Страшен путь на Ошхамахо

неты, но и несколько драгоценных камней. И Кубати вставил по парочке «нальку-

тов» в серебряные пояса Нальжан и Саны. Для девушки он еще сделал собствен-

норучно чудесное колечко с четырьмя бирюзовыми зернышками. Из шести золо-

тых цехинов вышло две дюжины тончайшей работы колпачков для газырей, ко-

торые юный кудесник поровну поделил между собой и Канболетом.)

— Остается третья цель, — размышлял Тузаров. — Надо еще подготовить

мою достойную встречу с Хатажуковым, очиститься от грязной клеветы и смело

смотреть в глаза всей Кабарде.

Пши Алигоко? Ну, это уже личное дело Тузарова. А возможно, и князя Ха-

тажукова...

Алигот-паша? Все равно не сегодня, так завтра начнется война с крымскими

татарами. Это уже Канболету известно доподлинно...

А сегодня закончено воспитание Кубати, хорошего мальчугана, из которого

получится, уже получился честный и умный, добрый и отважный кабардинец. Да,

да, любезный мой Тузаров, ты можешь гордиться этим парнем. Так почему же ты

грустишь?..

* * *

Емуз встретил Канболета и Кубати у ворот, развел руками и многозначи-

тельно хмыкнул:

— С удачной охотой, друзья! Вижу, вам попалась дичь крымского происхо-

ждения.

Куанч выбежал из-за дома и чуть не упал от изумления.

— Хорошо? Ладно? — подмигнул ему Кубати. Нальжан с тревогой покачала

головой, хотя видно

было по всему, что она радуется.

Сана выглянула из дверей женской половины, встретилась взглядом с Куба-

ти и опустила глаза.

— Заходи, заходи в дом, брат мой Канболет, — чуть торопливо сказал Емуз.

— У нас сегодня гость...

Канболет вошел и слегка запнулся у порога: навстречу ему поднялся тот са-

мый молодой человек в черной черкеске, с которым они плыли на одном судне из

Крыма.

— Твое имя я уже знаю, достойный сын Каральби Тузарова, — тихо произ-

нес молодой человек. — Знаю и нелегкие пути твоей жизни. А меня зовут Джабаги

Казаноков...

— Тем лучше, — улыбнулся Канболет. — Значит, мне придется поменьше

говорить, а побольше слушать.

О многом переговорили и тот вечер трое мужчин. Беседа спокойная, нето-

ропливая затянулась до полуночи. Некоторое время принимал в пей участие и Ку-

бати: Джабаги хотелось услышать именно из его уст о подробностях роковой

встречи Исмаила Хатажукова с братом-убийцей и Алигоко.

— Вот кто истинный виновник всех несчастий, — сказал Джабаги. — Под-

стрекательский шепот Вшиголового страшней огня и кинжала.

— Я это понял слишком поздно, — угрюмо пробасил Канболет.

— Получит ли наконец этот стервятник заслуженную награду? — с негодо-

ванием спросил Емуз, обращаясь к Джабаги.

— Должен получить. Только трудно сказать, каким образом... Хоть он и не

пользуется поддержкой других князей, а Хатажуков теперь, после того как я от-

крою ему глаза, возненавидит Алигоко еще больше, — даже тогда наказать его бу-

дет непросто. Ведь Вшиголовый сейчас — первый друг ханского сераскира, этого

туполобого спесивца Алигота-паши...

— Каким образом его наказать, знаю я, — недобро усмехнулся Тузаров. —

Все равно Шогенуков спать спокойно не будет, пока я жив. И жирнокурдючный

Алигот мечтает увидеть мою голову отдельно от туловища. А потому — да и не

только потому — я должен добраться до Вшиголового раньше, чем он с помощью

сераскира доберется до меня.

Джабаги Казаноков рассеянно тыкал ножом в кусок жареной оленины.

— Вот на это, милый мой Канболет, я ничего не могу тебе ответить, — сказал

он. — Мое дело мирное. И мне удалось уже помирить не одну пару кровных вра-

гов.

Тузаров посмотрел в его строгие, но затаенно-улыбчивые глаза и пони-

мающе кивнул головой.

