Родина

— Вот сняться бы тебе так, Леночка! — воскликнул Пластунов.

— Снимемся! Снимемся! — восхитилась она.

Поднимаясь по ступеням набережной, Елена Борисовна глянула вверх, на таинственно-равнодушные каменные лица сфинксов, и приостановилась.

— У-у, какие они темные, холодные!.. Знаешь, они будто без слов говорят: «А мы уже всё, всё видали, мы всё знаем, и все прошли мимо нас… и исчезли!» Ах, нет, вы еще нас не видели… вот, посмотрите! — и Елена Борисовна, подняв вверх задорное, смеющееся лицо, помахала букетом перед сфинксом.

«И я смеялся тогда, и ни тени предчувствия не шелохнулось во мне!» — подумал Пластунов с горечью и ужасом, неотрывно смотря на портрет жены.

Она так и снялась тогда с цветами. Из-под слегка отогнутых вверх полей белой шляпы смотрели на Пластунова большие серые глаза, искрящиеся любовью к нему.

— Куда прикажете мне смотреть? — шутила она у фотографа.

— Да хоть бы на вашего мужа, — посоветовал тот.

— Вот очень хорошо! — обрадовалась Елена Борисовна и послала Дмитрию Никитичу полный счастья взгляд, который и запечатлелся на портрете.

Будильник, тикал на столе, с заводской ветки доносились гудки паровоза. Но Пластунов не слышал ничего и уже не помнил ни об Артеме, ни о мальчиках.

А мальчики у себя в общежитии как раз говорили о нем, спорили. Игорь-севастополец хвалил Пластунова и презрительно говорил об Артеме Сбоеве:

— Подумаешь, какой… Сразу начал нас учить: станок такой-то, аг-ре-гат такой-то! Ква-ли-фикация, разряд, бригада. Скука! А Пластунов, небось, все понял и остановил этого твоего Артема.

— Остановил, чтобы ему же помочь, — заступился за своего любимого руководителя Игорь Чувилев.

— Да, но твой Артем ничего не понял и надулся… Да да, не заступайся, я все заметил!

Все в словах Артема Сбоева казалось севастопольцу настолько же неинтересным, насколько у Пластунова все выходило «по-морскому» интересно. Игорю Семенову казалось, что Артем в чем-то даже притворяется: можно ли так увлекаться разными станками, агрегатами и мощностями, которые представлялись Игорю Семенову бесформенными, тяжелыми нагромождениями металла! Механический цех, который так расписывал Артем Сбоев, виделся Игорю пыльным, тесным и душным, как чулан. Вообще Артему он не верил и не хотел его признавать. Будущее, лично для него, Игоря Семенова, оставалось тоже непонятным и тесным, как и механический цех, в котором, очевидно, придется работать. Но разве он сможет работать у разных там сверлильных и фрезерных станков?.. И вообще зачем он здесь, зачем?

«Как бы он в самом деле не убежал отсюда!» — встревожился Чувилев и вдруг понял: если бы Игорь Семенов действительно убежал в Севастополь, непоправимый позор пал бы на его голову.

«Еще инструктор называется!..» — тревожно подумал о себе Чувилев.

«Попробую с Толей поговорить!» — уже бодрее решил он, но, глянув в сторону друга, чуть не вскрикнул от досады: Сунцов неотрывно следил за Юлей и никого, кроме нее, не замечал. Тетка и племянница Шанины примостились на узенькой скамейке у стены. Сунцов не сводил глаз с молчаливой Юли.

«Влюбился! — со злобой, стыдясь самого этого слова, додумал Чувилев. — Влюбился он в эту девчонку…»

Вздрогнув от негодования, Чувилев отвернулся, чтобы не видеть Юли. Он презирал ее и ненавидел, как вора, — эта девчонка отняла у него внимание самого близкого друга и сидит себе, как ни в чем не бывало!

Не сводя глаз, Толя следил за Юлей, покоренный тревожной жалостью, которую она возбуждала в нем. Девушка сидела в той же позе: стиснув руки на коленях и вжав голову в плечи, неловкая, растерянная. Ее маленький, беспомощно полуоткрытый рот, робкое помаргивание ресниц и жалобно застывший взгляд напоминали Сунцову испуганного ребенка. Толе хотелось подойти к ней и сказать: «Чего ты боишься, ведь все идет хорошо!» Он понимал, что на Юлю заразительно действует настроение Ольги Петровны. Мрачно склонив к плечу черноволосую голову с растрепанным «перманентом», Ольга Петровна словно застыла в холодном равнодушии, и весь вид ее показывал, что сидит она здесь только потому, что ей вообще деваться некуда.

