Ясный берег

(кошевка весит с пуд; чемодан из крепкого дерева — вдвое

больше). Он, впрочем, замечает, встряхивая багаж в

руках:

— Ого, Нюша! А как же ты в городе одна? Тебе

придется взять носильщика.

— Ничего, — говорит Степан Степаныч. — У нее кость

тонкая, а сила есть. Справится.

Он угощает Толю махоркой.

— Спасибо, — говорит Толя и закуривает с

мученическим видом.

— Что, — опрашивает Степан Степаныч, — папиросы

лучше?

— Нет, почему, — говорит Толя. — В общем — одно и

то же.

— Я папиросами не накуриваюсь, — говорит Степан

Степаныч.— Самве сытное курево — махорка, я

считаю.

Нюша смотрит туда, откуда придет поезд. Ей надоели

разговоры бог знает о чем. Пусть скорей придет

поезд.

Показался дымок, потом черная голова паровоза.

Голова увеличивается, приближаясь, — она увеличивается

сначала медленно, потом все быстрее, быстрее, и

кажется, что за нею ничего нет, никаких вагонов. И только

когда паровоз помчался вдоль перрона, тогда

развернулся, стал виден весь поезд, длинные вагоны, полные

незнакомыми людьми, едущими каждый за своей

судьбой. Толя с чемоданом побежал по перрону, побежала

за ним и Нюша, вдруг испугавшись, что не успеет сесть.

В страхе вскочила она на подножку и рассердилась на

проводника, который преградил ей путь и спросил билет

и плацкарту.

Поезд стоял недолго. Едва Нюша, с помощью

пассажиров, положила багаж на полку, как раздался свисток,

что-то громыхнуло, — поехали!

— Нюша, мы здесь! — крикнул Толя в открытое окно.

Она подошла к окну и улыбнулась отцу и Толе. Они

шли за вагоном, потом скрылись. И станционные

постройки скрылись, и человек с флажком на краю

платформы, и Костров о. Всё. Пошли опять разворачиваться

до горизонта поля, поля.

Нюша стояла у окна и думала: «Прощай, любовь,

уехала я от тебя...»

На насыпи стоял человек с ножевкой на плече:

должно быть, шел с работы и остановился, чтобы

посмотреть на проходящий поезд. Человек был молодой

и стройный; ветер трепал его непокрытые темные воло-

сы. На секунду нюшипы глаза встретились с его

главами...

И пролетел поезд, и насыпь пустынна, и первая

звезда в окне — бежит за поездом, не отставая ни на шаг.

«БССР. Колхоз имени Сталина.

Председателю колхоза Ивану Николаевичу Гречке.

Дорогой Иван Николаевич! Я тогда не ответил на

твое дружеское письмо, потому что как раз получил

наказание за нашу с тобой общую ошибку и не до друже-

'ских писем было. Не знаю, как тебе вправляли мозги,

а мне так вправили, что в жизнь не забуду. Ну, да об

этом что распространяться. Ошибки не повторю,

думаю — и ты не повторишь. Долгое время не хотелось

тебе писать и даже думать о тебе, а сейчас вдруг

захотелось. Ты не более виноват, чем я, и между нами могла

бы быть дружба на принципиальных большевистских

основаниях.

И на таковых основаниях — давай дружить!

Поздравляй меня: следуя твоему совету, я привел в

порядок все без исключения сердечные дела...»

Коростелев пишет это письмо на террасе субботин-

ского дома. Время к вечеру, под старым кленом в косом

луче бьется мелкая мошкара, голенастые цыплята с чер-

'Ными крестами на белых спинах вереницей идут в сарай,

«а ночлег.

— Знаешь, Марьяша, он был уверен, что я черт его

знает какой Дон-Жуан.

«Помимо того, еще один серьезный сдвиг в моих

личных делах: принят заочником на биологический

факультет. С осени начинаю учиться. Это безусловно

необходимо! Иначе отстанем мы с тобой, Иван Николаевич, и

через какие-нибудь пять—десять лет не будем годиться

для нашей жизни.

Может, еще встретимся с тобой. Может быть, даже

не раз. Я бы этого хотел. Привет Алене Васильевне и

детишкам. Твой Д. Коростелев».

