Поклон старикам

Теперешний случай совершенно особый. И Аюр Базарович в совершенной растерянности. Он вторые сутки не находит себе места, не знает, как ему быть, как повести себя с больным, который вот он, уже в ординаторской, сидит возле его стола и ждет приговора. Отец его близкого друга. Одноулусник. Всеми уважаемый… Добрый семьянин, прекрасный человек…

Врач тянет время, делает вид, что внимательно рассматривает рентгеновские снимки. Он уже до этого много раз изучил каждый снимок… Запущенная форма рака. Врачи говорят в таких случаях — неоперабельный рак. Да, проклятую опухоль не удалишь, не вырежешь…

Метастазы расползлись, поразили все внутренние органы — желудок, кишечник и, по-видимому, печень…

— Ну что, Аюр? — услышал он вдруг вопрос Жамсарана Галдановича. — Что, дорогой товарищ, почему прячешь от меня глаза? Ты ведь не провинился, правда? Ну, говори прямо, что у меня?

И даже попытался улыбнуться… Аюр Базарович растерянно посмотрел на него, зачем-то снял очки…

— Отец Ревомира… Как бы это сказать… Ваши анализы несколько… Ну, не очень они хорошие.

Жамсаран Галданович уперся руками в колени, подался вперед и, не мигая, смотрел врачу в глаза. На висках у него вздулись, пульсировали жилы: значит, часто стучало сердце.

— Волноваться, отец Ревомира, особых причин нет. — Он помолчал. — Потребуются новые исследования… — Голос врача доносился до Жамсарана Галдановича словно издалека, глухо перекатывался в голове, в ушах, будто эхо… — У нас здесь не очень совершенная, несколько устаревшая аппаратура, мы посоветовались и решили перевести вас в специальное отделение… Там знающие врачи, мастера, так сказать, высокого класса, там вы пройдете тщательнейшую проверку.

— Куда вы меня переводите? — тихо, совсем будто спокойно спросил больной. — В какое отделение?

Врач больше не прятал от больного своих глаз.

— В онкологическое.

— Говори прямо, Аюр: у меня рак, да? Рак пищевода, желудка?

Аюр Базарович опустил глаза.

— Не знаю, отец Ревомира, не могу утверждать, нужны новые исследования. В том отделении сделают все, как надо. Хочу верить, что ничего страшного не обнаружится. — Он вдруг неестественно улыбнулся: — Будем надеяться, что всё обойдется… Потом надо иметь в виду, что медицина теперь шагает вперед невиданными шагами. Точно в сапогах-скороходах. Знаете, сколько теперь выздоравливает людей, заболевших раком? Я вас не успокаиваю, дорогой отец моего друга, но рак давно уже перестал быть самой опасной болезнью… Есть другие, более страшные болезни… Болезни века, уносящие огромное количество жизней, — сердечно-сосудистые. Но и с ними медицина ведет успешную борьбу. Не одна наша советская медицина, против многих болезней объединились медики, ученые всего мира.

— Спасибо, — бледными губами проговорил Жамсаран Галданович. — Спасибо за столь увлекательную информацию… — И в этот тяжелый момент он попытался сохранить свое неистребимое ироническое отношение к несчастью, к горю.

— Идите в палату, дорогой отец Ревы, я должен подготовить нужные документы.

Вот тут Жамсаран Галданович вдруг сорвался, резко сказал:

— Хватит, Аюр. Я все понял. Теперь оставьте меня в покое, выпишите, я уеду домой. Понятно? Отпустите домой, и все… Я ни на кого не в обиде. Дома мне будет лучше. Вот так.

— Зачем же? Надо использовать все возможности… Еще не поздно… — Он не знал, что еще можно сказать больному. Говорил, не поднимая глаз. — Знаете, ведь и врачи иногда ошибаются… Будем надеяться на лучшее…

Аюр Базарович поднял, наконец, голову: в ординаторской уже никого не было. Гулко стучал маятник настенных часов…

Врач позвонил дежурной сестре:

— Пригласите ко мне Ревомира Жамсарановича Норбоева.

