Поклон старикам

К русскому лечащему врачу он относился с сердечным уважением, с благодарностью. Платил этим за его старания помочь, облегчить страдания, за доброту, за душевность. Перед уходом из больницы сказал:

— Спасибо вам, доктор. Я до конца буду помнить вас, добрый человек… — Жамсаран Галданович был взволнован. — Пожалуйста, доктор… Две-три минуты, понимаю, что вы заняты…

Врач показал ему на стул.

— Не помню, было ли мне тогда десять лет… — начал Жамсаран Галданович. — Батрачил я у нашего богатея Шойдона… Сын у него был, скверный мальчишка. Так и вырос гадом. Вот он однажды нечаянно уронил большой туес, полный молока. Ну, молоко, понятно, все на землю. Как сказать об этом отцу? Мальчишка был трусом, свалил вину на батрачку Намсалму, работала у богача такая тихая, славная девчушка.

Шойдон тут же схватил её за волосы, засвистела плеть. Крик, вопли… Он плетью в клочья изодрал ей халатик.

— Стойте! — закричал я. — Молоко пролил ваш Дэлгэр!.. — И тут же спину мне словно огнем обожгло: это хозяин меня плетью. Я его за руку, но ведь маленький был, разве мне совладать с мужиком… А злости во мне было много. Ну и ухватил его зубами за палец.

Не знаю уж, куда он пнул меня ногой, только в глазах все почернело — небо, облака… Все перевернулось, пошло кувырком. Нe помню, когда очнулся… А рядом, смотрю, Намсалма всхлипывает. Мне, знаете, в этот миг еще горше стало. И стыдно… А как же — такой беспомощный, не смог защитить девчонку. И зарыдал. От злости, от этой самой беспомощности. Реву, зубами рву траву, кулаком — по земле…

Врач скомкал в руке кусок ваты, вытер лоб. Он, кажется, понял, что хотел сказать больной: сидел, нервно постукивал пальцами по столу. Жамсаран Галданович ощутил какую-то неловкость.

— Нет, — сказал он, поднимаясь. — На врачей у меня нет обиды. Понимаю, виноват сам: надо было раньше прийти в больницу… От раскаяний, от сожалений какая польза?

Жамсаран Галданович крепко пожал руку врачу. Заметил, как тот растерянно смотрит на него. — Ничего, доктор, — стараясь показаться веселым, проговорил больной. — Я к вам непременно вернусь. Передам дела новому председателю, отдохну, и к вам. Так что до скорой встречи. Баяртэ.

— До свидания, — охрипшим голосом тихо проговорил врач. И как-то несмело помахал ему рукой.

***

Проводы на пенсию вдруг оказались по-настоящему волнующими, трогательными. И даже вроде бы праздничными, что вообще-то удивительно и неожиданно. Жамсаран Галданович с подозрением посмотрел на секретаря партийной организации Санданова, проворчал:

— Слушай, объясни, что сегодня произойдет в нашем клубе — проводы на пенсию старого, больного человека или, может быть, свадьба? Это, конечно, твоя затея…

— Что вы, Галданович! Недавно звонил Загда Андреевич, просил поздравить, передать лучшие пожелания… Тоже скажете, что моя затея?.. И то, что приедет первый секретарь райкома, Раднаев, опять я виноват?

Жамсаран Галданович пожал плечами, хотя глаза у него заблестели будто бы веселее… То, что приедет Раднаев, это прекрасно… Он всегда внимательный, выдержанный. Если что пообещал, непременно выполнит… Был и у него однажды промах. В первые годы руководства районом заторопился вдруг заменять пожилых, опытных руководителей колхозов молодыми. Естественно, конечно: старики не вечны, молодежь несет с собой и энергию, и смелость, и современные знания. Но у нее зачастую не хватает важного качества: опыта. Житейского. Опыта хозяйственного руководства. Организаторского. Жизнь научит и этому, но когда? Сколько времени уйдёт на это… Лучше бы молодых, образованных специалистов постепенно приучать к большой самостоятельной руководящей работе. Пусть перенимают опыт руководства сложным колхозным хозяйством непосредственно от пожилых, наторевших председателей.

