Серебряный блеск Лысой горы

Эти события, происшедшие в одну ночь, привели в смятение жителей Аксая. Среди людей, собравшихся на похороны, поползли разные слухи. Один говорил: «Разык-курбаши хочет собрать джигитов», другой возражал: «Кто же попадется ему на удочку, кроме одного-двух обиженных?» Кто-то испуганно шептал: «Говорят, он оставил письмо о том, что всех, кто взял во время распределения его землю, ждет участь Турдыкула». — «Государство этого так не оставит», — возражали ему.

Когда Кучкар возвращался с кладбища, у него под ухом раздался голос Максума:

— Я же сказал, надо быть осторожным, мулла Кучкар! Разык-курбаши беспощадный человек. Он не даст нам спокойно жить!

Кучкару было неприятно, что Максум пришел на кладбище вместе с теми, которые только вчера были его рабами.

— Не беспокойтесь, у вас он покой не отнимет. Ведь он ваш мюрид, — ответил он, еле сдерживая себя.

— О аллах! — воздев руки к небу, воскликнул Максум, обращаясь к людям. — Я по справедливому требованию правительства и по своему желанию отдал людям землю, воду, скот. Потом я отдал свой дом. Воля правительства — воля аллаха! Как только я услышал, что Разык-курбаши бежал из тюрьмы, то пошел в сельсовет, вас встретил по дороге мулла... товарищ сын Закира Кучкар, помните? Разве я вас не предупреждал тогда, что этот кровопийца принесет нам горе? А какие меры приняли вы, руководитель советской власти в кишлаке? Товба! [16] Разве справедливо, если хочешь сделать хорошо, а за это слышишь плохое?! Ведь известный самаркандский бай-еврей Муллакандов отдал все состояние советской власти и получил за это от советской власти только хорошее! Или у вас советская власть одна, а в Самарканде — другая?! О всевышний! Спаси меня, боже, от клеветы! — Сделав обиженный вид, Максум вышел из толпы и направился домой.

Кучкар заметил, что старики сочувственно слушали Максума, а на него посматривали неодобрительно. Еще бы! Он даже не смог достойно ответить на слова Максума. Какой же бай помогает советской власти? Кучкар не знает такого хорошего бая.

Правда, после того, как представитель из райцентра побывал в кишлаке, Максум предупредил Кучкара, что следует быть осторожным. И если бы он, Кучкар, выставил посты вокруг кишлака, то этой трагедии не произошло бы.

Теперь Кучкару казалось, что все люди с укором смотрят на него.

Но нет, его вина не в том, что он не принял меры предосторожности, а в другом. Все началось тогда, когда он полтора года назад случайно встретил Турдыкула.

...Была осень. Кучкар возвращался в свой кишлак. Он был одет, как пастух, — в старом халате, на голове малахай. Каждого встречного спрашивал: «Вы не видели по дороге табуна? Мой конь убежал». Люди отвечали по-разному, а он шел, радуясь, что его не узнают. Но когда он перешел гору Суран и стал спускаться, ему преградил путь всадник с винтовкой в руках. Кучкар понял, что если схватится за наган, который лежит за пазухой, то человек с ружьем не оставит его в живых. «Будь что будет!» — подумал он. Незнакомец слегка улыбнулся и сказал:

— Кучкар, с каких это пор ты стал пастухом?

Кучкар вздрогнул, услышав свое имя из уст чужого человека. Но когда пристально посмотрел на стоявшего перед ним басмача, узнал своего односельчанина Турдыкула. Но тот Турдыкул, которого он знал, был худощавый юноша, а теперь перед ним загоревший на солнце крепкий человек, заросший густой бородой, верный раб Разык-курбаши, убийцы его отца. Испуг Кучкара сменился гневом. Он сунул руку за пазуху, чтобы достать наган.

— Кучкар! — нахмурив брови, закричал Турдыкул. — Будь разумным. Пропадешь без толку!

После этих слов он посмотрел на Турдыкула, как на человека. Они помолчали, а потом разговорились. Турдыкул рассказал о том, что накопилось у него на сердце. Когда он пошел к представителю в кожаной тужурке, который появился в Аксае, и пожаловался ему, что не может платить зерновых налогов, потому что ему нечего есть, то представитель власти выгнал его из конторы, говоря: «Попробуй не платить. Вас, басмачей, я уничтожу!»

