Право на легенду

— Отдал…

— Ну и порядок.

Вездеход ушел.

— Вот сволочь! — Кочубей презрительно, сплюнул. — Сволочь он и есть. Красавчик! Пуп земли.

— Тетеха ты, — вздохнул Сергей. — Пермяк соленый. Дать бы тебе за такие слова меж глаз. Человек делу предан. Интерес у него. Не то, что у нас, кротов.

Они еще немного посмотрели вслед вездеходу и пошли заниматься делом. Месяц был на исходе, а бурить еще до черта. У каждого свой заботы.

8

Много забот этой весной было и у Вутыльхина. Председатель купил наконец для зверобоев шхуну, о которой уже столько лет велись разговоры. Вутыльхин стал принимать хозяйство, и оказалось, что мотор у шхуны только наполовину цел, иллюминаторы без стекол, гребной вал погнут, и вообще это не шхуна вовсе, а большая неуклюжая лодка, с ней возиться и возиться надо.

А тут, пожалуйста, еще одна забота. Пришел с метеостанции Вася-радист — и сказал, что Варг очень просил Вутыльхина привезти в поселок Федю Косагорова, который у них в селе две недели торчит. Ба-аль-шой человек, лицо красное, значков полный пиджак. А всего и дел-то сделал, что две дыры в сопке пробил. Вроде без него некому.

Вутыльхин недовольно ворчал под нос, потому что отказать капитану он не мог, а плыть нынче в поселок и некогда, и хлопотно. Байдару надо готовить, заплата ей требуется. Можно было бы и на вельботе Косагорова отвезти, но Вутыльхин по опыту знал: стоит нарядить в поселок вельбот, как половина села желающих объявляется, у всех дела срочные, а ему морока. Да и нечего разъезжать в горячую пору.

Когда байдара была готова, на берег с чемоданом пришел Косагоров. Он долго оглядывал непривычную для него лодку, которая человека сухопутного, да еще знакомого хотя бы на глаз с прочными вельботами и шлюпками, могла и впрямь насторожить. Каркас ее был сделан из не очень толстых жердей, скрепленных ремнями, а на каркас туго, до барабанного звона, была натянута специальным образом изготовленная моржовая шкура.

— Во, прогресс! — сказал Косагоров. — Корзинка плетеная. Мы же на ней потонем.

— Может, и потонем, — согласился Вутыльхин. — Некоторые тонут. А которые тонуть не хотят, те на берегу сидят.

Вутыльхин запустил мотор, установленный в днище, ближе к корме, и они тронулись. Плыть им надо было сперва вдоль берега до избушки Малкова, потом узкой протокой меж двух островов — протока эта тянулась километров на пятнадцать, была очень мелкой и потому ни одно, даже небольшое судно зайти туда не могло, а в конце протоки, уже в заливе, на чистой воде их должен был встретить буксир.

— Сколько плыть будем? — спросил Косагоров.

— Я не знаю… Может, быстро приплывем, может, на берег выходить придется. Байдару тащить будем, если лед подойдет. Ты бы вельбот потащил? Говоришь: «корзина». Думай, когда говоришь.

— А зачем тащить?

— Лед обходить. Вот зачем. Ты что, торопишься очень? Что взрывать будешь?

На этот раз Косагоров решил напустить на себя таинственность.

— Этого никто не знает, Тимофей Иванович. Только за полчаса до взрыва объект открывают. Очень строго дело поставлено.

Вутыльхин, сам имея склонность к тому, чтобы заморочить кому угодно голову, чужие шутки, однако, принимал с трудом. И потому обиделся. «Балабол, — сказал он себе. — Как Коля-пожарный, у того тоже секреты перед девками». И больше до самого Кеглючин-камня со взрывником не разговаривал.

На траверзе Кеглючин-камня, как и было оговорено, стоял буксир Светлакова, куда Косагоров тут же, с видимым облегчением, перебрался.

— Может, чаю попьешь? — из вежливости предложил Вутыльхину Светлаков. Он торопился, чаи ему распивать было некогда. — Может, перекусишь?

— Нет, — сказал Вутыльхин. — Обратно побегу. Лед движется. Загородит меня в протоке, куда денусь? Ты скажи, чего меня Варг торопил? Какие у него дела?

— А! — Светлаков махнул рукой. — Все торопятся. Коростылев прилетает, скоро наш поселок бульдозером в море сдвинут. Архитекторы! У меня судно регистр не прошло, а я должен в извозчиках бегать.

— Ну ладно, — кивнул Вутыльхин. — Я поплыл.

