Родина

— И напишем, и дружбой не оставим! — громко сказал Пластунов.

— Не оставим! — повторили все, и звонкие рукоплескания, как голосистая стая птиц, взметнулись к майскому небу.

Немного спустя, засучивая повыше рукава, Чувилев задумчиво сказал:

— Я еще что думаю, Дмитрий Никитич: вот только кончилась вторая мировая война, а недорезанные фашисты всех мастей уже замахиваются на мир… а мы что же?

— А мы, — закончил Пластунов, — мы, советский народ, верны себе: будем дальше восстанавливать наш завод и город, будем бороться за мир… строить и сажать деревья! А ну, товарищи!

И Пластунов, взяв в руки саженец клена с трепещущими на ветру звездообразными листочками, бережным движением опустил деревце в мягкую, влажную землю.

По всему кругу сквера десятки рук повторяли те же движения, и повсюду вставали из земли молодая липка, дубок, клен.

— Если бы здесь была Милица Терехова, она, пожалуй, не очень критиковала бы нас за сегодняшнюю посадку, — сказал Чувилев, оглядывая зеленый круг молодой листвы.

— Для меня было бы всего приятнее услышать от Милицы и всех лесников, что наши саженцы хорошо примутся! — подхватила Соня и весело добавила: — А я совершенно уверена, что наши клены чудесно примутся, в будущем году будут цвести!

Майское небо мирным голубым шатром простиралось над зазеленевшей улицей; бархатный ветерок пробегал по листве, и деревья, весело трепеща и колыхаясь курчавыми кронами, будто кланялись людям с безмолвной благодарностью за их дружный и упорный труд над родной землей. Улица, зеленая из конца в конец, казалось, шла далеко-далеко, и нежный аромат молодой клейкой листвы будто предвещал свежее дыхание будущих садов.

1946—1950 гг.

Москва