Право на легенду

— Я на это хорошо смотрю. — Варг собрал листы в одну стопку и положил их на стол. — Дай-бог нашему теляти… Ты бы поспал, Егор. Только что мне звонили — к вечеру тронемся.

К вечеру они тронулись…

За лето Коростылев загорел под чукотским солнцем, похудел. Скинул все лишнее на тундровых кочках. Подготовил дипломный проект — «Вариант ветрозащитной застройки в северных условиях».

А через год вернулся в поселок на должность районного архитектора. Его предшественник к тому времени вышел на пенсию.

6

— Долго вы там работали? — спросила Вера.

— Два года. Потом переехал в Магадан, в проектный институт. Немного поработал в Якутске, в Норильске был. Ну, а потом Москва. — Он улыбнулся. — Как-то у многих так получается, что они свои северные дела в Москве заканчивают. Теперь вот снова возвращаюсь.

— Какой вы счастливый, Егор Александрович! У вас мечта исполняется. Сами свой город строить будете. Правда?

— Правда, Верочка. Я действительно чувствую себя счастливым.

Она вздохнула.

— Сережа мой хотел в геологию пойти. В институт поступить собирался. Говорил; что обязательно отыщет на Чукотке нефть. Поехал он стаж для института зарабатывать, устроился в партию, научился на станке бурить. И вот до сих пор бурит. Я ему напоминаю — как же нефть? Он говорит — а что нефть? Никуда не денется. Пока воду ищем, вода на Севере — тоже полезное ископаемое, может, говорит, полезнее других. Он очень хороший специалист, по ремонту и по наладке, им особенно дорожат. Только вот неприятность у него получилась… Я, наверное, скучно все рассказываю?

— Очень интересно вы рассказываете.

Вера поудобнее устроилась на скамейке, приготовившись рассказывать дальше, но тут к ним подошел диспетчер и сказал, что за товарищем Коростылевым прислали специальный самолет.

— Красота! — обрадовался Коростылев. — Идемте-ка, пока там не передумали, пока самолет не отобрали.

Он подхватил ее чемодан, и они быстренько добрались до стоявшей у обочины аэродрома «Аннушки».

— Это вы к Морозову летите? — спросил пилот. — Садитесь. Погода портится. Мы из-за вас от Паляваама крюк делаем. А вы, простите? Он вопросительно посмотрел на Веру.

— Девушка со мной.

— Не знаю… Мне сказали — только одного человека. У меня лошадь на борту и сопровождающий. Лошадь — это почти опасный груз. Вы, наверное, человек опытный, должны понимать.

— Да бросьте вы! — отмахнулся Коростылев. — В том-то и дело, что опытный. Долетим.

— Не могу. Как хотите, а не положено.

— Ну и не надо, — Коростылев вытащил свой рюкзак, который он уже было забросил в машину. — Я один не полечу. Так и передайте своему начальству: Коростылев лететь отказался.

Летчик озадаченно хмыкнул.

— Я-то передам, а он мне голову отвинтит. Ладно, садитесь. Где наша не пропадала! Я однажды в Уссурийском крае тигра вез, и ничего, царапался только сильно. Вообще, у нас сегодня день шебутной, с утра возле Паляваама всю тундру облетывали. Мужик какой-то потерялся. Тоже вот технику безопасности не соблюдают, а нам морока.

— А что за мужик?

— Да кто его знает. Рыбак, что ли. С озера…

— Вы, наверное, большой человек? — спросила Вера, когда они устроились. — Как он без вас лететь-то испугался!.

— Большого человека с лошадьми не возят, — улыбнулся Коростылев. — Ну вот, считайте, мы и дома, меньше часа лететь осталось. Сережа вас встречать будет?

— Не знаю… Я телеграмму дала. Он сейчас в партии, вроде недалеко. Может, успеет, я подожду или сама как-нибудь доберусь. Неприятности у него, я вам уже говорила. Переживает, наверное, очень. В газете написали, что у него горизонта нет. И еще… — Она кивнула на кобылу, мирно жующую овес из торбы, — написали, что он похож на лошадь Александра Македонского. Представляете? На лошадь.

— Так в газете писать не могут, — сказал Коростылев. Вы что-то путаете, Верочка.

— Не путаю. Я, если честно говорить, главное из-за этого и лечу. Вот, посмотрите. — Она достала из сумочки сложенную вчетверо газету. — А вы говорите — путаю.

