами внимательно следил за своими слушателями. По лицам, по их поблескивающим глазам он видел, что они готовы на все.