Ревомир вошел в кабинет и сразу понял, о чем предстоит разговор… Тут, пожалуй, к месту будет сказать, что он с каждым годом все больше и больше походил на своего отца. Стройный, высокий, продолговатое лицо, нос с чуть заметной горбинкой, большие черные глаза… Крепко сжатые яркие губы… Вот ведь как: сын, в котором с трудом вмещается сила, энергия, так похож на отца. И отец — исхудавший, с потухшими глазами… «Вот он, круговорот жизни, необратимость ее законов»,— подумал Аюр Базарович. Он еще со студенческих лет был склонен к философским размышлениям.

Они проговорили долго.

— Думаешь, не выдержит операции?— Ревомир отцовским жестом откинул назад волосы.

— Выдержит — не выдержит…Тяжело говорить, но ты должен знать правду: сейчас вопроса о необходимости операции уже не возникает. Вот посмотри ренгеновский снимок. — Они подошли к окну. — Вот это — опухоль. Видишь? Она захватила конец пищевода и край желудка… Видишь? Вот здесь, видишь? Опухоль разрастается вверх. — Он взял другой снимок. — Между этими снимками две недели. — Видишь, как стремительно она поднимается вверх? — Он отошел от окна, сел к столу, — Опухоль одновременно ползет вниз, метастазы уже захватили большую часть желудка, — Он провел руками по лицу, будто хотел согнать с него печаль и боль. — И уже нет вопроса о том, как твой отец перенесет операцию. Поздно, Ревомир, поздно делать операцию… Если бы он пришел к нам года на полтора раньше…

Отец всегда казался Ревомиру вечным: такой крепкий, такой жизнелюб, такой всегда энергичный, нельзя было представить его вдруг заболевшим.

— Значит, — через силу спросил он Аюра, — значит, нет никакой надежды?

— Что сделаешь, дорогой дружище?.. — печально ответил врач. — Медицина в таких случаях бессильна… Вызвать из Москвы профессора для консультации? Не удивляйся моей жестокости, я должен говорить тебе правду. Никакая консультация не нужна, все настолько очевидно, настолько ясно, что приезжий просто удивится, зачем его побеспокоили. Так что, поверь мне, всем сердцем разделяю твое горе.

— Всю жизнь отцу не хватало времени: недосыпал, чтобы больше поработать, не пользовался отпуском — на это время всегда скапливались дела… Теперь бы только жить и жить… Нас с Энгельсиной, спасибо отцу-матери, выучили, твердо стоим на земле. Внучатами родителей одарили, а тут… — Он долго молчал, потом спросил: — Отец догадывается?

— По-моему, да… Спрашивал меня о раке… Я, понятно, ничего такого не сказал… Но мне пришлось предупредить, что завтра переводим его в онкологию… Сказал это со всей осторожностью, обосновал необходимостью новых исследований, там, мол, самая современная аппаратура… Но твоего отца как обманешь? Догадывается… Уверен, что догадывается…

— Слушай, Аюр… Ни матери, ни Энгельсине говорить пока не буду.

— Правильно,

— Как думаешь, сколько он протянет?

- Организм крепкий. Такого никакая болезнь не сокрушит. — Аюр Базарович помолчал. — Не знаю, как и ответить, но, думаю, с полгода выдержит… Успеешь защитить диссертацию?

— Ты что, Аюр? Какая может быть диссертация? Отец в таком положении, а я уеду в Москву? Как мог подумать?

— А чем поможешь, если будешь с ним рядом? Ты откажешься от диссертации, это его добьет… Понимаешь, ускорит конец…

Такой разговор состоялся у Ревомира с врачом.

После того как его перевели в онкологическое отделение больницы, Жамсаран Галданович подал заявление об уходе на пенсию. Вместе с этим заявлением направил правлению колхоза письмо, в котором рекомендовал колхозникам избрать председателем колхоза Дондока Жамбалова.

6

— Весна приближается, Жамсаран Галданович, — сказал ему как-то в середине февраля лечащий врач. — Думаю, вот, может, вам съездить на время домой, а? Подышите свежим воздухом… молочная пища… отдохнете. — Врач вроде бы говорил искренне. — Природа частенько лечит лучше врачей. Правда. — Он посмотрел больному в глаза. — Ну, на два-три месяца… А потом приезжайте к нам…

Больной улыбнулся… Врач смотрел на него с удивлением, не мог понять, чему он радуется?

Но улыбка была не радостная, а скорбная. Жамсаран Галданович думал: «Не хитрите, доктор… Понимаю: меня уже нельзя поставить на ноги… и никакая природа этого не сможет…»