Коростылев развернул газету. Красным карандашом было отчеркнуто название: «Что остается людям?»

«…По вечерам они играют в карты. Играют вяло, без азарта, просто чтобы провести время. Я спросил у Сергея Грачева: «Что у вас впереди?» — «Дорога», — ответил он. «А потом?» — «Опять дорога». Да, он гордится тем, что побывал в Средней Азии, на Сахалине, теперь вот на Чукотке. Но ведь и конь Александра Македонского тоже прошел со знаменитым полководцем полмира, а что он видел?

Что вынесет для себя и для людей из этих маршрутов молодой рабочий? Тысячи метров пробуренного грунта? Да, конечно. Но мы обязаны помнить о том, что духовное становление человека было и остается Для нас главным. А вот этого как раз и не заметно. «Читали вы Паустовского?» — «Не читал». — «А Пришвина?» — «Не слышал даже».

На тумбочке у Грачева я увидел потрепанный задачник по физике. Оказывается, когда-то он собирался поступить в институт. Теперь об этом даже не вспоминает. Линия горизонта у него крепко замыкается пологими чукотскими холмами…»

Далее было много еще в таком же духе.

— Да-а… — протянул Коростылев. — Плохи наши дела. А вы, кстати, читали Пришвина?

— Кажется, читала. Про это… Я уже не помню, про что. Забыла.

— Вот видите. Серьезное упущение. Я тоже, кажется, читал. Бросьте вы, Верочка, расстраиваться. Глупости все это. Правда, злые глупости. Есть у нас такие интеллектуальные петушки. «Вы Ахматову не читали? Ай-ай-ай!» А сам, зануда, до сих пор уверен, что серу из ушей добывают!

Коростылев еще раз пробежал глазами статью.

— Ну! Что я говорил! Прямо хоть ликбез дуракам устраивай. Слушайте: «Лютый мороз сковал землю. Вот уже неделю, как столбик ртути в термометре не поднимается выше пятидесяти…» А он и не может подняться, потому что ртуть замерзает уже при тридцати девяти градусах, и ее никогда не применяют для измерения низких температур. А туда же, грамотей, с поучениями суется. Лучше бы в справочник заглянул.

— А что применяют? — машинально спросила Вера.

— Спирт применяют. Подкрашенный.

— Да-да. Конечно… Это и мы проходили. Так вы считаете, по работе у него из-за этого неприятностей быть не может?

— Еще чего? И думать перестаньте.

Потом они молча смотрели сквозь окна на далекую землю, по которой пятнами ползли редкие тени от облаков. Уже подлетая к поселку, Вера снова вздохнула:

— Вы говорите — глупости. Знаете, какой он впечатлительный? Я только и надеюсь — может, он газету пока не читал? Все-таки далеко до партии, почти сто километров.

7

Никакой газеты Сергей Грачев не читал, потому что газеты к ним не возили: больно велика роскошь. Радио у них есть, вот пусть и слушают. Дорога до ручья Кухтай, где стоит партия, была наезжена лет десять назад, когда еще прииск работал, потом ее забросили, и потому на регулярную связь рассчитывать не приходилось. Другое дело — раз в месяц обеспечить людей всем необходимым, тем более что необходимо им было не так уж много: солярки для станка, да два мешка муки, да макарон ящика два, да консервов, какие на складе есть. Обязательно, кроме того, чай и курево. Остальное — кто что закажет. Только никто ничего не заказывал.

Бывает иногда, что завернет сюда и случайный транспорт. Перекресток в тундре хоть и не оживленный, а все-таки. Вот и теперь тоже пришел к ним вроде как приблудный вездеход, развозивший по оленьим стадам опрыскиватели. Кто-то из управления и попросил шофера подкинуть в партию кое-какой груз и почту.

Почта была тощей — два письма и телеграмма Сергею Грачеву.

— А к тебе жена едет! — еще издали закричал Дима Кочубей, бесцеремонно распечатав телеграмму. — Жена к тебе едет, а ты на черта похож. За неделю не отмоешь. На-ка вот, держи.

Сергей прочитал телеграмму и выругался. Только этого ему не хватало! Всю неделю сплошные неприятности идут, как с цепи сорвались. В масляном насосе шестеренки полетели — это еще куда ни шло, а вчера сгорела головка у клапана, теперь надо цилиндр выпрессовывать, надо, считай, весь мотор перебирать. Ребята второй день смурные ходят: месяц кончается, бурить еще и бурить…