Пурга в ночи

— Да. — Бирич был удивлен проницательностью этого человека с голым старческим лицом. Как он умен! — Кроме того, я хочу, чтобы в доверчивые души чукчей меньше всего падало ядовитых зерен о справедливости, равноправии, честной торговле. Они могут дать нежелательные для нас всходы.

— Это главное, — согласился Пчелинцев и торопливо направился к вешалке. — Не будем терять времени.

В кухне сидел Кулик. Проводив коммерсантов, Бирич сказал своему приказчику:

— Попытайся незаметно встретиться в Учватовым и скажи ему, чтобы он ко мне как-нибудь заглянул. Осторожненько. А сейчас пойди к Толстой Катьке, пусть она походит по ярангам, будто какого-то охотника ищет, и говорит между прочим, что он, наверное, бежал от ревкома, который хочет всех чукчей за Новикова перестрелять, а все добро забрать. Ты тоже пойдешь. Чтобы лучше верили, захвати с собой побольше кирпичного чая…

Через час из вечернего Ново-Мариинска стали потихоньку выезжать упряжки. Ново-Мариинск покинули не только приехавшие после переворота, но и многие местные жители — рыбаки. Страшными казались те кары, которые готовил чукчам ревком за гибель Новикова. В панике гнали каюры собак и оленей, со страхом оглядываясь на освещенные окна ревкома. Там продолжалось заседание.

…Члены ревкома вначале были ошеломлены гибелью Новикова и зверством Малкова. Затем к ним пришла ненависть и жажда немедленного возмездия палачам, стремление скорее освободить из застенка устьбельских товарищей. Как и с чего начинать?

Быстро решили послать в Усть-Белую и Марково пятерых человек — Берзина, Мальсагова, Куркутского, Галицкого и Мохова. Им предстояло расследовать обстоятельства гибели Новикова, арестовать и судить Малкова, освободить арестованных им, а также установить Советы в Усть-Белой, Марково и других ближних к ним селах. Рыбалки Сооне и Грушецкого ревком постановил объявить народным достоянием, передать их местным Советам, а имеющиеся запасы рыбы распределить среди голодающих.

Затем выступил Берзин с неожиданным для всех предложением:

— Я еще и еще раз требую, чтобы ревком санкционировал арест наиболее крупных коммерсантов Ново-Мариинска, — страстно говорил он. Глаза его блестели, а на обтянутых скулах горел румянец. — Тогда они будут обезврежены. Кто из вас может быть уверен, что в Ново-Мариинске коммерсанты, приятели Громова, не готовятся ударить нам в спину? Кто?

— Ты все преувеличиваешь, Август, — возразил Мандриков. — В Ново-Мариинске тихо и спокойно. Все убедились, что ревком Действует твердо, решительно и справедливо. Я повторяю — справедливо! Это главное. Гибель Николая Федоровича — очень тяжелая для нас утрата. — Голос Мандрикова дрожал. — Но в этом повинен Малков. Мы должны его и наказать.

— А здесь будем ждать, пока Бирич, Щеглюк, Бесекерский или Пчелинцев кому-то из нас голову отрежут или всем сразу? — возмутился Берзин.

— Нельзя подозревать людей, если нет фактов, — одернул Мандриков.

— Мы не якобинцы! — поддержал ею Булат. — Нельзя вести на гильотину людей только из-за того, что они…

— Где твоя революционность? — напустился на Булата Игнат Фесенко. — Чего с коммерсантами цацкаться? Буржуазию под ноготь — и точка.

— Резать надо, — согласился Мальсагов. — Наших резали. Мы будем резать.

— Ты тут северную вендетту не создавай! — прикрикнул Булат. — Михаил Сергеевич прав, что отклоняет предложение товарища Берзина.

— Комиссар никогда не ошибался, — закричал Клещин. Его заглушил голос Гринчука:

— Очистим нашу землю от всех американцев и их дружков. Я предлагаю арестовать не только наших Коммерсантов, но и Лампе. Не выпускать Маклярена и…

— Спокойно! — потребовал Мандриков.

Но члены ревкома, разгоряченные спором, не слышали его. Струков, которого не отправили из кабинета, не принимал участия в обсуждении. Он внимательно слушал.

Как торговки на базаре орут, думал он. Да я бы, не задумываясь, при аналогичной ситуации расстрелял бы половину голытьбы поста. Латыш верно думает, но не дай бог, чтоб ему уступил Мандриков.