Протоку он миновал как раз вовремя. Льды, скопившиеся по другую сторону острова, за день обогнули его, и теперь ветер прижимал их к берегу. Еще бы час-другой, и Вутыльхину пришлось бы сидеть в протоке и ждать погоды.

«А я прошел, — сказал себе Вутыльхин. — Я успел. Только жалко, в поселок не сплавал. Надо бы с Егором повидаться. Ай, какой ему Егор ковер нарисовал, даже лучше, чем у киномеханика. У того птицы по воде плавают и женщина в лодке сидит, птиц кормит, а Егор байдару нарисовал, и синюю льдину, и моржей, а в байдаре охотник сидит, на Вутыльхина похож, только маленький очень, подробно не разберешь».

Тут он посмотрел на берег и увидел, что плывет как раз мимо избушки Малкова. В окнах горел свет. Значит, дома Коля Малков, ужинать небось скоро будет, Вутыльхину захотелось есть, захотелось чаю, захотелось просто посидеть с Малковым, потому что они уже давно не виделись и не разговаривали.

«Ну и заеду, — решил Вутыльхин. — Заеду, потом дальше пойду. Я не очень тороплюсь. Протоку-то я прошел».

Малков встретил его без всякого удивления, словно бы ждал. Это Вутыльхина озадачило, ну да ладно. Малков всегда такой. Они сели ужинать, и Вутыльхин спросил:

— А выпить у тебя нет?

— Выпить у меня нет, — сказал Малков.

— Это хорошо. А у меня есть.

— Хитрый ты, — засмеялся Малков, зная, что говорит Вутыльхину приятное, потому что Тимофей Иванович считал себя на побережье самым хитрым человеком. — Хитрый ты, ой-ой!

— Правильно, — согласился Вутыльхин. — А еще у меня новость есть. Егор Коростылев прилетает. Опять у капитана весело будет. Может, он еще одну печку построит, как думаешь, Малков?

— Хитрый ты, — опять сказал Малков, — Только я твою новость еще третьего дня слышал. Я в поселке был, заходил к Варгу, все он мне рассказал. Егор прилетает город строить, а не печки класть. Понятно?

— Хо! Я про город тоже знаю, может, раньше тебя.

— Ну и знай на здоровье, — Малков стал нарезать рыбу. — Зато ты не знаешь, что я про тебя знаю.

— Про меня знать нечего, — настороженно сказал Вутыльхин.

— Вот и выходит, что ты не самый хитрый. Я про тебя знаю, что ко мне ты с Кеглючин-камня приплыл, а туда возил взрывника. Что, съел?

— Ну и чего? — обиделся Вутыльхин. — Много ума не надо. Тебе капитан рассказал. Я ему уважение сделал, он бы не попросил — никого бы не повез. У меня катер на ремонте.

— Не сердись, Тимофей. Правильно ты поступил, а то бы сидел Егор без взрывника.

— Я всегда правильно делаю. Только Егору взрывник не нужен. Ему взрывать нельзя. Понял?

— Что же он, голыми руками землю рыть должен?

Вутыльхин вздохнул. Лицо у него сделалось озабоченным.

— Ты погоди! Егору взрывать нельзя. Никак нельзя, ему ученый запретил.

— Ты как баба, — разозлился Малков. — Мелешь, ни слова не понять. Э, давай выпьем, небось успокоишься.

Вутыльхин пил мало и редко, больше любил на эту тему поговорить, и выпитое его, напротив, не будоражило, а успокаивало.

— Вот как было, — сказал он, немного посидев. — Егор у меня жил. Давно еще, может, пять лет назад. Гостил он, когда клуб строили. Писал все, писал, рисовал, чертежи делал. И ему писали. Он потом много бумаг забыл. Я думал, не нужные, раз оставил. А Зинка у меня любопытная, читать стала…

— Не ври, — сказал Малков. — Ты сам любопытный.

— Еще раз перебьешь, молчать буду. Письмо одно на машинке отпечатанное я сам читал. Согласен. Потому что забеспокоился. Егор хотел Колун-гору взрывать, а ему ученый ответил, что никак ее взрывать нельзя: «южак» в тундру пойдет. Понял? Прямо на Эргуувеем, у нас там одно место от гололеда осталось. Дальше не знаю, как ему Егор ответил, наверное, неправильно ответил, потому что еще письмо было. Совсем строгое. Писали ему: если взорвешь, большую беду накличешь. Ты теперь все понял? Егор горячий да молодой. Про тундру ему заботы нет, он оленей не ест.