Свадебные колокола

Стволы были мокрые, и резиновые сапоги скользили по ним в разные стороны, как по замшелым морским валунам, покрытым зелёным мокрым мхом. Лена несколько раз чуть не упала.

После вчерашнего дождя покорно сникли листья грустных берёз. Берёзы не шумели, когда прошёл дождь, они молчали и думали, наверное, о том, что скоро ударят первые заморозки, что солнце будет теперь холодное, а дни совсем короткие.

Веня плохо выспался и скоро устал. Ноги были тяжёлыми, рюкзак оттягивал плечи, а трубу, которая настойчиво колотила его по спине, хотелось выбросить.

Ничего, успокаивал себя Веня. Ничего страшного. Но если после таких пыток Костя Луньков не организует эстрадный оркестр, пусть уматывается работать в обком комсомола! Я ему так и скажу.

Лена догнала бородатого и пошла с ним рядом. Молчали они недолго.

— Скоро кончится это болото? — спросила Лена.

— А что? — зло усмехнулся Женька.

Он теребил бороду с прилипшей к ней хвоей. Он был доволен. Страшно доволен — всё шло по его задуманному плану. Ещё через несколько часов он их загонит в доску, как лошадей. Тогда у них не будет сил флиртовать и трепаться о высоких материях. Он их проучит.

— Мне кажется, что он устал. Ты бы взял у него эту дурацкую трубу, — попросила Лена, глядя себе под ноги.

Женька нахмурился. Он не умел далеко смотреть и не знал сибирской житейской мудрости — пусть будет плохо тому, кто подумает плохо.

— Ничего, пусть привыкает, — сказал он и с радостью соврал: — Ещё сорок километров, и тридцать из них по болоту.

Лена молча шла рядом.

И Женя с пылом заговорил, выдрав наконец из своей бороды таёжную хвою, опутанную паутиной:

— Навязался этот чёрт на нашу голову! Корчит здесь из себя… А кому нужно всё это? Все эти фокусы и жареные фисташки? Скажи? Здесь ноги нужны хорошие! Дорога людям нужна!

Лена остановилась, чтобы дождаться Веню, и ничего не сказала бородатому.

Женька оглянулся на неё, грубо выругался про себя и снова быстро зашагал вперёд. Он их сегодня измотает. Только зачем он соврал ей? Ведь они скоро будут на месте и разойдутся своими дорогами. Венька же не лезет к ней целоваться и ведёт себя довольно трезво.

Лена дождалась Веню, и они пошли рядом на некотором расстоянии, чтобы не забрызгать друг друга болотной грязью, чавкающей и летевшей из-под ног.

— Ты давно не был дома? — спросила его девушка.

— Мой дом теперь здесь. Смотри, разве плохой дом? — И Веня оглянулся но сторонам.

Мелкий дождь прошёл, и снова проглядывало из-за верхушек деревьев солнце, и берёзы возбуждённо зашумели своими пятиалтынными листьями.

— Разве тебя не тянет в Москву?

— Пожалуй, по праздникам, — усмехнулся Веня, незаметно вытирая лоб от пота и протягивая к девушке руку. — Давай твой рюкзак.

— Вот ещё. Мне привыкать надо. Ты совсем не хочешь в Москву?

Лена смотрела на Веню. Ей было интересно, поэтому она и привязалась к нему с этой Москвой.

— Больше, разумеется, чем в Рио-де-Жанейро. Но жить я хочу в другом городе.

— Каком?

— Своём собственном.

— Не понимаю, — пожала плечами Лена.

— Я и сам плохо понимаю, — улыбнулся Веня. — Это совсем новый город, и в нём скоро на главной улице будут расти розы. Как ты считаешь, красиво?

— Конечно, только их можно и дома разводить.

— Солнце же для всех светит. И радуга для всех, — задумчиво ответил Веня.

Несколько шагов они прошли молча. Под их резиновыми сапогами хлюпала болотная вода.

— Ты устал? — спросила Лена.

— Нет. С чего мне уставать? — Веня снова незаметно вытер потный горячий лоб. — На мне воду возить можно, всё нипочём.

А Лена думала совсем о другом. Она повернула голову к Вене и неожиданно сказала:

— В Сибири не могут расти розы. Они тепло любят.

— Тепла им здесь хватит. Тепло ведь разное бывает, — сказал Веня. Он вспомнил девчонку с веснушками. Любит ли она этого прораба Руслана?

