Пурга в ночи

— Что там у вас еще приключилось? — недовольно спросил Мандриков. — Титов сам не мог прийти?

— Какая-то важная телеграмма из Петропавловска.

Мандриков и Булат, закрывая лица от снежного ветра, долго шли к радиостанции.

— Что тут у вас стряслось? — Мандриков с облегчением стаскивал кухлянку. — Не шуба, а парная. Уф! — Он носовым платком обтер мокрые брови, усы и поискал расческу, но ее не оказалось. Михаил Сергеевич вспомнил, что утром оставил ее дома, и подумал о Елене с болью и волнением: что она делает сейчас? Опять в одиночестве. Ему стало жаль ее, и он окончательно решил помириться.

— Так зачем ты нас позвал? — оторвался Мандриков от своих дум.

— Странная телеграмма. Из Петропавловска получили. — Титов пригласил товарищей в маленький кабинет, который раньше занимал Учватов.

Бывший начальник радиостанции сидел с наушниками у аппарата и с преувеличенным старанием вслушивайся в эфир. Перед Учватовым лежали бланки и карандаши.

Рядом сидел Фесенко. При появлении Мандрикова и Булата он еще ниже наклонил голову. Фесенко тяжело переживал свой позор у Толстой Катьки.

Титов плотно прикрыл за ревкомовцами дверь, достал из кармана кольцо, унизанное ключами, и, выбрав один из них, отомкнул ящик письменного стола. Из него он взял листок и протянул его Мандрикову:

— Вот… — Листок мелко дрожал в его руке.

— Ты его так держишь, словно боишься, что может тебя ужалить, — пошутил Мандриков. — И почему все так таинственно?

— Странное воззвание. — Титов слабо улыбнулся. — Учватов не ошибся, когда его принимал. Я проверял, Петропавловск несколько раз передавал его.

Михаил Сергеевич тут же стал читать:

— «Обращение Камчатского временного военно-революционного комитета ко всем ревкомам о высылке представителей по подготовке съезда Советов. Всем! Всем! Всем! После свержения власти Советов, вами избранных, в Камчатской области приспешниками буржуазии и капитала, власть насильно была захвачена диктатором Колчаком. Он обманул население и вместо учредительного собрания создал братоубийственную войну на всей территории Сибири». — Мандриков посмотрел на Титова. — Все правильно. Чем же оно тебе показалось странным?

— Читайте дальше.

— «Власть Колчака стремилась восстановить монархию, прибегала к расстрелам десятков ни в чем не повинных мирных граждан, разгромам и сожжению деревень Сибири, разгону избранников народа, земских!»… «земских», — повторил Мандриков и покачал головой: — Тут петропавловские товарищи напрасно о земствах заговорили. Нам с ними не по пути, и Жалеть их нечего. Все равно они бы нас предали.

— Читайте дальше! — вновь попросил Титов.

— «…и городских управ», — закончил предложение Мандриков и рассердился: — Ну, это явная ошибка. Нашли о чем жалеть. Всепрощенцы! Ты прав, Василий Никитович, воззвание с душком.

— Дочитай его! — сказал Булат.

— Слушай! — Михаил Сергеевич присел на стул. — «В Камчатской области до захвата власти бандами Колчака не было пролито ни одной капли крови». Но это же ложь! Сколько людей пострадало при Временном правительстве! — Он вернулся к воззванию: — «Накануне переворота вновь предполагался массовый расстрел на Камчатке ваших сынов, народовластие…» — Мандриков вздохнул: — Эх, как им далось это слово! — «…народовластие… в области было заменено управляющими, бывшими полицейскими и жандармами.

Вместо нужных школ, больниц и Продовольствия колчаковцы дали вам усиленные отряды милиций, взяв у вас без права и закона ваших сыновей на братоубийственную бойню. Неугодных лиц без всяких причин арестовали и выслали из пределов области. Среди них коренные жители Камчатки. Нормальная жизнь замерла, торжествовал лишь кулак и самопроизвол приспешников капитала и буржуазии.

Видя такое положение, в ночь на девятое января в гор. Петропавловске-на-Камчатке военно-революционным Комитетом при помощи восставших крестьян, рабочих и солдат была свергнута власть Колчака и колчаковские ставленники заключены в тюрьму. Временной формой правления избран Камчатский областной военно-революционный комитет впредь до созыва областного съезда.