«Дура! Мещанка! — мысленно грозил Ольге Петровне Сунцов, в упор взглядывая на нее. — Запугала она Юлю, заразила своими скверными настроениями».

Сунцов думал о Юле, как взрослый и уже опытный человек о слабом ребенке, который не может жить без его помощи. Завода она не знает, работать не умеет, а ей придется иметь дело со сменным мастером механического цеха Артемом Сбоевым. Все они уже давно привыкли к Артему, вожаку бригады «маленького войска универсалов», как любит он называть молодежь, работавшую с ним еще в ремонтном цехе. Артема Сбоева все уважают, — недаром же при переводе Артема из ремонтного в механический цех всех его «универсалов» приняли там с распростертыми объятиями. Но Артем, понятное дело, дорожит своей «маркой» и, умея учить, умеет и требовать; случается, бывает крут и резок.

Да, Толя Сунцов возьмет шефство над Юлей Шаниной, поможет ей освоить станок и добьется того, что Артем Сбоев похвалит ее. А когда ее похвалят, она сразу почувствует себя в цехе своим человеком, а не случайным пришельцем.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

НОВАЯ СУДЬБА

Когда Юля Шанина на другой день утром пришла вместе с Сунцовым в механический цех, сердце в ней пугливо сжалось. Солнечный свет, падающий сверху широкими потоками, черные переплеты конструкций, парящие над цехом краны, длинный проход, рассекающий надвое этот непонятный мир движущегося металла, — все казалось неправдоподобным, как видение во сне. Юля стояла растерянная и чужая этому новому, могучему миру.

— Боже ты мой! — вздыхала позади Ольга Петровна. — И что мы здесь будем делать, что мы умеем?

Юля со страхом оглядывалась, ища глазами Сунцова.

— Ну, все в порядке, — раздался голос Толи. — Я все выяснил, Юля: ты будешь работать в нашей бригаде. Бригадиром у нас Татьяна Ивановна Панкова. А вас, Ольга Петровна, направляют в бригаду Чувилева.

Не расслышав возмущенного восклицания Ольги Петровны, Сунцов подвел ее к чувилевскому участку, а потом ободряюще сказал Юле:

— Главное — не бойся, а только слушай внимательно.

«Да, тебе легко так говорить!» — подумала Юля и робко поклонилась Татьяне Ивановне.

В темносиних глазах Панковой мелькнуло подобие улыбки. Будто не замечая большого живота молодой женщины, некрасиво обтянутого черным сатиновым халатом, Юля неловко пробормотала:

— Ну, вот я и пришла.

— Вон туда встань, — торопливо приказала молодая женщина и на ходу локтем отодвинула Юлю в сторону, а сама быстро остановила свою длинную, серую, похожую на хобот машину.

— Опять сверла послали скверные, надо взгреть кого следует! — сказала она, хмуря красивые, круглые брови.

— Я, правда, еще не успел проверить… — начал Сунцов.

Молодая женщина прервала его:

— Надо всегда проверять во-время, знаешь ведь, что сейчас трудная деталь идет.

«Сердитая!» — со страхом подумала Юля, и ей вдруг захотелось спрятаться за железным инструментальным шкафчиком, чтобы о ней все забыли и оставили в покое.

Сменив сверло и пустив опять станок, молодая женщина обернулась к Юле и задала ей несколько кратких вопросов: сколько ей лет, откуда она, работала ли когда-нибудь на заводе или в училище?

Юля начала было рассказывать, где и как она жила с тетей Олей, но Татьяна Ивановна прервала ее:

— Говори короче.

Юля обиделась и замолчала. Татьяна Ивановна, как бы ничего не заметив, подозвала ее поближе к серому хоботу станка и начала объяснять, как надо управлять им.

— Повтори, — сказала молодая женщина немного спустя.

— Я… не поняла… — призналась Юля.

Татьяна Ивановна только молча пожала плечами. Подошел кран, поднял тяжелую стальную деталь с просверленными по краям отверстиями, поднес к станку новую деталь и пошел дальше. Татьяна Ивановна, Сунцов и другие сверловщики ее бригады принялись налаживать для сверления новую деталь.