Они остановились у странной высокой сосны, у которой было три ствола. Неизвестно, что случилось когда-то с этой красивой и сильной сосной, раскинувшей в разные стороны три могучих отростка. Может быть, сосна три раза выходила замуж? Каждый ствол был не похож друг на друга, по-своему стройный, крепкий, здоровый. Отростки тянулись к свету, они пробивали себе дорогу наверх, и там высоко под солнцем им было тесно среди пушистых крон и неба.

Веня подошёл к девушке, снял с неё рюкзак и забросил на своё плечо.

— Зачем? — тихо спросила девушка. Её синие глаза снова спросили его «зачем?», но, кроме вопроса, в них не было больше ничего.

Веня пожал плечами — сразу не нашёлся что ответить. Он посмотрел в её синие глаза, словно синие подснежники, и серьёзно сказал:

— Пусть Женька ревнует.

Лена молчала и смотрела на странную сосну. О чём она думала перед этой сосной?

— Это ему на пользу, — успокоил её Веня и твёрдо повторил: — На пользу. От этого ещё никто не умирал.

Лена подошла к сосне, положила руку на один из её стволов и предложила:

— Давайте здесь пообедаем.

Между стволами, которым было тесно и которые рвались к небу, можно было смастерить удобный обеденный стол. Поэтому Веня кивнул девушке, соглашаясь с ней, и закричал на всю тайгу:

— Женька! Обед!

Веня соорудил стол и разжёг костёр.

Они сидели молча вокруг сосны, напоминающей вазу, и обедали. Бородатый обиженно молчал, безразлично копался раскладной вилкой в тушёнке. Он придерживался своего плана действий.

Лена быстро поела и начала ставить на карте отметки.

Веня смотрел через её плечо на карту и думал о бородатом Женьке.

— Нам придётся вернуться, Женя, — сказала Лена и вздохнула? — Ведь этот участок нам надо пройти заново.

— Вернёмся. Делов-то куча. Только вот проводим этого друга.

Веня не обиделся. Он улыбнулся и спросил бородатого:

— Ты какие больше любишь ножки от курицы — правые или левые?

— Мне всё равно, — хмуро отозвался Женя.

— А мне нет, — Веня поднялся и облокотился на один из трёх стволов. — Поскольку петухи и курицы спят на правой ноге, значит, левая нога у них вкуснее и мягче. Закон природы. Соображать надо.

Лена улыбнулась, а бородатый продолжал лениво и молча копаться в тушёнке. Все эти остроты были ему до лампочки — по своему железному плану он не должен был улыбаться, а смеяться он будет последним.

А Веня тогда неожиданно сказал:

— Знаешь, Лена… я могу тебя полюбить.

Наступило неловкое молчание.

Женька разом был выбит из седла — он с мрачным видом бросил тушёнку вместе с вилкой, потом хрипло засмеялся и поднялся на ноги.

Лена удивлённо повернулась к Вене и своими синими-синими глазами смотрела на него. И в этих широко раскрытых глазах Веня не увидел моря, в котором можно было искупаться. А разве он хотел этого?

Женька перестал смеяться и испуганно спросил:

— Как?

— Не знаю, — пожал плечами Веня и вздохнул. — Я никогда никого не любил. Захочу — полюблю. И всё. Всё очень просто в жизни. Мы сами всё усложняем.

— Но я? — с удивлением спросил бородатый.

Дело принимало серьёзный оборот. Искренность бородатого не вызывала у Вени никаких сомнений. Но надо было держать марку до конца, и Веня сделал вид, что не понял товарища.

— А при чём здесь ты? Я же не тебя буду любить.

— Но Лена?

— А что Лена?

— Она… — Женька ничего не мог сказать, словно у него отнялся язык или он проглотил его вместе с тушёнкой.

— Она будет теперь знать всё. Раньше мне казалось, что об этом стыдно говорить при посторонних. — Веня скромно улыбнулся. Ему показалось, что нужна была именно такая улыбка. — Ошибся вот.

Лена по-прежнему ничего не понимала и странно глядела на Калашникова синими, широко открытыми глазами. Ей не обязательно было понимать.

— Это кто посторонний? Я? — возмутился Женя. — Я посторонний?

— Не кричи, — успокоил его Веня. — Если ты в тайге, то и орать можешь, что ли, во всю глотку?

— Ничего себе игрушки — я посторонний, — удивился бородатый и снова закричал: — Лена, почему ты молчишь?