В тропики годен

Василий Федотович Сомов чутьем старого моряка правильно оценил момент и грохнул в подволок пробкой от шампанского. В воздухе столкнулись и зазвенели бокалы.

– С Новым годом!

Не зная, как протестовать против вопиющего нарушения больничного режима, Шевцов поднял бокал и залпом осушил его…

Прошло два дня, и над теплоходом появились чайки. Они неподвижно висели в воздухе напротив низкого утреннего солнца и жадно смотрели в кильватерную струю. Матросы бросали им куски хлеба, и тогда чайки с воплями падали на воду и ссорились, как сварливые соседки на кухне.

Утром на обход к информбюро Шевцов пришел один. Старпом Стогов был занят с палубной командой – готовился на баке к швартовке. Виктор прождал пять минут, но и пассажирский помощник не появился. Лариса одна сидела за стойкой с телефонами. Доктор подошел к информбюро.

– Доброе утро, Лариса!

– Здравствуй! – улыбнулась она.

– Слушай, а где Евгений Васильевич?

– Откуда я знаю? – сердито повела она плечом. – Я ведь в ресторанной службе, а не в пассажирской, Виктор Андреевич!

– Почему так официально? – опешил главврач.

– Официальный ответ на официальный запрос! – поджала она губы.

– Лариса… не сердись.

– А что вы все пристали ко мне с Евгением Васильевичем? То Лесков, теперь ты еще…

– Прости, я не хотел… В увольнение на берег пойдешь?

– Я на вахте.

– А вечером?

– Буду на палубе.

– Немецким позанимаемся?

– Терпеть не могу немецкий…

– А меня?

– Тебя тоже, когда ты спрашиваешь всякие глупости по-русски.

– Я буду спрашивать по-немецки. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулась и вдруг покраснела она.

Озадаченный доктор шел по палубе. На вечере Лариса почти все время танцевала с Евгением, а на дамское танго почему-то пригласила его, Виктора.

И эти фонтаны в Касабланке, и еще день рождения у старпома…

Шевцов вдруг почувствовал – его уши наливаются краской. Он вспомнил, как наткнулся на Ларису в тесноте арабского базара. Их короткое прикосновение продлилось дольше, чем у случайно столкнувшихся людей. И отодвинувшись друг от друга, они оба взглянули на Сашу – заметил ли он. Виноватое смущение промелькнуло у нее в глазах и осталось между ними невысказанным, как маленькая, но общая тайна. Они оба притворились, что ничего не случилось.

Это чужие южные звезды, дурманы субтропиков и сумасшедшее солнце, растопившее зиму, колдовали над ними.

Шевцов положил руки на планширь фальшборта и уставился в море.

Через час над горизонтом на чистом небе показалось облако. В сильный бинокль было видно, что из облака растут деревья. Это была поросшая лесом вершина острова Мадейра – пик Руиво. Зеленые склоны горы: отвесно уходят в океан. Пляжей тут почти нет. Вместо них – красные граниты обрывов.

Неподвижно висит молочное облако, насквозь проколотое острой вершиной. Облако расплывается по ущельям, стекает вниз, к белым домам, разбросанным над океаном. Это город Фуншал, столица острова. Над реками: тумана прямо по склону горы протянулась необыкновенно яркая радуга. Радуга упирается одним концом в пик Руиво, другим – в бухту Фуншала и осеняет остров, как трехцветное знамя.

Бухта эта искусственная – небольшой залив, огороженный молом. Океан вокруг острова дремлет, щурится солнечными бликами. Ветра нет. Редкая зыбь гладит черный каменный бок мола.

Вокруг бухты среди пышной зелени и гранитных скал рассыпаны кубики домов. У набережной сгрудились отели, рестораны, стандартные коробки офисов. Выше, по склону горы, поднимаются двухэтажные коттеджи. Еще выше взбегают окруженные садами желтые, белые, розовые домики под красными черепичными крышами.

Трап отдан. Врач портнадзора, красивый брюнет с добрыми глазами, поднимается на борт и, широко улыбаясь, жмет руку русскому коллеге. Через четверть часа он уже разложит на столе в курительном салоне фотографии своей жены и детей: трех девочек и мальчика в распашонке, с двумя прорезавшимися зубами. Врачам зовут Франциско. Он влюблен в свою жену, в своих детей, в свой остров.