После этого, озлобясь на советскую власть, он пошел к басмачам. Но прошло немного времени, и он махнул рукой на Разыка-курбаши, который считал себя спасителем ислама.

— Мы похожи на голодных волков, — сказал он Кучкару. — Как волки на стадо овец, нападаем мы на кишлаки. Когда за нами гонятся — убегаем. Будь проклята такая жизнь! Если я сдамся советской власти, простят ли мне мою вину?

На этот раз Турдыкул ехал в Аксай с поручением Разыка-курбаши. Он должен был встретиться с Абдулазизом-лавочником, и если тот скажет: «Приезжайте, в кишлаке красных нет», то это известие передать курбаши.

— Я больше никогда не хочу видеть Разыка-вора. Веди меня к красному командиру, — решительно сказал Турдыкул.

— Отвести тебя туда нетрудно, но пока не поймаем Разыка, не будет нам с тобой покоя, — ответил Кучкар.

После этого они вдвоем начали составлять план, как поймать остатки шайки Разыка.

Красноармейцы, переодевшись, как дехкане, встретили вместе с Абдулазизом «дорогих гостей». Они ухаживали за ними, сбиваясь с ног. Лавочника предупредили, чтобы он как можно больше жаловался на притеснения советской власти. В эту же ночь наевшихся до отвала пловом, в который была подсыпана анаша, спавших как убитые Разыка-курбаши и его бандитов связали по рукам и ногам и отправили в городскую тюрьму. За то, что Турдыкул участвовал в уничтожении банды Разыка-курбаши, правительство простило его вину. После этого он со своей семьей вступил в члены союза кошчи [17].

— Ты вытащил меня из ада, — с благодарностью говорил он Кучкару.

«И вот Турдыкула нет. А ведь его жена была беременна. Хури говорила, что дети у нас родятся в одно время. Вчера он встретил Турдыкула в поле. Его жена принесла обед, завязанный в платок. Дочь и сын, играя в прятки, кружились вокруг него. Теперь их нет... Трудно представить себе это. Беспощадный злодей! На него жаль даже пули. Этого палача нужно наказать всеми наказаниями, которые только существуют на белом свете...»

Глава третья

После похорон Турдыкула люди долго не расходились, забыв о том, что в поле их ждет работа. В одиночку трудно вынести такое горе. Все вместе они направились к бывшей мечети Ишан-бобо, где теперь помещался сельсовет.

Кучкар сказал Фазлиддину-кары, чтобы он приготовил список членов союза кошчи и комсомольцев, разделив их на отделения. Взяли на учет все оружие, которое было у людей; несколько охотничьих ружей, две сабли, кинжалы, ножи и даже оставшиеся с прошлых времен топоры и дубины. Когда оружие распределили между отделениями, подошел Умат-палван.

— Змеиное гнездо у Абдулазиза, — торопливо сказал он.

Толпа двинулась к дому лавочника. Некоторые вспомнили, что лавочник является зятем Разыка, и гневно кричали:

— Это осиное гнездо нужно сжечь! Нужно отомстить!

Взломав ворота, первым вбежал во двор Абдулазиза Туламат. Он нашел где-то банку с керосином и, ударив ногой по окну, собрался плеснуть керосин в комнату, как вдруг увидел, что в углу сидит женщина, прижимая к себе плачущих от испуга детей. Увидев Туламата, женщина бросилась к нему, как наседка, защищающая своих цыплят от ястреба.

— Если ты считаешь себя мужчиной, то сначала построй дом, а потом ломай, безродный!

Туламат, услышав эти слова, на миг растерялся, но тут же, подняв высоко банку, хотел облить керосином эту «высокородную». Кучкар остановил его:

— Брось! Ты что, будешь воевать с женщиной?

Женщина как будто только сейчас поняла, что перед ней мужчина. Отпустив руку Туламата, она закрыла лицо платком и, отвернувшись, проговорила:

— Вы хуже басмачей.

— Она ведь сестра курбаши. Слышали ее слова? — крикнул кто-то.

— За что ты называешь нас басмачами? Разве мы, как твой брат и твой муж, убили целую семью? — сказал, разозлившись, Умат-палван.