Серебряный блеск Лысой горы

— Лжете! Мой муж даже курицы не зарежет!

— Может быть, он курицу и не зарежет, но сегодня ночью он убил человека и сжег его дом.

Слова Кучкара снова зажгли ярость в сердце Туламата: эта ведьма еще оскорбляет их и оправдывает своего мужа и брата! Ведь он своими руками вынес тело Турдыкула, его жены и детей из горевшего дома. Их горячая кровь была на его руках! Туламат быстро плеснул керосин в комнату и, не слушая Кучкара, зажег спичку. Жена лавочника громко закричала, заплакали дети, ухватившись за подол ее платья. Умат-палван, стоявший позади Туламата, успел потушить огонь.

— Где твои муж и брат? Скажи, иначе мы растерзаем тебя на части! — гневно обратился он к жене лавочника.

В это время в маслобойне кто-то закричал:

— Эй, люди, сюда!

У Кучкара промелькнула мысль: «Неужели поймали?» Все бросились в ту сторону.

Посмотрев на Умат-палвана, который бежал рядом, наклонив свое тяжелое тело вперед, Кучкар подумал: «Сейчас он их съест!» На низком лбу Умат-палвана собрались морщины, расплющенный нос покраснел.

Когда они подбежали, люди вытаскивали из маслобойни что-то в мешках.

В дверях появился человек с огромным канаром, набитым пшеницей, из-за спины его торчали стволы винтовок. Следом за ним вышли еще шестеро с оружием. Последним протиснулся в дверь маленького роста чернявый джигит с мешком.

— Вот он! — закричали люди. — Бадалшо, расскажи, как ты нашел эти вещи!

Бадалшо до вступления в союз кошчи и получения земли работал у Абдулазиза-лавочника маслобоем. И теперь Кучкар ждал, что скажет этот скромный, молчаливый человек.

Бадалшо поставил на землю мешок, вытер лоб полой своего полосатого халата и снова стал повторять то, что уже говорил до прихода Кучкара.

— Ака, раньше я у Абдулазиза масло сбивал, вы знаете...

Кучкар кивнул головой.

— Я жил в маслобойне и поэтому знаю все как свои пять пальцев. — Он показал растопыренную пятерню. — Недавно я зашел в маслобойню и увидел, что моей комнатушки нет. На том месте, где была дверь, хозяин поставил стену. И теперь я подумал: «Может, за этой стеной курбаши?» Мы сломали ее и увидели мешки с пшеницей. Под ними — сундук. А в сундуке винтовки, патроны, сабли. Вот оно как!

Кучкар взял одну винтовку и стал рассматривать ее со всех сторон.

— Вот этими винтовками мы и уничтожим хозяев, — сказал он.

Кучкар приказал затащить канары с зерном обратно в маслобойню и повесить на дверь замок. Ключ отдал Умат-палвану.

— Это зерно общественное, — сказал он.

Все с этим согласились. Затем тут же на месте Кучкар начал показывать, как нужно обращаться с оружием. Вечером он оставил трех человек в доме Абдулазиза, а вокруг кишлака поставил сторожевых.

Бадалшо неприязненно посмотрел на своего друга, который храпел, обняв винтовку.

— Эй, ака! — стал он тормошить его.

Но тот пробормотал что-то и снова заснул.

С того места, где они лежали, была видна калитка, ведущая из сада Максума в горы. Позади буйно разросшийся клевер. Вдалеке монотонно шумела река. Бадалшо продрог на сырой земле. И, наверное, оттого, что его друг уснул и он остался в одиночестве, в голову лезли всякие мысли. Какие-то знакомые лица мелькали перед глазами. Одно, нежное, ласковое, — лицо девушки. Наверное, она уже замужем, у нее сейчас много детей. Отец ее не подпускал Бадалшо даже близко к своему порогу, говоря, что он нищий и его дочери не пара. Тут Бадалшо вспомнил, что Умат-палван вчера сказал ему: «Хорошую женщину для тебя нашел. Будешь жить у нее». Сегодня должны были получить окончательный ответ. Чтоб сгорели ваши дома, басмачи, вы испортили все эти дела!

Где-то в клевере заквакала лягушка. Приятель Бадалшо, лежавший в яме, все храпел, как будто соревнуясь с лягушкой. Этот храп раздражал Бадалшо.

— Сейчас он не проснется, даже если басмачи снимут с него штаны, — проговорил он. — Смотри, лежит, обняв винтовку, как жену!