Года четыре назад Жамсаран Галданович тоже чуть было не попал под тот замах… В любом хозяйстве всегда можно найти недостатки. Осенью, помнится, из-за ранних снегопадов не успели в его колхозе убрать участок хлеба… И вот беда: забрела на этот участок отара овец… Проглядели, никуда не денешься… Овцы объелись сырым зерном, пало более двухсот овец… Это — раз.

Было и два: пьяный тракторист заморозил новенький трактор… И — пожалуйте, товарищ Норбоев объясняться на бюро райкома… Обвинения были серьезные, основанные на выводах комиссии, которой руководил прокурор аймака: Норбоева ожидало суровое наказание…

И вот эта решающая минута. Перелистывая толстую папки с материалами, секретарь райкома Раднаев холодно спросил:

— Что вы можете сказать, товарищ Норбоев? Объяснитесь.

Как объяснить то, что произошло? Жамсаран Галданович встал, откинул назад волосы…

— Оправдываться не буду. Во всем виноват я. В том, что так рано выпал снег по колено, тоже, очевидно, моя вина. Двести овец погибли от переедания, я виноват… В поломке трактора — тоже… Стар становлюсь, не по силам работа, не справляюсь. Да и образование у меня какое… ни одного класса не кончил… Прошу освободить меня от работы… Прошу также не сажать за решетку… — сказал и сел на свое место. Бледный, взволнованный.

Секретарь райкома выступил так, как и следовало ожидать. Сказал о все возрастающей роли руководителя, о новых высоких требованиях времени, о техническом прогрессе, который требует от руководителя гибкости, высокой образованности, высокой культуры… В общем, это были известные всем, современные требования к руководителю.

Затем он перешел к стилю работы председателя Норбоева. Выходило, что Норбоев, с его упрямым характером, не обладает необходимыми качествами руководителя… Ну, скажем, лично сам, никому не доверяя, старается в одиночку вести все хозяйство… На это ему, естественно, не хватает ни сил, ни знаний… Впрочем, теперь это не под силу и молодым, более теоретически подготовленным руководителям колхозов…

Не обошлось и без прописных истин о том, что теперь нельзя жить только старым багажом, полагаться на былые заслуги, нельзя руководить людьми окриками, приказами…

Обстановка на бюро после выступления первого секретаря не сулила Жамсарану Галдановичу ничего хорошего. Но тем не менее несколько членов бюро все же выступили в его защиту. В конце концов было принято решение объявить Норбоеву строгий выговор, а вопрос о пребывании его в должности председателя поставить на общем собрании колхозников.

На бюро Жамсаран Галданович больше не выступал, а после бюро, когда к нему зашли старые друзья и несколько молодых, сказал то ли с горечью, то ли от чистого сердца:

— Мы, седые, построили социализм, участвовали в битве с фашизмом, кто на фронте, кто в тылу, там, где нас поставила родина, партия… Каждый вносил свою долю в общее дело… Теперь не расскажешь, как было трудно… Но привели Советскую Родину к сегодняшней счастливой жизни. Желаю молодым, здоровым, сильным добиваться новых успехов…

Вскоре состоялось и общее собрание колхозников. Приехал и первый секретарь райкома партии. Клуб гудел до самого рассвета… Колхозники дружно отстояли своего председателя. Жамсаран Галданович остался на своем посту. Раднаев слушал выступления кохозников с искренним интересом, а уезжая под утро из колхоза, дружески тряс председателю руку и сожалел, что не может задержаться: ждут неотложные дела в аймачном центре. Много позже Раднаев не очень охотно признался Норбоеву, что, пожалуй, погорячился тогда на бюро, круто поставил вопрос… Улыбнулся, словно извиняясь:

— Молодой был… Молодые всегда горячие. Бескомпромиссные…

Они подружились, близко сошлись. С тех пор прошло не так уж мало времени. Жамсаран Галданович уходит на пенсию… Если бы только это… Порой поглядишь, какие здоровые мужики получают пенсионные пособия… А тут…

Жамсаран Галданович и Раднаев тепло встретились, началось собрание, полились красивые речи… Выходило, что нет у дорогого Жамсарана Галдановича ни сучка ни задоринки, что чист он от недостатков и беспорочен, как святой бурхан, и самое место ему в божнице… Нет, не развеселили старика речи друзей, хотя и понимал он их доброе намерение как-то скрасить грустный этот момент. Однако пришла старость, а с ней и страшная болезнь… Нужно великое мужество, чтобы сохранить в такой час хотя бы внешнее достоинство.