Пурга в ночи

— Да за что мы переворот делали? — закричал взбешенный Кулемин. — Кто ты такой, чтобы приказывать. А? Я спрашиваю, кто ты такой?

Подошел старый чукча Евтуги, с досадой плюнул под ноги Кулемину:

— Совсем плохой. Человека нет, дурака…

Он что-то громко сказал по-чукотски. Из толпы вышли семь чукчей, и они вместе с ним ушли к забоям.

Кулемин продолжал шуметь, надеясь на поддержку, но не получил ее. Шахтеры обругали его и ушли в забой. Даже Малинкин не выступил в защиту друга, хотя по его лицу было видно, что вмешательством Булата он недоволен больше Кулемина. Излив свою ярость в ругани, Кулемин ушел вслед за шахтерами. Колчаковцы не показывались.

— Что-то замешкались! — Харлов ушел в барак и через минуту вышел вместе с ними.

На копях начался первый рабочий день после переворота. Булат вместе с Моховым осмотрели жилье шахтеров. Здесь кроме Малинкина находилось еще четверо колчаковских милиционеров. Избитые шахтерами в начале восстания, они медленно поправлялись. Шахтеры, забыв о своей злобе, ухаживали за больными как могли.

— Надо их перевести в Ново-Мариинск, — решил Булат. — Пусть Струков выхаживает.

Услышав слова Булата, они взмолились:

— Не надо. Не надо. Мы тут скоро поправимся и тоже пойдем уголь рубать…

Милиционеры почему-то подумали, что их под предлогом лечения хотят расстрелять. Малинкин, ковыляя вокруг, твердил:

— Мы тут останемся, тут. Пусть люди видят, что они с нами сделали. Никуда мы не поедем.

— Не поедем, не хотим! — все громче говорили больные, и Булат, махнув рукой, вышел.

— Малинкин мне не нравится, — поделился своими наблюдениями Антон. — Сеет он смуту.

— Да, болтлив и жаден, — согласился Булат. — Шахтеры его не уважают.

Они увидели спешившего к ним Харлова.

— Ты, Булат, назначил меня вместо Щетинина, ты и помогай мне.

— Что случилось? — Булат смотрел через плечо Харлова.

Шахтеры выкатывали первые тачки с углем и высыпали его. На ослепительном снегу уголь казался еще чернее. Шахтеры с удовольствием работали.

— Эй, Булат! — крикнул один, гоня перед собой Тачку. — Твои крестники ручки боятся запачкать.

— У них перчаток нет! — подхватил другой, и шахтеры весело захохотали.

— Слышал? — мотнул головой Харлов. — Это они о колчаковцах.

— Понял.

Булат направился к темному входу, ведущему в забой. Антон последовал за ним. Харлов говорил:

— Еле-еле двигаются.

— Ты им показал, как надо рубать? — остановился Булат.

— В сторону смотрят, — развел тот руками.

— Понятно. — Булат раздумал идти в шахту. — Повременим до конца работы.

Была глубокая ночь, когда колчаковцы вернулись из забоев в барак усталые и голодные. Шахтеры не спали. Настроение у них было хорошее. Впервые они работали не до полного изнеможения. Семь часов пролетело почти незаметно. Колчаковцев, которые двенадцать часов пробездельничали, встретили насмешками:

— Работнички пришли. Вот рубали так рубали, аж замерзли!

— Весь добытый уголек в карманах принесли.

— На ужин не хватит! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо!

Барак гудел от криков, смеха. Булат с Антоном и Харловым сидели за столом и, придвинув лампу, подсчитывали, кто сколько за день добыл угля.

— Чудное дело, — говорил Харлов. — Пробыли в. Шахте угольщики меньше, чем всегда, а уголька дали больше.

— Весело работалось! — крикнул с ближней нары невидимый в полумраке шахтер. — Щетинин не погонял. Да что там говорить, на себя работали.

К столу подошел Трифон Бирич. После шахты оа даже не умылся.

— Мы с утра не ели. Кто кормить нас будет?

— Харлов, это по твоей части, — сказал Булат, не отвечая Биричу.

Тот посмотрел на молодого коммерсанта, почесал за ухом. В бараке стало тихо. Шахтеры с интересом следили за тем, что происходило у стола, и старались не упустить ни слова.

— Как же с вами быть? — в раздумье говорил Харлов. Он незаметно переглянулся с Булатом и кивнул головой. — Зови своих дружков! Садитесь за стол!