– О, Мадейра, – говорит он, – это рай на земле, единственное место, где еще можно жить!

Он учился в Лиссабоне, работал в Англии, Франции, Соединенных Штатах, но вернулся на свой остров и клянется, что никогда больше не уедет отсюда.

– Это очаровательный край. Люди становятся здесь добрыми и мудрыми. Пригласите, коллега, своих друзей, я провезу вас по острову. Вы влюбитесь в него, вот увидите!

Саша Лесков занят сегодня. Лариса на вахте. Зато Игорь только что сменился. "Ну, конечно, надо взять Игоря! – думает Шевцов. – Ведь Мадейра – это, как будто, тоже осколок Атлантиды… А раз Игорь, значит и Оля".

Он звонит Игорю, потом Ольге:

– Слушайте, для вас есть шанс стать добрыми и мудрыми за мой счет…

Оля, смущенная приглашением, и сияющий Игорь спускаются по трапу. Втроем они идут по набережной. Доктор смотрит по сторонам и думает: "Дома январь, морозы, вьюги. А тут – пиджак нараспашку. Жарко. Кругом цветы диковинные, аромат густой, хоть руками разгребай, бананы созревают… Детишки голышом вдоль пляжа бегают. Океан лениво этак плеснет волной и снова спит… Хорошо! Но только жить здесь постоянно – с ума сойдешь. Снежку бы сюда!…"

Франциско открывает дверцу своего светло-синего "рено". Ключ в замке зажигания – здесь не угоняют автомобилей. Ольга и Игорь усаживаются сзади, Шевцов – впереди.

Асфальтированное шоссе бежит вдоль берега, потом поднимается в гору. Остров слоистый, как пирог. У подножия гор лоснятся под солнцем темно-зеленые пальмы с волосатыми стволами. Склоны гор поросли дикими розами, переплетенными в колючие заросли. Нежно зеленеют островки банановых рощ. Вокруг домиков кусты дивно цветущих кактусов. Эти сухие и недоразвитые домашние "колючки" здесь, под открытым небом, роскошно цветут розовыми соцветиями.

Дорога бежит вглубь острова. По обеим сторонам шоссе поднимаются горы, зеленые до самых вершин. Жители острова превратили склоны гор в террасы. На каждом уступе возделаны сады: рощи бананов, манго, ананасы, виноградники.

Доктор портнадзора одной рукой ведет машину, второй с гордостью обводит свой покрытый цветами остров. На узкой площадке у края утеса "рено" останавливается. Все выходят из машины. Насыщенный ароматами воздух кружит голову. Чахлые комнатные растения: глицинии, бегонии, орхидеи – здесь растут на воле и цветут круглый год. Удивительный покой растворен вокруг!…

За краем утеса отвесная стена красного гранита обрывается в океан. Далеко внизу плывут яхты и о подножие стены беззвучно разбиваются волны.

Дорога снова поднимается в горы. Надрывно ревет мотор машины. "Рено", как самолет, набирает высоту. Начинает пощелкивать в ушах. Это от высоты. Меняется растительность, становится прохладнее. Выше прибрежных пальм стоят сочные лиственные леса. Еще выше на кирпично-красной почве растут сосны. И на вершине поднимаются к небу голубые ели. Ель эта только отдаленно напоминает нашу елку. Ее голубоватые иглы по десять – пятнадцать сантиметров длиной и нежны на ощупь. От голубых елей гребни дальних гор кажутся синими. Из-за поворота взлетает к небу насквозь стеклянный небоскреб высокогорного отеля. Над входом огромные буквы – "Атлантида". Игорь толкает Шевцова: "Видел?…"

И вот наконец вершина. Синяя горная страна похожа на застывшие волны штормового океана. Неведомые бури прошли когда-то над островом, измяв и вздыбив гранит, как ветер дыбит воду.

Игорь стоит на замшелом граните, расставив ноги, как на мостике, щурит глаза и шепчет какое-то слово. Оля улыбается, придерживая от ветра подол легкого платья. Она знает, что шепчет Игорь – четвертый пока еще штурман, будущий капитан и бессменный вахтенный Атлантиды.

– Игорь, очнись! – тормошит его Шевцов.