Наде лучше. У нее было воспаление легких, оно

прошло, через неделю — полторы Надю выпишут из

больницы. У Алмазова лицо посветлело и подобрело, — вишь,

говорят люди, рад, что дочка поправляется... Тося ходит

исхудавшая, с сияющим лицом, притихшая от счастья.

Надечка, балерина ненаглядная, будет жить! И в

горестные дни надечкиной болезни сбылись горячие

желания Тоси: муж-опора, муж-друг и товарищ, муж-глава—

при ней! Хорошо стало в доме: ни ссор, ни тяжкого

молчанья. Заговорит Тося — муж ей ответит; сделает Тося

что-нибудь не так — он простит. Вместе ходят в

больницу проведывать Надю (теперь к ней уже пускают). К

гостинцам, которые Тося напечет-наварит дома, отец

обязательно приложит свои гостинцы — конфеты, пряники.

И так радостно у Тоси на душе, когда о-ни с мужем идут

рядом по дороге в город и несут дочке гостинцы, а люди

замечают и думают: счастье Тосе, хороший муж у нее.

Лукьяныч тоже проведывает Надю и носит ей

шоколадки и петушков на палочке, — а Тося-то его

передразнивала! И учительница Марьяна Федоровна, дмитрий-

корнеевичева жена, ходит в больницу, и сам Дмитрий

Корнеевич, говорила докторша, три раза звонил,

справлялся о Наде. До чего кругом люди дружные, сколько

хорошего в жизни!

Однажды Коростелев сказал Алмазову:

— Товарищ прораб, вы вечером, пожалуйста, никуда

не уходите, я к вам в гости приду. И не один.

Алмазов, придя с работы, сказал Тосе. Она только

что поставила машину в гараж (новый гараж, недавно

законченный) и вернулась домой, а тут известие: сейчас

гости прибудут. Тося кинулась печь ватрушки и пироги

с ягодами. Пироги поспели, а никого не было. Уже

зажгли электричество, и Катя, устав ждать гостей,

заснула, когда пришел Коростелев и с ним Бекишев и Иван

Никитич Горельченко.

Алмазов встал растерянно, почуяв необычное.

Коростелев вынул из карманов галифе две бутылки и смаху

поставил на стол:

— Закуска, вижу, готова. Умница Тося, сообразила!

Бекишев сказал, улыбаясь:

— Вы нарушаете условленный порядок.

— Нет, товарищ парторг, сегодня давайте без

торжественной части!

— Доклад сделать придется. Без этого не обойтись.

— Ладно, коли так. Слово имеет товарищ Бекишев.

Бекишев, улыбаясь:

— Лучше товарищ Коростелев. Ему по штату

положено.

— Вы садитесь! — взмолилась Тося.

Гости сели. Коростелев откупорил бутылку и налил

водку в стаканы.

— Слово имею я. Товарищи, по инициативе парторга

Бекишева был произведен подробный анализ наших

достижений и ближайших перспектив. Анализ был

осуществлён нашей замечательной бухгалтерией под

руководством товарища Бекишева. И стала ясна, между

прочим, такая вещь, что в этом году у нас есть полная

возможность, при наших кадрах и запасах материала,

осуществить пятилетний план строительства по совхозу

на восемьдесят пять процентов, то есть всего

пятнадцати процентов будет нехватать до полного выполнения.

— Неточно выражаетесь, — сказал Бекишев. — Не

только есть возможность, но это, так сказать, неизбежно

при нынешних темпах работы наших строителей.

— Не перебивайте докладчика, — сказал

Коростелев. — И вот мы, товарищ Алмазов, пришли вас об этом

известить и принерти товарищеское большевистское

спасибо человеку, в короткий срок обучившему такие кадры.

— Постой, — сказал Горельченко. — Значит,

пятилетний план по строительству вы закончите в первой

половине сорок восьмого года?

— Безусловно, — сказал Бекишев.

— Выходит, — сказал Горельченко, устремив свои

черные глаза на Алмазова, — вы через год будете в

следующей пятилетке? Мы еще в этой, а вы махнете в

будущую?

— Выходит, так,— подумав, сказал Алмазов. v

— Будете работать в счет тысяча девятьсот пятьдесят