Колчаковцы быстро уселись на скамейки. Булат и Антон отошли. Харлов принес к столу ведро, в котором были ломти хлеба и соленая кета. Он взял кусок хлеба величиной с ладонь и такого же размера кусок рыбы. Положил перед каждым.

— Бутерброды господские! — донеслось с нар. — Ишь, как аккуратненько!

— А вилочек серебряных не забудь подать, Харлов!

— Водочки и кофею!

Харлов водрузил на стол огромный чайник.

— Ужинайте.

— Это все? — Лицо Бирича налилось кровью.

Колчаковцы сидели, не смея ни встать, ни взяться за свой мизерный ужин.

— Мало? — удивился Харлов.

— Это издевательство! — вскочил на ноги Перепечко. — Я требую…

— Замолчи! — прикрикнул на него Харлов, но Перепечко не унимался:

— Вы хотите нас уморить голодом!

— Товарищи! — вступил в круг света Булат, и Перепечко испуганно смолк. — Харлов не думал обижать или оскорблять кого-либо. Он выдал этим людям столько еды, сколько они заработали. Вы сами видели, что они в забоях не держали в руках обушка.

Шахтеры одобрительно загудели:

— Верно!

— А когда их поставили на вывозку угля, то они едва ногами шевелили, — сообщил Харлов.

— Как дохлые ползали, — подхватили шахтеры. — Не давать им жрать!

— Привыкли на чужой счет жить!

— Ишь, кочевряжатся, нашим хлебом брезгуют! Не давать им и этого!

Колчаковцы схватились за хлеб и кету, налили в кружки чай. Пока они торопливо ели, Булат говорил:

— Лозунг нашей социалистической революции говорит о том, что, кто не работает, тот не ест. Честно говоря, я хотел вас, товарищи шахтеры, просить накормить этих людей досыта, но они бы не поняли вашего благородства. Они считают, что их оскорбили, выдав им эту еду. Они ведь и ее не заработали. Но почему они возмущены? Потому что привыкли жить за чужой счет. Пусть они сегодня поголодают и поймут, что жить надо честно. Я уверен, что завтра они будут работать лучше и добудут больше угля. Вы их по заслугам и покормите. Правильно ли я говорю?

— Правильно, Булат!

— По-нашему!

— По-шахтерски!

Долго в эту ночь не могли уснуть шахтеры. Булат и Мохов, оставшись ночевать, не успевали отвечать на вопросы. Колчаковцы, забившись в свой угол, скоро заснули, и только Бирич с Перепечко лежа перешептывались. Не спали и Малинкин с Кулеминым.

Утром, когда Кулемин клянчил у него денег, чтобы опохмелиться, Малинкин дал ему десятку, но наказал обязательно зайти к старому Биричу и сказать, что его сын просит денег на продукты. Малинкин рассчитывал, что отец поможет сыну и отвалит изрядную сумму, которую они с Кулеминым и поделят. Едва ли Бирич при новой власти будет на них жаловаться, когда узнает об обмане. Да и с Кулемина взятки гладки, а он, Малинкин, останется в стороне. Теперь у него появился другой план, который обещал хороший доход. Он нетерпеливо ждал, когда в бараке стихнет. Незаметно проскользнул к Биричу и Перепечко.

— Не спите? — И притворно вздохнул: — Какой тут сон. Такое издевательство. Так вот, мой дружок в Ново-Мариинск подастся. Может, что передать кому?

— Какой это дружок? — Перепечко колебался, можно ли доверять Малинкину.

— Кулемин, — объяснил Малинкин. — Он за водкой сбегает. Может, вам что купить?

— Денег нет, — вздохнул Перепечко и решил, что он ничем не рискует, если поверит Малинкину.

— Я могу одолжить, — быстро проговорил Малинкин, и в его голосе зазвучала жадность. — А Кулемин заглянет к господину Биричу, и он вернет должок, хе-хе-хе, с процентиками, конечно. Вам убытку не будет, мне зернышко на пропитание.

Трифон Бирич шепнул Перепечко:

— Пусть зайдет к моему отцу и все расскажет. Эх, записку бы написать.

— В следующий раз. — Перепечко стал объяснять Малинкину, что Кулемин должен сделать в Ново-Мариинске, но тут чей-то голос сердито прогудел:

— Эй, кто там шуршит. Спать!

Колчаковцы и Малинкин притихли, прислушались. В бараке стоял разноголосый храп, бормотанье и стоны спящих. Малинкин, выслушав Перепечко, неслышно отполз, и скоро Кулемин, никем не замеченный, покинул барак.