Военно-революционный комитет стремится к проведению в жизнь лозунгов свободы, равенства и братства».

— Рано еще, рано такие лозунги выдвигать, — сердился Мандриков, но следующее предложение разозлило его совсем:

— «Предлагаем объединиться во временные революционные комитеты, организованные по принципу народовластия!» — Кто же в Петропавловске пришел к власти? — Мандриков посмотрел на Булата и Титова. — Кто? Народники или большевики? Понимают там товарищи, что они предлагают?

— Вот это меня и смутило, — сказал Титов.

— Да тут любой увидит либералов и слюнтяев! — Мандриков быстро и энергично закончил чтение воззвания:

— «Просьба прислать в самом непродолжительном времени для работы областному военно-революционному комитету не менее одного представителя от волости для организационной работы, созыва уездных, областных съездов, для разработки материалов о нуждах населения.

Областной временный военно-революционный комитет в дальнейшем будет своевременно оповещать население о своих работах посылкой протоколов, постановлений, циркуляров, агентских телеграмм и прочих материалов, интересующих население. Впредь, до созыва областного съезда, признать телеграфом Камчатский областной военно-революционный комитет. По получении сего отстраните управляющих, милицию и прочих лиц, поддерживающих старую власть. Приняв дела, просьба соблюдать спокойствие и поддерживать порядок.

Председатель Петр Маловечкин, товарищ его Елисеев.

Секретарь Барминский, члены: Сосновский, Черпанов, Гладюк».

Михаил Сергеевич швырнул на стол воззвание и ударил по нему кулаком:

— Не большевистская программа, а черт знает что!

— Еще есть телеграмма. — Титов передал второй листок Мандрикову. — Это частная. Фома Гладюк, член Петропавловского военно-революционного комитета спрашивает Учватова о здоровье Громова.

— Что-о? — Мандриков тряхнул головой. Ему показалось, что он ослышался. — О здоровье Громова?

— Ну да! — Титов все еще держал бланк радиограммы.

Булат внимательно прочитал телеграмму и занялся своей трубкой. Сообщения из Петропавловска вызывали тревогу. Судя по телеграмме, на Камчатке положение необычно сложное. У руководства ревкома не одни большевики. Там, наверное, есть и эсеры, и максималисты, и черт знает кто еще. В общем, всякой твари по паре. Но влияние этих пар сильное, если шлют такие телеграммы.

— Почему это их беспокоит здоровье колчаковца Громова, а не жизнь обреченных ими на голод жителей? Петропавловский ревком претендует на руководящую роль, но мы не можем с ним согласиться. Дайка мне карандаш и бумагу, Василий Никитович! — Михаил Сергеевич быстро начал писать. Титов и Булат, стоя, читали:

«Петропавловскому ревкому о контрреволюционных указаниях Червлянского.

Доводим до сведения ответ Червлянского на сообщение 16 декабря о том, что группа большевиков-коммунистов ведет агитацию против колчаковщины, пытается захватить власть и объявить Советы. Червлянский отвечает 18–19 декабря: «В случае выступления большевиков объявите в уезде осадное положение и не стесняйтесь с расстрелами».

Далее Фома Гладюк, подпись которого на воззвании, запрашивает частной телеграммой отстраненного Учватова о здоровье контрреволюционера Громова. Действия эти необходимо расследовать с точки зрения Анадырского революционного комитета. Такие лица опасны для революции. Ваши воззвания не убеждают нас в понимании вами интересов трудящихся.

Анадырский Совет рабочих депутатов, помня интересы только трудящихся, объявляет в Чукотско-Анадырском крае, что власть принадлежит только пролетариату. А также просит петропавловских товарищей не бредить при социальной революции народоправством до полного уничтожения классовой несправедливости.

Предстоящий ваш съезд, по нашему мнению, должен состоять из пролетариата Камчатской области, но ни в коем случае не из мародеров, спекулянтов, которые так тонко, как видно нам, подвизаются и которых так много на Камчатке. Более подробную точку зрения на деятельность советской власти Камчатской области сообщим через несколько дней.