Наконец Мандрикову удалось добиться тишины:

— Как председатель ревкома, я приказываю прекратить споры. Голосовать не будем, брать или не брать коммерсантов. Сторонников Берзина больше, но тут нет Титова, Бучека и Галицкого. Даже если бы они и были за аресты в Ново-Мариинске, я бы не разрешил.

По лицу Берзина прошла тень. Не понравилась категоричность и остальным членам ревкома. Струков про себя подбадривал Мандрикова. Тренев ругал его последними словами. Как было бы прекрасно, если бы предложение Берзина все приняли.

— Гибель Новикова произошла в Усть-Белой, и в ней повинен Малков, — продолжал Мандриков. — Он должен предстать перед судом народа, который и проведут избранные нами товарищи.

— Но не исключена возможность, что здесь… — начал Берзин, но его оборвал Мандриков:

— Я, кажется, ясно сказал и обсуждать свой приказ запрещаю именем нашей партии.

Берзин вздрогнул, как от удара. Он больше ничего не сказал и сел. Плечи его устало опустились. Август Мартынович совсем обессилел. Долгий спор вымотал его. И слабость наступила такая, что Берзин не мог даже шевельнуться.

Но его мысли всецело были заняты Мандриковым. Неужели Михаил Сергеевич не понимает, что революцию нельзя делать наполовину. Кого мы обезвредили? Явных врагов, тех, кто был исполнителем воли таких, как Бирич. Но биричи остались. Они притихли, но не смирились и рано или поздно выступят против ревкома, используя его малейший промах. В том числе и этот, допускаемый Мандриковым.

Берзин вспомнил предупреждение товарища Романа, что с Мандриковым работать будет трудновато: он властолюбив и что у него есть кое-что от эсеров. Но что дело дойдет до такого, Берзин не предполагал. Он подумал, что сегодня надо поговорить с Мандриковым один На один, постараться убедить его в своей правоте.

Тревога не оставляла Августа Мартыновича. Как будет Мандриков без него? Что ж, Михаил Сергеевич не маленький. Берзин подумал о том, что и это должно принести пользу. Побыв в разлуке, они лучше будут понимать друг друга. Август Мартынович прислушался к тому, что говорил Мандриков:

— Я хочу познакомить членов ревкома с теми секретными материалами, которые обнаружены в управлении и представляют для нас интерес.

«Почему он, — подумал Берзин, — оставил Струкова? Он же не член ревкома. Как доверчив Мандриков!»

— Прежде всего, — продолжал Мандриков, — из этих документов стало ясно, что в заливе Креста находится член областного комитета от Петропавловского Совета товарищ Киселев. Что с ним — мы не знаем, он оказался на мысе Дежнева во время поездки по поручению Петропавловского областного Совета. Нам необходимо установить с ним связь. Он хорошо знает, что происходит на самом севере уезда.

— А жив ли он? — засомневался Гринчук.

— На мысе Дежнева хозяйничают коммерсанты, братья Караевы, — сообщил Тренев. — Они похлеще Малкова.

— Смирнов же оттуда! — вспомнил Мандриков. — Его надо расспросить. Я завтра это сделаю, и тогда мы решим, как лучше поступить.

Никто не возражал, и он перешел к следующему документу:

— Здесь есть несколько писем. Учитель Марково Кулиновский просит отпустить денег на ремонт школы и заготовку дров. Громов даже не ответил на это письмо. Из того же Марково есть письмо за подписью попа Агафопода Митрофановича Спицына.

— Большой любитель водки, — Куркутский засмеялся. Мандриков недовольно спросил:

— Ты чего?

— Вспомнил, как этот Агафопод был в Ново-Мариинске под Новый год. Все собрались на молебен, а его нет. Он заменял нашего заболевшего попа. Стали искать — пропал Агафопод. Так молебна и не было. Только на четвертый день отыскался. Маклярен открывает склад, а там среди товара он спит. Как он забрался в склад, Маклярен не видел. Четыре дня Агафопод пил все, что находил в складе, Свенсон его простил.

Ревкомовцы посмеялись и стали слушать письмо Агафопода. Оно было неожиданным.

— «Черепахин, забыв свой долг перед богом и людьми, перестал исцелять страждущих и, подобно жиду, занялся коммерцией, — читал Мандриков. — Непотребная бусурманская девка Микаэла, распутствуя, обманывает доверчивых, как младенцы, туземных жителей. В том же усердствует Мартинсон, агент Свенсона. Их лари ломятся от яств и хлеба, а люди терзаются голодом, и малые дети мрут…»