Бадалшо встал, потирая затекшую ногу, и вдруг заметил тень возле садовой калитки Максума. Он спрятался за урючину и стал наблюдать. Это была женщина в парандже. Она неслышными, легкими шагами шла по дорожке, часто останавливалась и прислушивалась, оглядываясь вокруг.

— Ну и ну! — сказал про себя Бадалшо. — Как джейран скачет! Или она волшебная?! Что будет делать волшебница у Максума? Наверное, жена кары. Говорят, она стройная! — Огонь прошел по телу Бадалшо.

Он выглянул из-за урючины, осторожно, как кошка, пробрался на дорогу. «Не разбудить ли приятеля?» — подумал он, но сразу же отказался от этой мысли.

— Сам... — прошептал Бадалшо с пересохшим горлом и двинулся следом за женщиной в парандже.

Сабля, висевшая на поясе, волочилась по земле, задевала за траву и кусты, мешала быстро идти. Бадалшо приподнял полы халата вместе с саблей. Но сапоги... вот беда! Никогда не скрипевшие, сегодня они скрипят, как несмазанная телега.

Клеверное поле осталось позади. Остались позади виноградники и джида на берегу ручья. «Ладно, пусть отойдет подальше, я узнаю, кто это!» — подумал Бадалшо. Сердце его громко стучало, словно хотело выпрыгнуть из груди. Вдруг ему в голову пришла мысль: «Может, здесь ее ждет любовник?» Дрожь охватила его, он замедлил шаги. В это время он ощутил ладонью холодное прикосновение сабли. Бадалшо прибодрился. «Ну и что же, если любовник», — сказал он себе. Но удаляться от кишлака ему все же не хотелось. Приблизившись к низкому, обсыпавшемуся от дождей дувалу, он слегка кашлянул. Она испуганно вздрогнула, и, как ему показалось, хотела убежать, но, наверно решив, что это бесполезно, остановилась и оглянулась. Бадалшо кашлянул еще раз. «Я не черт, а человек», — хотел сказать он, но язык не слушался — во рту пересохло. Вот сейчас он подойдет к этой стройной женщине, возьмет ее за мягкие, как пух, руки, обнимет... Ох! Но как только Бадалшо приблизился к женщине, ноги у него подкосились; он остановился и еле слышно начал:

— Душенька, я не черт... — и развел руки, чтобы обнять ее, но в это мгновение почувствовал, что в его грудь вонзился нож...

К утру Бадалшо нашли в винограднике Максума. Он только один раз открыл глаза, чтобы навсегда запомнить тех людей, которые склонились над ним. Бадалшо похоронили рядом с Турдыкулом. Умат-палван сказал людям, которые несли носилки с телом Бадалшо:

— Вчера Турдыкула не стало, сегодня Бадалшо, а завтра-послезавтра настанет наша очередь... — Товарищ Закир-оглы! До каких пор будем спокойно ждать? Вы были в рядах Красной Армии, ведите нас. Или, убив Разыка-курбаши, мы успокоимся, или убитые успокоимся!

Глава четвертая

Бабакул, расстелив палас у шалаша, тоскует в одиночестве. Прямо перед ним Лысая гора — Кашка-тав. Она теперь не сверкает как серебро, а унылой громадой замерла на фоне вечернего неба. В стороне Аксая ярко блестит Венера, она веселится, натягивая месяц как лук. Внизу, в долине, птица исакгой тянет грустную песню. Голос еще одной птицы исакгой слабо слышится с кладбища. Бабакул прислушался к их мелодиям, и у него сжалось сердце. Вспомнил легенду о девушке и юноше, которые были прокляты отцом и превратились в птицу исакгой. Они обречены вечно искать друг друга, но так никогда и не встретиться.

Собака, которая дремала недалеко от шалаша, положив голову на лапы, вдруг вскочила. Бабакул подумал: «Что она учуяла?» Пока он доставал из шалаша охотничье ружье, другие собаки тоже подняли лай. Бабакул осторожно прошел мимо отары, поднялся на холм и увидел четырех всадников. Собаки свирепо лаяли, преграждая им дорогу. Их били кнутами, они отбегали, но, вернувшись, снова бросались, как будто хотели разорвать всадников на куски.

Пока Бабакул раздумывал, отозвать ли собак и что это за гости разгуливают темной ночью, раздался выстрел. Собаки, визжа, рассыпались в стороны. Когда Бабакул подбежал, одна из собак лежала на земле. Всадник, застреливший собаку, спокойно открыл затвор винтовки и выбросил гильзу.