— А что ты не поделил с Алиготом-пашой? — спросил Джабаги.

— Почему не поделил? — засмеялся Канболет. — Дележка у нас была дваж-

ды. Первый раз в Бахчисарае, когда люди Алигота «поделили» наше с Кубати

имущество, — заодно они хотели разделить на части и наши тела, — а второй раз

— сегодня утром. Только «дележкой» алиготовского снаряжения и оружия двух

его людей на этот раз занимались мы с Кубати. Вернул паша свой должок...

— Так вот с кого ты снимал руно! — с уважением посмотрел на Канболета

Емуз. — И ты их...

— Нет, зачем? Все остались живы. Не мог я убивать пашу. Если бы он хоть

дрался как мужчина. Или бы серьезно поранил моего парнишку... Но этот пре-

зренный трус оказался — хвала аллаху! — и никудышным стрелком. А ведь ружье

у него было хорошее.

Емуз залпом опустошил чашу с махсымой и вытер усы ладонью.

— А я решил, что мальчик зацепился ухом за колючую ветку... — Хозяин

дома немного помолчал, потом озабоченно вздохнул: — Не пустится ли теперь се-

раскир на новые грабежи и бесчинства?

— Пустится, — сказал Джабаги. — Только не потому, что его сегодня самого

остригли. Я знаю, что крымское ханство не сегодня-завтра потребует от адыгов

новую дань. Прежний ясак хотят увеличить в десятикратном размере.

— В дссятикра-а-а-тном! — поразился Емуз. — Но это невозможно! Они и

так довели народ до обнищания.

— Да. Невозможно. И потому... будет война, — закончил за Джабаги Туза-

ров. — Я ее чувствую, как собака чувствует след зверя, который опережает ее на

полсотни шагов. К тому же я только что из Крыма.

— А я еще и из Турции, — сказал Казаноков. — Война султана с русским ца-

рем неизбежна, хотя его посол в Истамбуле, чтобы оттянуть начало войны, не жа-

леет золотых червонцев для подкупа турецких сановников. Встречался я с этим

послом. Только новенькие русские червонцы ему тоже нравятся, и он, как шепчут-

ся в посольстве, уже «упрятал» половину из двухсот тысяч русских монет в свой

карман. А султан Ахмед Третий не устает кичиться силой своих войск. Для подня-

тия духа он каждый день, в сопровождении огромной свиты, иностранных послов

и уличных зевак, ездит за город и повергает всех в восторженное изумление даль-

ностью стрельбы из лука. Говорят, еще никто в мире не смог пустить стрелу на та-

кое расстояние — больше тысячи шагов. Что же, парень он здоровый, как ногай-

ский вол. Да сейчас не об этом речь. Готовиться к скорому нападению татар — вот

что нам надо делать.

— Значит, ясак, который мы обычно платили, их уже не устраивает, — за-

думчиво сказал Емуз.

Тузаров в сердцах ударил кулаком по колену:

— А зачем им отщипывать от лепешки раз в год по кусочку, если они счита-

ют, что могут съесть ее сразу целиком?

Емуз взял со столика нетронутую лепешку и оценивающе посмотрел на нее:

— Не подавятся?

— Думаю, что подавятся, — сказал Джабаги. — Особенно, если русские нам

помогут, как это уже не раз случалось.

В хачеш вошла Нальжан, держа в руках столик-трехножку с разложенными

на нем дымящимися кусками молоденькой козлятины. Из-за ее спины показалась

Сана, а за ней появился Кубати. Его ухо было залеплено лоскутком белой ткани,

пропитанной медом. Юноша и девушка быстро убрали столики с недоеденной

олениной. Едва они скрылись за порогом, как расторопный Куанч внес свежую

воду и крепкий мармажей.

Когда эта маленькая суматоха, сопровождавшаяся шутливыми замечания-

ми со стороны мужчин и смущенным, сдержанным смехом со стороны женщин,

улеглась, а Емуз, Канболет и Джабаги снова остались втроем, хозяин дома сказал:

— Братец мой Канболет! Ты спроси у нашего Джабаги, о чем ему напомина-

ет этот козленок. — Емуз улыбался добродушнейшим образом. — Спроси. Можешь